Воспитание

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Воспитанник»)
Перейти к: навигация, поиск

Под воспитанием понимают комплекс технологий, направленных на целенаправленное формирование личности ребенка (воспитание) или изменение личности (перевоспитание). По определению академика И. П. Павлова, воспитание — это механизм обеспечения сохранения исторической памяти популяции. В английском языке отсутствует аналог русскому слову «воспитание». Русское слово «воспитывать» будет переводиться на английский множеством других слов – обучать, тренировать, ставить на ноги и т.д.).

С понятием воспитания тесно связана социализация ребенка, то есть усвоение детьми и подростками основ родной культуры, регламентирующей понятия добра и зла, одобряемых и неодобряемых поступков, знаний традиций и обычаев.

При этом трудно говорить о социализации как о воспитании применительно к традиционным (первобытным) культурам.

В современных обществах выработан набор технологий, методов, ритуалов, практических действий, призванных формировать из ребенка гражданина в соответствии с представлениями старшего поколения или государственной власти. Такие практики социализации детей носят системный характер и называются методами воспитания. Появляется профессия воспитателя или учителя, чья деятельность состоит исключительно в воспитании и обучении детей. Этим современные общества принципиально отличаются от традиционных культур, где социализация детей проводилась всеми членами племени или деревни просто как часть обычной жизни общины.[1]

Необходимо заметить, что некоторые начала воспитательных технологий существовали и в традиционных первобытно-общинных сообществах в виде института возрастных инициаций мальчиков.





История детства

В своих работах по истории детства Ллойд деМос выделил шесть различных доминирующих моделей отношения к детям на протяжении истории, обосновал влияние воспитания в детстве на особенности взрослой личности и связал выделенные им модели воспитания детей с особенностями развития цивилизации в каждый период. Шесть моделей, по деМосу, следующие[2]:

  1. Инфантицидная (до IV века н. э.) — характеризуется массовым убийством детей и насилием в их отношении;
  2. Бросающая/отстранённая (IV — XIII века) — характеризуется отказом от инфантицида в связи с распространением христианства и практикой передачи родителями детей на воспитание третьим лицам;
  3. Амбивалентная (XIV — XVII века) — характеризуется началом вытеснения практики физических наказаний;
  4. Навязчивая/принудительная (XVIII век) — характеризуется началом понимания потребностей ребёнка;
  5. Социализирующая (XIX — первая половина XX века) — характеризуется массовым распространением педагогических знаний, а также начального и среднего образования;
  6. Помогающая (с середины XX века) — характеризуется индивидуализацией процесса воспитания, отказом от физических наказаний и равноправными отношениями между родителями и детьми.

Возникновение концепций воспитания в европейском обществе

В средние века как только ребенок мог обходиться без матери, няньки или кормилицы, он переходил в мир взрослых.[3]  Понимание детства и необходимости воспитания в европейском обществе появляется 17-18 веках в произведениях философа Джона Локка и писателя Жан-Жака Руссо.[4]

Концепции воспитания отличаются по своей изначальной идее.

Согласно Джону Локку сознание ребенка как чистый лист бумаги, на котором в процессе взросления можно «записать» любую будущую личность. В начале прошлого века бихевиорист Джон Уотсон писал:

"Дайте мне дюжину нормальных, здоровых младенцев и возможность по своему усмотрению выстроить мир, в котором они будут воспитываться, и я гарантирую вам, что, взяв любого, случайно выбранного ребенка, я выращу из него такого специалиста, какого вы назовете: доктора, юриста, художника, торговца, руководителя и, если хотите, даже нищего или вора, независимо от его талантов, склонностей, предпочтений, способностей, призвания или расовой принадлежности его родителей."

Впоследствии этот подход к воспитанию развивался психологом-бихевиористом Бэррисом Фредериком Скиннером, который сводил воспитание к подкреплению (поощрению) желаемого поведения.[5] Методики бихевиоризма весьма эффективны и применяются сейчас при модификации поведения в детских исправительных учреждениях[6], однако по современным представлениям сводить воспитание к подкреплениям и наказаниям ошибочно.

В частности, Альберт Бандура показал, насколько значимо для ребенка наблюдение и подражание поведению других, как детей, так и взрослых.

