Воскресенский, Павел Иванович

Павел Иванович Воскресенский
Генерал-майор П.И. Воскресенский, 1945 г.
Дата рождения	23 декабря 1894(1894-12-23)
Место рождения	Симбирск, Российская империя (ныне: Ульяновск, Россия)
Дата смерти	23 мая 1972(1972-05-23) (77 лет)
Место смерти	Томск, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Годы службы	1915 — 1918 1918 — 1956
Звание
Командовал	26-я запасная стрелковая бригада, 69-я гвардейская стрелковая дивизия, Балатонская группа войск, 21-я стрелковая дивизия, 20-я механизированная дивизия
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России, Великая Отечественная война
Награды и премии	Других государств:

Павел Иванович Воскресенский (23 декабря 1894, Симбирск — 23 мая 1972, Томск) — военный деятель, участник Первой мировой войны, Гражданской войны в России и Великой Отечественной войны, гвардии генерал-майор.

Биография

Довоенный период

Павел Иванович Воскресенский родился 23 декабря 1894 года в г. Симбирске (ныне Ульяновск) в семье потомственных священнослужителей. Однако уже его отец, Иван Воскресенский, к концу своей жизни был священником-расстригой и в последние её годы работал делопроизводителем Симбирской земской управы; скончался в Симбирске в 1916 года. Его жена, Анна Исааковна, пережила его на 29 лет и умерла в возрасте 80 лет в Краснодаре, куда впоследствии переехала семья.

Начав своё обучение в Симбирской классической гимназии, из-за материальных трудностей этой многодетной семьи (в семье имелось 8 детей), был вынужден продолжить своё обучение в Симбирском реальном училище, с четвёртого класса зарабатывая себе на учёбу репетиторством.

Сразу после окончания реального училища (20 апреля 1915 года) был призван в Русскую императорскую армию и направлен на дальнейшее обучение в Виленское военное училище (Вильна, ныне Вильнюс), поступив в него в качестве юнкера 1 мая 1915 года и окончив его 1 сентября того же года по ускоренной программе обучения военного времени (Русско-германская война). В октябре 1915 года он был произведён в чин прапорщика и в ноябре 1915 года с маршевой ротой направлен на Северный фронт в район г. Двинска (в настоящее время Даугавпилс).

Первая мировая война

С ноября 1915 года по декабрь 1916 года был командиром роты Бородинского 68-го пехотного полка. В феврале 1916 года был произведён в чин подпоручика, в июне 1916 — поручика, декабре 1916 — штабс-капитана. При реорганизации армии в декабре 1916 был назначен командиром батальона 730-го пехотного Городечненского полка 183-й пехотной дивизии при 19-м армейском корпусе. На Северном фронте участвовал в боях под городами Иллукст (ныне Илуксте, Латвия), Якобштадт (в настоящее время Екабпилс), Крейцбург (ныне Крустпилс), на сильно укрепленных позициях немецких войск «Золотая горка», «Фердинандов нос» (фронтовые названия), во взятии острова Глаудан на Западной Двине (Даугаве).

Во время Октябрьской революции находился в Городечненском полку в должности командира батальона, являлся членом дивизионного комитета солдатских депутатов, на выборной основе исполнял обязанности командира полка по январь 1918 года. Вёл агитационную работу против Временного правительства, руководил созданием добровольческих отрядов из солдат полка для Красной Армии и их отправкой в Петроград.

Гражданская война

В мае 1918 года добровольно вступил в ряды 1-й Восточной Революционной Армии под командованием М. Н. Тухачевского. В годы гражданской войны в должности начальника оперативного отдела, а затем начальника штаба 20-й Пензенской стрелковой дивизии, начальника штаба Стерлитамакской группы войск Восточного фронта, командира 142-го стрелкового полка, а затем — 3-й стрелковой бригады 16-й стрелковой дивизии (1-го формирования), а также командира 2-й стрелковой бригады 1-й Донской дивизии и 3-й стрелковой бригады 2-й Донской дивизии (см. фото) отстаивал Советскую власть в борьбе с Колчаком, Врангелем, Деникиным, Махно на Восточном, Южном и Кавказском фронтах.

Участвовал в проведении Сызрань-Самарской (сентябрь-октябрь 1918 года), Ростово-Новочеркасской (январь 1920 года), Тихорецкой (февраль 1920 года), Кубано-Новороссийской (март 1920 года) операций, — освобождении Сызрани, Белебея (ноябрь 1918 года), Стерлитамака (декабрь 1918 года и май 1919 года), Новочеркасска, Орска и многих других городов. Принимал участие в боях за Оренбург, захвате Авзяно-Петровского, Качинского, Белореченского заводов в Уральских горах (январь-февраль 1919 года), освобождении Ростова-на-Дону (январь 1920 года), сражениях с отрядами IV конного корпуса генерала Мамонтова, разгроме врангелевского десанта полковника Назарова (июль 1920 года), уничтожении Улагаевского десанта в районе станицы Ольгинская (август 1920 года), освобождении Мариуполя, Мелитополя (ноябрь 1920 года), Геническа и подавлении банд Махно в Донской области и на Украине до заключения перемирия под Старобельском (ноябрь 1920 года). После реорганизации Красной Армии в сентябре 1921 года был назначен командиром учебно-кадрового полка 22-й стрелковой дивизии (г. Краснодар), с которым участвовал в операциях по ликвидации белогвардейских банд и подавлении Кубанской повстанческой армии генерала Пржевальского на Кубани и Северном Кавказе.

