Воскресение (фильм, 1960)
Воскресение | |
Жанр |
психологическая драма |
---|---|
Режиссёр | |
Автор сценария |
Евгений Габрилович |
В главных ролях | |
Оператор |
Эра Савельева |
Композитор | |
Кинокомпания | |
Длительность |
209 мин |
Страна | |
Год | |
IMDb | |
«Воскресение» — художественный фильм режиссёра Михаила Швейцера, экранизация романа «Воскресение» (1899) Л. Н. Толстого. Первая серия фильма выпущена на экран 20 ноября 1960 года, вторая — 23 марта 1962 года.
Содержание
Сюжет
Классическая экранизация романа Л. Н. Толстого, полностью повторяющая его сюжет.
В ролях
- Тамара Сёмина — Катюша Маслова
- Евгений Матвеев — князь Дмитрий Нехлюдов
- Павел Массальский — председатель суда
- Виктор Кулаков — член суда
- Василий Бокарев — Матвей Никитич, член суда
- Лев Золотухин — Бреве, товарищ прокурора
- Надежда Самсонова — Евфимия Бочкова
- Владимир Борискин — Симон Картинкин
- Николай Сергеев — тюремный смотритель
- Анастасия Зуева — Матрёна Харина
- Владимир Гусев — Владимир Иванович Симонсон
- Клара Румянова — Вера Ефремовна Богодуховская
- Валентина Лановая — Марья Павловна Щетинина
- Василий Ливанов — Крыльцов, народоволец
- Михаил Сидоркин — Фонарин, адвокат
- Валентина Телегина — Кораблёва
- Владимир Белокуров — Масленников, вице-губернатор
- Л. Архипова — Федосья (Феничка)
- Владимир Сез — секретарь суда
- Николай Пажитнов — адвокат
- Чеслав Сушкевич — судебный пристав
- Николай Свободин — отставной полковник, присяжный
- Александр Хвыля — Пётр Баклашов, купец второй гильдии, присяжный
- Александр Смирнов — Никифоров, статский советник, присяжный
- Анатолий Касапов — приказчик, присяжный
- Сергей Калинин — артельщик, присяжный
- Владимир Ванышев — Пётр Герасимович, учитель, присяжный
- Мария Виноградова — Хорошавка
- Олеся Иванова — Рыжая
- Вера Бурлакова — сторожиха, арестантка
- Софья Гаррель — Марья Ивановна
- Елена Елина — Софья Ивановна
- Фёдор Одиноков
- Валентина Владимирова — арестантка
- Степан Крылов — Кондратьев
- Владислав Стржельчик — граф Шенбок
- Ролан Быков — сумасшедший
- Павел Винник — Новодворов
- Владимир Маренков — конвойный
- Николай Граббе — тюремный надзиратель
- Майя Булгакова — Анисья
- Лариса Кадочникова — дьячиха[1]
- Алевтина Румянцева — Маруся (нет в титрах)
- Николай Хрящиков — жандарм (нет в титрах)
- Алексей Консовский — текст от автора
Пробы
На роль Катюши Масловой пробовались Татьяна Самойлова и Зинаида Кириенко.
Съёмочная группа
- Автор сценария — Евгений Габрилович при участии Михаила Швейцера
- Режиссёр-постановщик — Михаил Швейцер
- Оператор (1-я серия) — Эра Савельева
- Оператор (2-я серия) — Сергей Полуянов
- Композитор — Георгий Свиридов
- Звукорежиссёры — Константин Гордон, Валерий Попов
- Художник-постановщик (1-я серия) — Давид Виницкий
- Художник-постановщик (2-я серия) — Абрам Фрейдин
Фестивали и премии
Напишите отзыв о статье "Воскресение (фильм, 1960)"
Примечания
- ↑ нет в титрах
Ссылки
- [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=9236 «Воскресение» (1-я серия)] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
- [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=1093 «Воскресение» (2-я серия)] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
|
|
Отрывок, характеризующий Воскресение (фильм, 1960)
– Ну да, ну да.Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.