Противоположные идеи принадлежат французском писателю и философу Жан-Жаку Руссо, который полагал, что ребенок развивается согласно своей врожденной природе, и задача воспитателя – создавать условия для проявления и расцвета этих природных склонностей.

Современные концепции воспитания

Современные идеи воспитания во многом базируются на противоположных концепциях детства, присущих с одной стороны, западному обществу, а с другой – коммунистическим и посткоммунистическим обществам.

Для западного общества ребенок – безгрешный, чистый ангел, взросление – не прогресс, а регресс, приобщение к порочному миру взрослых. В рамках таких представлений порочный взрослый не может воспитывать, он способен только обучать. Воспитание сводится исключительно к семейному и полностью перепоручено родителям. Школа, кружки, секции, студии занимаются обучением.[1]

Для советского и некоторых других обществ (Германия 30-40-х годов прошлого века, Китай) ребенок еще не сформировался как полноценный член общества и должен равняться на взрослый идеал человека и гражданина.[1]

В педагогической теории коммунистических обществ ребенок был уподоблен заготовке в токарном станке, из которой под четко выверенными воздействиями резца-воспитателя получалась вычерченная заранее инженером деталь. Фактически здесь речь идет о насильственном изменении личности («не умеешь – научим, не хочешь – заставим»).

Отсюда иное понимание воспитания. К примеру, в российских учебниках воспитание  определяется как целенаправленное формирование личности[7] в целях подготовки её к участию в общественной и культурной жизни в соответствии с социокультурными нормативными моделями. Цели воспитания — ожидаемые изменения в человеке, осуществленные под воздействием специально подготовленных и планомерно проведённых воспитательных акций и действий. Воспитание человека составляет помимо прочего предмет педагогики как науки.

В рамках такой концепции ребенок и подросток воспитывается в детских коллективах, которыми руководят взрослые (пионерия, гитлерюгенд и др.).

Этот подход глубоко чужд современной западной мысли. Зарубежное «воспитание» гораздо ближе к ненасильственному понятию «социализация ребенка», чем к принудительному изменению личности детей, как понимали и понимают воспитание на постсоветском пространстве. 

Представляется, что обе концепции содержат разумные подходы, однако в своих крайних проявлениях опасны как для общества, так и для детей.

Западные идеи, центрированные исключительно на семье, привели к отчуждению ребенка от взрослого общества, лишению его необходимого неформального общения со старшими, отсутствию необходимых

идеалов для подражания.[8] Акцент на обучении

привел к тяжелой обстановке в американских школах, когда дети живут по законам звериной стаи, в которой малочисленная элита жестоко унижает подчиненное ей большинство.[9]

С другой стороны, представление о ребенке как о чистом листе, о заготовке для изготовления будущего патриотического винтика государственной машины ошибочно с научной точки зрения и может вести к построению тоталитарных, крайне жестоких обществ. Однако в рамках коллективных методов воспитания родились такие прогрессивные течения, как скаутинг в западном обществе и отрядная педагогика в советском[10].

Суть метода коллективного воспитания в том, что подростки объединяются в группу под руководством взрослых лидеров, которые становятся во многом идеалами для подражания и старшими партнерами детей. Такие коллективы строятся по принципам равенства, уважения к личности ребенка и его правам. К детям относятся как к взрослым, ответственным за свои поступки людям, и спрашивают с них как со взрослых. Однако принадлежность к такому детскому объединению всегда добровольная. Ребенок сам решает, хочет ли там находится, а не зависит от решения родителей или чиновников образования. В противовес школе отрядная педагогика использует врожденные, природные механизмы взросления: потребность подростков в объединении (реакция группирования), равенства со взрослыми (реакция эмансипации), стремление к овладению практическими навыками (хобби-реакция).  За коллективным (отрядным) методом воспитания в России закрепилось наименование «неформальная педагогика».[11]

В целом зарубежные исследования сводятся к изучению стиля семейного воспитания или изучению обучения.[12] В силу специфики предмета западные исследователи полагают, что воспитание в семье не оказывает существенного влияния на формирование личности ребенка. При статистической обработке данных фактор воспитания не дает статистически значимого результата и им можно пренебречь. Российские и советские ученые (О.В. Лишин, Д.Б. Эльконин и др.) в основном изучали отрядные методы, однако систематического изучения результатов такого воспитания до сих пор не существует. 