Был дважды представлен к награждению Орденами Красного знамени, за освобождение г. Орска и станицы Ольгинская (материал хранился в делах 16-й стрелковой им. В. И. Киквидзе дивизии и 8-й армии и был захвачен белогвардейскими войсками при отходе 8-й армии под Ростовом).

Межвоенный период

С июня 1922 года — командир 66-го стрелкового полка 22-й стрелковой Краснодарской дивизии, дислоцировавшейся Краснодаре, с января 1923 года командовал 27-м стрелковым полком 9-й стрелковой Донской дивизии. С октября 1924 года — старший помощник начальника оперативной части в штабе 22-й стрелковой дивизии (Краснодар). С сентября 1926 года — помощником командира 221-го Черноморского стрелкового полка 74-й стрелковой Таманской дивизии (город Новочеркасск). С сентября 1929 года — командир 66-го стрелкового полка 22-й стрелковой дивизии (город Краснодар). С февраля 1933 года — командир 221-го стрелкового полка 74-й стрелковой дивизии в Краснодаре.

В 1930 году окончил стрелково-тактические курсы усовершенствования командного состава РККА «Выстрел». В 1936 году ему было присвоено воинское звание «полковник» (приказ НКО за № 736). В 1936 и 1937 годах был дважды награждён Наркомом обороны именными часами, 1938 году (24.01.38) — медалью «XX лет РККА». Подвергся репрессии в связи с «Делом» Тухачевского. Был арестован 7 февраля 1938 года органами НКВД Краснодарского края и обвинён по ст. ст. 58-1, п. б, 58-8 УК РСФСР. 15 мая 1940 года освобождён в связи с прекращением дела. В мае 1941 года был восстановлен в кадрах РККА.

Великая Отечественная война

В годы Великой Отечественной войны принимал активное участие в разгроме фашистских войск на Закавказском, 2-м и 3-м Украинском фронтах, в составе Южной группы войск в должности командира 26-й запасной стрелковой Алтайской бригады, зам. командира 69-й гвардейской стрелковой Звенигородской дивизии, командира 21-й стрелковой и 20-й механизированной Пермской дивизий. Участвовал в Битве за Кавказ и Северо-Кавказской наступательной операции (август 1941 — сентябрь 1942 года). Награждён медалью «За оборону Кавказа» (01.05.44). С июля 1943 года — слушатель Особого курса при Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова.

С июня 1944 года по февраль 1945 года — в должности заместителя командира 69-й гвардейской стрелковой дивизии. Принимал участвовал в Ясско-Кишинёвской операции — прорыве немецкой обороны западнее г. Яссы, боях за взятие городов Роман, Бакэу, Бузэу, Васлуй, разгроме и ликвидации Ясско-Кишинёвской группировки немецко-румынских войск в районе г. Пошта-Элан (вблизи г. Васлуй, Восточная Румыния). Был награждён двумя Орденами Красного Знамени (15 сентября 1944 и 3 ноября 1944). С сентября 1944 года — член КПСС (партбилет № 01135388). Участвовал в Будапештской стратегической операции, награждён медалью «За взятие Будапешта». В январе 1945 года был назначен командиром Балатонской группы войск, 11 февраля 1945 года — командиром 21-й стрелковой Пермской Краснознаменной дивизии, прибывшей в начале 1945 года на 3-й Украинский фронт (командующий — маршал Ф. И. Толбухин), 21 февраля 1945 награждён Орденом Ленина.

С февраля по октябрь 1945 года — в должности командира 21-й стрелковой дивизии (26-я армия, командующий — генерал-лейтенант Н. А. Гаген) участвовал в Балатонской стратегической операции, боях в районе городов Веспрем, Сомбатель (Венгрия), прорыве обороны немцев в районе м. Колодез (16.03.45), форсировании канала Шарвиз. В апреле 1945 — в прорыве немецкой обороны у городов Глогниц, Земмеринг, Пайербах (Австрия, Альпы), ведении боёв в условиях сильно пересеченной горно-лесистой местности в Высоких Альпах, продвижении в направлении населенных пунктов Брук, Леобен, Кальвинг и далее, в район Раах, с захватом большого числа живой силы и техники (порядка 10 тыс. пленных, 700 автомашин, 100 орудий; аэродрома и 200 самолётов у г. Цельтвег). 19 апреля ему было присвоено звание «Генерал-майор». 10 мая 1945 года произошла встреча дивизии с передовыми частями американских войск (80 пех. дивизией) у реки Энс (Enns) вблизи года Лицен (Liezen), Австрия. Состоялось вручение американского ордена «Легион Почёта». В июне-июле 1945 года дивизия была переброшена через Австрию и Венгрию в Румынию с дислокацией в городах Арад, Тимишоара, Липова. 09.05.45 был награждён медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», 31.10.45 назначен командиром 20-й механизированной Пермской Краснознаменной дивизии 9-й механизированной армии, с октября 1945 по июль 1947 года находился в составе Южной группы войск.

