Воспоминания и размышления

Воспоминания и размышления
Суперобложка первых изданий
Автор:	Георгий Жуков
Жанр:	мемуары
Язык оригинала:	русский
Оригинал издан:	1969
Издатель:	АПН
Выпуск:	1969-01-16
Страниц:	736
Носитель:	книга
ISBN:	978-5-4444-4288-3
Следующая:	1974 - 2016
[ивановская-волость.рф/biblioteka/zhukov/ Электронная версия]

«Воспомина́ния и размышле́ния» — книга мемуаров русского советского военачальника, Маршала Советского Союза — Георгия Константиновича Жукова. Впервые опубликована в 1969 году, многократно переиздавалась.

Содержание

излагается по изданию 1971 г. АПН, Москва

В мемуарах Георгий Константинович Жуков вспоминает свою жизнь, пытается дать ей оценку. Описывая своё детство, он пишет о нелегком крестьянском труде, вспоминая, как впервые пошел на жатву с отцом, заработал первые мозоли, и как впервые познал несправедливость:

…Вдруг вдали показались какие-то ярко освещенные многоэтажные здания. — Дядя, что это за город? — спросил я у пожилого мужчины, стоявшего у вагона. — Это не город, паренек. Это наро-фоминская ткацкая фабрика Саввы Морозова. На этой фабрике я проработал 15 лет, — грустно сказал он,- а вот теперь не работаю…Каждый раз, проезжая мимо проклятой фабрики, не могу спокойно смотреть на это чудовище, поглотившее моих близких…

Описывая свою работу в мастерской, Георгий Константинович пишет о том, каким унижениям и побоям подвергались ученики (Гл. воспоминание о приказчике Василии Данилове). Особо интересны замечания о Первой мировой войне.

Будучи призванным в 1915 г., будущий маршал не испытывал особого энтузиазма, «так как на каждом шагу в Москве встречал несчастных калек, вернувшихся с фронта, и тут же видел, как рядом по-прежнему широко и беспечно жили сынки богачей».

В мемуарах особо указывается, что служба в кавалерии была воспринята Жуковым радостно, он подчеркивает, что обучение было на хорошем уровне, но недостатком служила пропасть между солдатами и офицерами, отсутствие единства (размышление об унтер-офицерском составе], отсутствие мотивации солдат в участии в войне:

Беседуя с солдатами, я понял, что они не горят желанием «нюхать порох», не хотят войны. У них были уже иные думы — не о присяге царю, а о земле, мире и о своих близких.

Последовавшую после революции Гражданскую войну Жуков описывает более хронологически, указывая, что одним из факторов поражения Красной Армии была её слабая подготовка, особенно солдат-новобранцев и курсантов.

Как одним из важных результатов, маршал называет единение армии и народа, руководящей роли партии в военных вопросах.

Последующие главы описаны более схематично, много данных, а также воспоминаний об офицерах и соратниках. Можно отметить воспоминания о командовании Киевским округом. Так, например, Георгий Костантинович пишет о том, «что же представляла наша Красная Армия в то тревожное время? (канун Великой Отечественной войны)», где на основании многих источников (заседаний и совещаний), с одной стороны признается готовность армии к боевой готовности в течение 4—6 часов, возможность быстрой переброски солдат и техники от 8—20 часов, с другой — недостаточность военной подготовки

Канун войны отдельно описывается маршалом. Он пишет о состоянии армии накануне вторжения — перемены в военно-промышленном секторе, ситуацию в стрелковых войсках, артиллерии, инженерных войсках и в войсках связи, ситуацию в авиации и ПВО. Особое внимание уделяется тактике. Г. К. Жуков пишет:

Военная стратегия строилась главным образом на правильном утверждении, что только наступательными действиями можно разгромить агрессора. В то же время другие варианты борьбы — встречные сражения, вынужденные отступательные действия, бои в условиях окружения… — рассматривались недостаточно основательно.