Общие механизмы научения и воспитания

Понятие воспитание неотделимо от других, таких, как образование и профессионализация. Оно коррелирует со значениями функций умение (знание, навык) планирование (организация, контроль) и т. д. Наличие этих сквозных связей между достигнутыми объёмами представлений (целым) позволяет устанавливать соответствие с имеющим уровнем цивилизованности в обществе. А в учебных заведениях взаимосвязь этих функций позволяет формировать методическое обеспечение в зависимости от специализации.

Воспитание в общем у животных — процесс реализации сигнальной наследственности — передачи навыков потомству через условный рефлекс подражания с целью формирования стереотипов поведения, а также его результат (наличие или отсутствие воспитания). Собственно зачатки воспитания демонстрируют уже низшие хордовые (например миноги), моллюски и членистоногие.

Млекопитающие

У высших животных этот процесс многократно усложняется, включая в себя помимо передачи определённых навыков адаптации к окружающей среде, также и навыки коллективного поведения (в стаде или стае).

Важнейшим элементом воспитания является совместная игра детей и родителей. У многих хищников игры более сложные, они включают элементы тренировок с разделением ролей, необходимым для успешной совместной охоты.

Отсутствие надлежащего воспитания, невоспитанность зачастую приводит в дикой природе к негативным последствиям, вплоть до исчезновения вида.[[Категория:Википедия:Нет источников с Ошибка: неправильное время]]Ошибка выражения: неожидаемый оператор <К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)Ошибка выражения: неожидаемый оператор <

Человек

Воспитание обычно строится «на трёх китах»:

Ни одно животное не затрачивает так много времени и сил на воспитание своего детёныша, сколько на это необходимо человеку для воспитания ребёнка, как личности. Исключительное значение воспитание приобретает в человеческом обществе. С его помощью формируются:

  • вторая сигнальная система (речь)
  • поведенческая активность, направленная на изменение внешней среды
  • деятельность, опосредованная через измененные элементы внешней среды (орудия производства).

Благодаря этим модификационным возможностям, человеческая популяция создала специфические наследственные структуры негенетического характера — культуру и этническую традицию. Феномен человеческой популяции заложен в качественно новых способах, по сравнению с популяциями остальных высших животных, коллективной переработки информации и высокой скорости обработки информации индивидом, живущим в социуме. В принципе человеческий организм структурно ни чем не отличается от всех остальных высших животных, однако сочетание двух вышеуказанных факторов создало значительное преимущество в выживании за счёт направленного изменения среды обитания под доступные пределы адаптации человеческого организма.

Дети джунглей

Известны случаи, когда оставшиеся без попечения дети выживали в сложных условиях дикой природы, в том числе при поддержке диких зверей, а в дальнейшем и воспитывались ими. По понятным причинам такие случаи более часто отмечаются в странах с тёплым климатом, в частности, в Индии. По названию известной английской сказки такие дети нередко именуются «детьми-Маугли». В отличие от благостного завершения упомянутой сказки, такие дети, будучи возвращёнными в человеческое общество даже в возрасте 6-7 лет, оказываются не в состоянии полноценно освоить язык и другие виды культурного взаимодействия в обществе.

Объяснение данных фактов даются в зависимости от педагогических теорий, которых придерживаются соответствующие авторы.

Так, последователи культурно-исторического подхода к обучению (Гербарт, Выготский, Т. Д. Лысенко[уточнить] и их последователи), принявшие за основу возможность новообразования (по-английски — формирования) способностей к обучению и последующего «развития» их объясняют упомянутые факты задержками новообразования способностей и умственного развития детей, формирования социально-необходимых для жизни в человеческом обществе ролей.

Последователи природосообразного подхода к обучению (Коменский, Дистервег, Песталоцци, Ушинский и другие), говорят о том, что соответствующие природные способности детей в данном случае не были своевременно пробуждены и востребованы, в связи с чем позже не смогли раскрыться в полном объёме.

Известен также случай Каспара Хаузера, который воспитывался в тюремных условиях, был лишён полноценного воспитания и потому совершенно не понимал окружающего мира.