Послевоенный период

В июле 1947 года, после расформирования дивизии на территории Румынии, был направлен в Москву в распоряжение Главного Управления кадров и назначен 20 октября 1947 года Начальником Свердловского военно-пехотного училища (Уральский военный округ, командующий — маршал Г. К. Жуков).

С октября 1949 года по январь 1956 года являлся Начальником Томского военного пехотного училища (передислоцированное и переименованное Свердловское пехотное училище), г. Томск, Западно-Сибирский военный округ и начальником Томского гарнизона. Внёс большой вклад в дело подготовки офицерских кадров для Советской Армии.

Со 2 февраля 1956 года находился в запасе, однако принимал активное участие в общественно-политической жизни города, военно-патриотическом воспитании молодежи, являлся депутатом Томского горсовета. Ушёл из жизни 23 мая 1972 года в г. Томске, захоронен там же.

Память

Памятник «От Министерства Обороны за заслуги перед Вооружёнными силами СССР» установлен на Северном кладбище г. Томска с участием Томского и Свердловского военкоматов.

Звания

В период Первой мировой войны: с мая 1915 г. — юнкер, с октября 1915 г. — прапорщик, с февраля 1916 г. — подпоручик, с июня 1916 г. — поручик, с декабря 1916 г. — штабс-капитан. В период Великой Отечественной войны: на 22 июня 1941 года — полковник, с 19 апреля 1945 г. — гвардии генерал-майор.

Награды

Орден Ленина, три Ордена Красного Знамени, Орден Красной Звезды, Орден «Легион почёта», Юбилейная медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии», Медаль «За оборону Кавказа», Медаль «За взятие Будапешта», Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», Юбилейная медаль «30 лет Советской Армии и Флота», Юбилейная медаль «Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», Юбилейная медаль «50 лет Вооружённых Сил СССР», Знак «25 лет победы в Великой Отечественной войне», Медаль «За воинскую доблесть. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина».

Семья

Жена: Воскресенская Лариса Никитична, урождённая Михайлова, уроженка Санкт-Петербурга (1898—1976 гг.)

В составе штаба дивизии прошла вместе с мужем всю Гражданскую войну. Сын: Воскресенский Олег Павлович (1923—1986), выпускник 1-го Киевского артиллерийского училища им. С. М. Кирова, командир огневого взвода 69-й гвардейской стрелковой Звенигородской Краснознамённой дивизии, гвардии старший лейтенант. Прошёл вместе с отцом всю Великую Отечественную войну. Внучка: Воскресенская Ольга Олеговна (1952 год — настоящий день).

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. Том III. Командиры стрелковых, горнострелковых дивизий, крымских, полярных, петрозаводских дивизий, дивизий ребольского направления, истребительных дивизий. — М.: Кучково поле, 2014. — С. 539—540. — ISBN 978-5-9950.
• Н. С. Черушев. Из ГУЛАГА в бой. — М.: Вече, 2013. — С. 16.
• А. И. Бортников, А. Е. Высоцкий, Е. А. Вологдин, Е. К. Лигачёв, Ю. И. Литвинцев, Н. В. Лукьянёнок, А. Н. Новосёлов, П. Я. Слезко, Г. Н. Судобин и др. «Павел Иванович Воскресенский». — Газета «Красное знамя», 26.05.1972 — Томск, 1972.

Ссылки

• Профиль П. И. Воскресенского на сайте 1941g.wordpress.com/about/генералы-и-адмиралы-в/воскресенскийпавеливанович-1894-1972/
• Биографическая справка о Воскресенском Павле Ивановиче на сайте www.vse-adresa.org/book-of-memory/bukva-2/name-58/surname-79/repression-95
• Биографическая справка о Воскресенском Павле Ивановиче на сайте lists.memo.ru/d7/f337.htm
• Профиль П. И. Воскресенского на сайте pamyat-naroda.ru/commander/2783
• Личное дело генерал-майора Павла Ивановича Воскресенского № 1292571, 1941 г. — ЦАМО РФ, Подольск.
• Учётно-послужная карточка П. И. Воскресенского, 1956 г. — ЦАМО РФ, Подольск.
• Личное дело генерал-майора Павла Ивановича Воскресенского № 0780468, 1947 г. — ЦАМО РФ, Подольск.

Отрывок, характеризующий Воскресенский, Павел Иванович

– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.