Воскресенская церковь на Смоленском кладбище
Поделись знанием:
Координаты: 59°56′47″ с. ш. 30°15′10″ в. д. / 59.946528° с. ш. 30.252889° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.946528&mlon=30.252889&zoom=17 (O)] (Я)
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.
– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
(перенаправлено с «Воскресенская церковь (Санкт-Петербург, Смоленское кладбище)»)
| Действующая церковь | |
Воскресенская церковь
Церковь Воскресения Христова | |
| |
| Страна | Россия |
| Санкт-Петербург | На Смоленском кладбище в Василеостровском районе |
| Конфессия | Православие |
| Епархия | Санкт-Петербургская |
| Архитектурный стиль | Нарышкинское барокко |
| Автор проекта | В. А. Демяновский |
| Строительство | 1901—1903 годы |
| Дата упразднения | 1930 (возвращена епархии в 1991) |
| Статус |  Объект культурного наследия РФ № 7810157000
|
| Состояние | Недействующий храм (закрыт на реставрацию) |
Воскресéнская церковь — православный храм в Санкт-Петербурге, принадлежащий епархии, приписан к Церкви в честь Смоленской иконы Божией Матери, открыт по воскресеньям[1]. Стилизован под памятники московского барокко.
Содержание
История
В 1857 году на Смоленском кладбище, в связи с его расширением, было решено построить Успенскую церковь, третью по счёту. Её проект составил архитектор Д. И. Гримм в византийском стиле в подражание Софийскому собору в Константинополе. Проект был утверждён только в 1884 году, однако деньги на строительство собрать не удалось. Через пятнадцать лет архитектор В. А. Демяновский составил новый проект церкви, причём она уже называлась Воскресенской и решена в совсем нехарактерном для того времени стиле нарышкинского барокко. Проект был утверждён и церковь была заложена 16 июня 1901 года.
16 июня 1903 года епископом Гдовским Константином (Булычёвым) был освящён правый боковой придел во имя иконы Божией Матери «Утоли Моя Печали».
30 июня 1903 года епископом Нарвским Антонином (Грановским) был освящён левый придел во имя Всех Святых.
2 мая 1904 года был освящён и главный престол во имя Воскресения Христова. Его украшал золочёный резной барочный иконостас с мозаичными образами по эскизам художника В. М. Васнецова.
Церковь представляет собой неоштукатуренное здание из красного кирпича и имеет форму корабля, его венчали три купола. Три придела внутри разделены глухими перегородками и по сути являются изолированными церквями. Углы фасада украшены по горизонтали белыми полосками, окна украшены лепниной в русском стиле.
10 августа 1921 года в Воскресенской церкви отпевали Александра Блока. В январе 1930 года Воскресенская церковь была закрыта и переделана под общежитие. Церковные ценности и внутреннее убранство были уничтожены. Все три купола утрачены. В 1977 году в здании храма была обустроена насосная станция. В ходе работ были сломаны своды в подвале и сделаны металлические конструкции. В 1989 году работы были остановлены.
В 1991 году церковь возвращена Санкт-Петербургской епархии в самых настоящих руинах. Началось восстановление храма. В первой половине 2010-х годов восстановлены купола. К 2016 году бетонный строительный забор заменён металлической решёткой.
Усыпальница
В подвале храма были устроены склепы для захоронений[2][3]. Далее приводится список погребённых в храме, составленный по работе В. И. Саитова[4]. Добавлен М. М. Стасюлевич, который у Саитова не упоминается.
- Антонов, Владимир Матвеевич, сын генерал-майора, р. 19 октября 1881, ск. 18 августа 1903.
- Антонов, Матвей Антонович, военный инженер, генерал-майор, р. 25 марта 1834 ск. 26 января 1909. Жена: Александра Дорофеевна, р. 28 февраля 1849, ск. 30 августа 1905.
- Косинский, Павел Дмитриевич, инженер-генерал, р. 2 января 1827, ск. 8 августа 1908.
- Лебедева, Юлия Александровна, урожд. Рейх, жена М. А. Лебедева; р. 26 июня 1858, ск. 20 апреля 1908.
- Лебедев, Михаил Алексеевич, почетный лейб-медик Двора Его Императорского Величества, доктор медицины, главный почетный член Покровской Общины, р. 16 октября 1845, ск. 20 апреля 1907.
- Лифлянд, Петр Михайлович, ст. сов., р. 25 мая 1828, ск. 30 октября 1905.
- Новинский, Александр Владимирович, пот. поч. гражданин ск. 11 мая 1908, на 55 г.
- Новинский, Александр Иванович, С.-Петербургский купец, ск. 19 февраля, 1856, на 68 г.
- Новинский, Владимир Александрович, коммерции советник, ск. 25 сентября 1908, на 79 г. Жена: Вера Антоновна ск. 1 января 1907, на 72 г.
- Новинский, Николай Владимирович, капитан л.-гв. Семеновского полка, ск. 23 декабря 1903, на 45 г.
- Огарев, Илья Федорович, генерал-майор, ск. 25 января 1890.
- Огарев, Михаил Ильич, ротмистр 18-го драгунского Клястицкого полка, сын И. Ф. Огарева; ск. 19 марта 1899.
- Папкова, Елена Яковлевна, ск. 15 июня 1903, в воскресенье. Погребена 12 октября 1903. С А. А. Папковым.
- Папков, Александр Адрианович, ск. 6 января 1860. Погребен 12 октября 1903. С Е. Я. Папковой.
- Сперанский, Алексей Иоаннович, протоиерей, строитель этого храма и настоятель; ск. 27 января 1906.
- Стасюлевич, Михаил Матвеевич (1826—1911) — русский историк и публицист, редактор журнала «Вестник Европы».
- Фесенко, Павел Осипович, р. 30 декабря 1849, ск. 26 мая 1906.
- Чистяков, Михаил Андреевич, доктор медицины, ск. 1 января 1909.
- Шляков, Павел Александрович, коммерции советник, ск. в Ментоне 20 января 1909. Погребен 2 февраля.
Напишите отзыв о статье "Воскресенская церковь на Смоленском кладбище"
Примечания
- ↑ [globus.aquaviva.ru/khram-voskreseniya-khristova Храм Воскресения Христова на Васильевском острове]
- ↑ Кобак, Пирютко: Исторические кладбища Санкт-Петербурга, 2011.
- ↑ Храм Воскресения Христова на Смоленском кладбище, СПб, 1904.
- ↑ Саитов В. И., Петербургский некрополь, 1912-1913.
Литература
- Храм Воскресения Христова на Смоленском кладбище. — СПб., 1904.
- В.И.Саитов (составитель), по поруч. Вел. Кн. Николая Михайловича. Петербургский некрополь, том I (А-Г), том II (Д-Л), том III (М-Р), том IV (С-Фита). — СПб., типогр. М.М.Стасюлевича, 5 лин. В.О., д.28, 1912-1913.
- Колышев А. Л. Храм у святых ворот Смоленского кладбища. СПб, 1997, 72 с.
- Александр Валерьевич Кобак, Юрий Минаевич Пирютко. Исторические кладбища Санкт-Петербурга. — М.: Центрполиграф, Издание 2-е, дораб. и испр., 2011. — ISBN 978-5-227-02688-0.
Ссылки
- [sobory.ru/article/index.html?object=00745 Воскресенская церковь в Народном каталоге православной архитектуры]
|
Это заготовка статьи о Санкт-Петербурге. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Это заготовка статьи о христианском церковном здании. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Воскресенская церковь на Смоленском кладбище
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.
– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