Определения

На протяжении столетий понятие воспитания неоднократно изменялось и корректировалось. До реформ Петра I под воспитанием понималось «вскармливание, выращивание»[14], поскольку само слово однокоренное со словом питание. В словаре Даля было сказано, что воспитывать значит «заботиться о вещественных и нравственных потребностях малолетнего, до возраста его; в низшем значении вскармливать, взращивать (о растении), кормить и одевать до возраста; в высшем значении научать, наставлять, обучать всему, что для жизни нужно…»[15]. По определению ЭСБЭ (в редакции 1892 года) воспитание «есть преднамеренное воздействие взрослого человека на ребёнка или юношу, имеющее целью довести его до той доли самостоятельности, которая необходима человеку для исполнения своего назначения человека на земле»[16]. Зигмунд Фрейд в соответствии со своей концепцией достаточно широко определял воспитание как «процесс побуждения к преодолению принципа удовольствия и к замещению его принципом реальности». Толковый словарь Ожегова описывал воспитание как «навыки поведения, привитые семьей, школой, средой и проявляющиеся в общественной жизни»[17]. В то же время в современной педагогике даётся и более четкое определение: воспитание — развитие направленности личности как «верхнего этажа» её иерархической структуры (формы направленности: мировоззрение, убеждения, идеалы, стремления, интересы и т. д.)[18]. В психологии воспитание рассматривается в первую очередь как «деятельность по передаче новым поколениям общественно-исторического опыта; планомерное и целенаправленное воздействие на сознание и поведение человека с целью формирования определённых установок, понятий, принципов, ценностных ориентации, обеспечивающих условия для его развития, подготовки к общественной жизни и труду»[19].

Виды воспитания человека

Выделяются следующие виды воспитания человека:

  • По содержанию воспитания:
  • По институциональному признаку:
    • семейное
    • религиозное
    • социальное (в узком смысле)
    • дизсоциальное (асоциальное)
    • коррекционное
  • По доминирующим принципам и стилю отношений (это разделение не является ни общепринятым, ни чётким):
    • авторитарное
    • свободное
    • демократическое
  • В силу значительной широты охвата понятия в целом, в российской педагогике выделяется такое понятие, как
    • социальное воспитание — целенаправленное создание условий (материальных, духовных, организационных) для развития человека. Категория воспитания — одна из основных в педагогике. Исторически сложились различные подходы к рассмотрению этой категории. Характеризуя объём понятия, многие исследователи выделяют воспитание в широком, социальном смысле, включая в него воздействие на личность общества в целом (то есть отождествляя воспитание с социализацией), и воспитание в узком смысле — как целенаправленную деятельность, призванную формировать у детей систему качеств личности, взглядов и наблюдений[20].

Дефекты воспитания

Дефекты воспитания являются своеобразным «браком» процесса воспитания, когда в силу тех или иных причин у особи не вырабатываются некоторые из этологических стереотипов или же, соответственно, не усваиваются определённые адаптивные нормы. Дефекты воспитания могут быть относительно безвредными, но могут и представлять существенную опасность как для самой особи, так и для её окружения и среды обитания. Причинами возникновения дефектов воспитания могут быть по отдельности или в совокупности следующие факторы:

  • расстройства здоровья индивида (особи)
  • особенности среды, в том числе социальной
  • наследование дефектов воспитания
  • дефицит ресурсов
  • издержки технологии и методологии воспитания

и т. д.. Наличие дефектов воспитания может быть причиной проявления в дальнейшем у индивида различных форм девиантного поведения. Одновременно с этим механизм формирования дефектов воспитания в природе является своеобразным фильтром, действующим в рамках естественного отбора и предотвращающим устойчивое воспроизведение определённых патологий (не обязательно поведенческих) в потомстве.

Напишите отзыв о статье "Воспитание"

Примечания

  1. 1 2 3 Дарья Димке [vk.com/doc-89035659_437166798 «Памяти павших будьте достойны»: практики построения личности в утопических сообществах»] // «Социология власти». — 2014. — № 4.
  2. [psychlib.ru/mgppu/SPs/SPs-001.HTM Шнейдер, Л. Б. Психология семейных отношений. — Москва: Апрель Пресс; ЭКСМО-Пресс, 2000. — 512 с.]
  3. Ф. Арьес. Ребенок и семейная жизнь при старом порядке. — Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 1999. — ISBN 5-7525-0740-5.
  4. Уильям Крэйн. Теории развития человека. — Прайм-Еврознак, 2007. — С. 512. — ISBN 978-5-93878-395-9.
  5. Уильям Крэйн. [wildkids.biz/ethnography/science/psy/960-dayte-mne-dyuzhinu-mladencev-vospitanie-kak-nauchenie.html Дайте мне дюжину младенцев: воспитание как научение]. Этнография детства. — Отрывок из книги "Психология развития человека".
  6. [wilds.biz/krim/14-zhetonnaya-sistema-kak-metod-raboty-s-nesovershennoletnimi-osuzhdennymi.html Жетонная система как метод работы с несовершеннолетними осужденными]. Wilds Journal. Проверено 2 января 2016.
  7. Гавров С. Н., Микляева Ю. В., Лопатина О. Г. Воспитание как антропологический феномен. Учебное пособие. — М.: Форум, 2011. — 240 с. — ISBN 978-5-91134-545-7
  8. Бронфенбреннер, Ури [wildkids.biz/ethnography/nasha/socio/250-detstvo-kotoroe-my-poteryali.html Детство, которое мы потеряли]. Этнография детства. — Отрывок из книги американского психолога Ури Бронфенбреннер "Два мира - два детства. Дети в США и в СССР", 1976 г..
  9. Эллиот Аронсон. Общественное животное. Введение в социальную психологию. — Психология-лучшее. — Санкт-Петербург: Прайм-Еврознак, 2007. — 415 с. — ISBN 5-93878-216-3.
  10. Лишин О.В. Педагогическая психология воспитания / Д.И. Фельдштейн. — Москва: «Академкнига», 2003. — 332 с. — ISBN 5-94628-043-0.
  11. А.Е. Личко. Психопатии и акцентуации характера у подростков.
  12. Уоллес Диксон. Двадцать великих открытий в детской психологии. — Санкт-Петербург: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2007. — 448 с. — ISBN 5-93878-292-9.
  13. Чуковский К. И. От двух до пяти. — М.: КДУ, 2005. — 400 с. — 5000 экз. — ISBN 5-98227-092-X
  14. Словарь русского языка XI—XVII вв.- М., 1976.
  15. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1989.
  16. Энциклопедический словарь: В 82 т. / Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон.- СПб., 1892.
  17. С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. Толковый словарь русского языка
  18. [www.anovikov.ru/books/op.pdf А. М. Новиков. Основания педагогики. — М.: Эгвес, 2010.]
  19. С. Ю. Головин. Словарь практического психолога.
  20. Мудрик А. В. [www.otrok.ru/teach/enc/txt/3/page72.html Воспитание] / гл. ред. Давыдов В. В. — Российская педагогическая энциклопедия. — М.: Научн. изд. «Большая Российская энциклопедия», 1993. — Т. 2. — С. 166–168. — 608 с. — ISBN 5-85270-140-8.

См. также

Литература

  • Павлов И. П. Мозг и психика: Избранные психологические труды. — М.: изд. МПСИ, 2004. — ISBN 5-89502-621-4.
  • Ушинский К. Д. Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии. — М., 1868—69. — Т. 1—2.
  • Януш Корчак. Ребёнок в семье [lib.ru/KIDS/KORCHAK/rebenok.txt], Интернат [www.deti.zp.ua/show_article.php?a_id=1037] (два раздела из книги «Как любить ребёнка»).
  • Ромашина Е. Ю. Педагогика. — Тула, 2003.
  • Сигнальная наследственность // Исследования по генетике. Сб.1. Под ред. М. Е. Лобашева. Л., изд. Ленингр. ун-та, 1961.
  • Журавлёв В. И. Педагогика в системе наук о человеке. — М., 1990.
  • Ерёмин В. А. Воспитание в испытаниях. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2011 г. 176 c. с илл. ISBN 978-5-91657-212-4
  • Ерёмин В. А. [makarenko-museum.ru/lib/Eriom/Eriomin_V_Desperate_Pedagogics.pdf Отчаянная педагогика.] М.: Владос, 2008 г. (разм. на страницах Пед. музея А. С. Макаренко с разр. автора.)
  • Маликова Л. И. Воспитание в современной школе. М., 1999.
  • Педагогический словарь. Под редакцией Кождаспировой Г. М., М.: «Академия» — 2005. ISBN 5-7695-0445-5
  • Шевченко Л. Л. Этические альтернативы. М.: «Алетейя», 2002.
  • Лоренц К. [www.lib.ru/PSIHO/LORENC/agressiya.txt Агрессия. М., изд. группа «Прогресс», 1999.]
  • Лоренц К. [igrunov.ru/vin/vchk-vin-discipl/ecology/books/vchk-vin-discipl-ecol-Lorenz.html Оборотная сторона зеркала. М., изд-во «Республика», 1998 г.]
  • Новиков А. М. [www.anovikov.ru/books/op.pdf Основания педагогики. — М.: Эгвес, 2010.]
  • Краевский В. В. Педагогика между философией и психологией. // Журнал «Педагогика» — 1994.- № 6.
  • Гуляихин В. Н. [e-notabene.ru/lr/article_12808.html Правовое воспитание человека как процесс формирования ценностно-смыслового компонента правосознания]// Юридические исследования. 2014. № 8. С.60-79.
  • Мишель Борба. Нет плохому поведению: 38 моделей проблемного поведения ребёнка и как с ними бороться = No More Misbehavin': 38 Difficult Behaviors and How to Stop Them. — М.: «Диалектика», 2006. — С. 320. — ISBN 0-7879-6617-7.
  • Сандра Хардин Гукин, Дэн Гукин. Воспитание детей для "чайников" = PARENTING FOR DUMMIES. — М.: «Диалектика», 2004. — С. 384. — ISBN 0-7645-5418-2.
  • Юркевич Памфил Данилович. [student.luguniv.edu.ua/ua/znatu/yurk/ Сакральная педагогика сердца]. — Луганск: ЛГПУ, 2000. — С. 70.
  • Юркевич Памфил Данилович. [student.luguniv.edu.ua/ua/znatu/yurk/ О христианстве и воспитании]. — Луганск: ЛГПУ, 2005. — С. 100.
  • Луков Вал. А. [www.zpu-journal.ru/zpu/2005_3/Lukov_Val/19.pdf Парадигмы воспитания] // Знание. Понимание. Умение. — 2005. — № 3. — С. 139-151.
  • Зимняя И. А. [www.zpu-journal.ru/zpu/2006_1/Zimniaia/11.pdf Стратегия воспитания: возможности и реальность] // Знание. Понимание. Умение. — 2006. — № 1. — С. 67-74.
  • Трушников Д. Ю. [www.zpu-journal.ru/e-zpu/2009/2/Trushnikov/ Система управления качеством воспитания в инженерном вузе] // Электронный журнал «Знание. Понимание. Умение». — 2009. — № 2 - Педагогика. Психология.
  • Трушников Д. Ю. [lit.lib.ru/t/trushnikow_d_j/wospitaniegumanisticheskogootnoshenijakprirodehtm.shtml Воспитание гуманистического отношения к природе в процессе преподавания естественнонаучных дисциплин] // библиотека Мошкова. — 2004. — № 2 - Педагогика. Психология.
  • Трушников Д. Ю. [lit.lib.ru/t/trushnikow_d_j/sistemawospitanijainzhenernyhkadrowhtm.shtml Система воспитания инженерных кадров в условиях университетского комплекса] // библиотека Мошкова. — 2000. — № 2 - Педагогика. Психология.
  • Уильям Крэйн. Психология развития человека. 25 главных теорий. Глава 1. [wildkids.biz/ethnography/science/psy/959-rannie-teorii-vospitaniya-preformizm-lokk-i-russo.html Ранние теории: преформизм, Локк и Руссо]

Ссылки

  • [ped.vslovar.org.ru/360.html Воспитание в Визуальном словаре]
  • [socdialog.com/html/3.html Воспитание. Метод «встречных усилий»]
  • [sir35.ru/Karla/Mec_124.htm Краткое руководство по воспитанию детей]
  • [www.rebenok.com/info/library/slova.html Воспитание и обучение детей: словарь терминов]
  • [novainfo.ru/ekonomicheskoe-vospitanie-molodezhi-v-kontekste-sovremennykh-sotsialnykh-preobrazovanii/ Экономическое воспитание молодёжи]

Отрывок, характеризующий Воспитание

С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.