Начавшаяся Великая Отечественная война занимает большую часть мемуаров. В главах посвящённых началу Войны, Жуков неоднократно говорит о своей ответственности:

Надо признать также, что определенную долю ответственности за недостатки в подготовке вооруженных сил к началу военных действий несут нарком обороны и ответственные работники Наркомата обороны. Как бывший начальник Генерального штаба и ближайший помощник наркома, не могу снять с себя вины за эти недостатки и я. (Гл. 11)

В частности, он утверждает, что не участвовал в подготовке Директивы № 3, так как был послан в 13:00 22 июня на Юго-Западный фронт и в 14:00 уже летел в Киев.

Однако в соответствии с Дневником посещений И. В. Сталина, Жуков, с 14:00 до 16:00 22 июня находился в кабинете Сталина в Кремле.

Здесь и хронологическое описание событий, но что важнее и воспоминания о действиях высшего руководства страны в те трагические годы. Вот как описывается ситуация вокруг Киева:

…Я не ответил и продолжал: « Юго-Западный фронт необходимо целиком отвести за Днепр. За стыком Центрального и Юго-Западного фронтов сосредоточить резервы не менее пяти усиленных дивизий». — «А как же Киев?» — спросил И. В. Сталин. Я понимал, что означали два слова: « Сдать Киев» для всех советских людей и для И. В. Сталина. Но я не мог поддаваться чувствам, а, как человек военный, обязан был предложить единственно возможное, на мой взгляд, решение в сложившейся обстановке. — «Киев придется оставить, — ответил я.- На западном направлении нужно немедленно организовать контрудар с целью ликвидации ельнинского выступа. Этот плацдарм противник может использовать для удара на Москву». -« Какие там ещё контрудары, что за чепуха? — вспылил И. В. Сталин. — Как вы могли додуматься сдать врагу Киев?». Я не смог сдержаться и ответил: « Если вы считаете, что начальник Генерального штаба способен только чепуху молоть, тогда ему здесь делать нечего…»

• Глава первая. О детстве и юности
• Глава вторая. Служба солдатская
• Глава третья. Участие в гражданской войне
• Глава четвёртая. Командование полком и бригадой
• Глава пятая. В инспекции кавалерии РККА, командование 4-й кавалерийской дивизией
• Глава шестая. Командование 3-м кавалерийским и 6-м казачьим корпусами
• Глава седьмая. Необъявленная война на Халхин-Голе
• Глава восьмая. Командование Киевским особым военным округом
• Глава девятая. Накануне Великой Отечественной войны
• Глава десятая. Начало войны
• Глава одиннадцатая. От Ельни до Ленинграда
• Глава двенадцатая. Битва за Москву
• Глава тринадцатая. Суровые испытания продолжаются (1942 год)
• Глава четырнадцатая. Разгром фашистских войск в районе Сталинграда
• Глава пятнадцатая. Разгром фашистских войск в районе Курска, Орла, Харькова
• Глава шестнадцатая, В битвах за Украину
• Глава семнадцатая. Разгром фашистских войск в Белоруссии и окончательное изгнание их с Украины
• Глава восемнадцатая. На берлинском направлении
• Глава девятнадцатая. Берлинская операция
• Глава двадцатая. Безоговорочная капитуляция фашистской Германии
• Глава двадцать первая. Первые шаги Контрольного совета по управлению Германией. Потсдамская конференция
• Заключение. О том, без чего не могло быть победы

Издания

1969 — 1 издание (752 стр. тираж 100.000 экземпляров, 736 стр. тираж 400.000 экземпляров)

После смерти Жукова его мемуары многократно переиздавались:

• 1974 — 2 издание (В двух томах — 432, 448 стр. — тираж 300.000 экземпляров)
• 1979 — 3 издание (390 стр.)
• 1979 — 4 издание (383 стр.)
• 1983 — 5 издание (В трех томах — 984 стр.) — тираж 100.000 экземпляров
• 1984—1985 — 6 издание (В трех томах — 981 стр.)
• 1986 — 7 издание
• 1987 — 8 издание
• 1988 — 9 издание (В трех томах — 960 стр.) — тираж 100.000 экземпляров
• 1990 — 10 издание. Самое первое исправленное и дополненное по рукописи автора. Все последующие воспроизводят именно его. (В трех томах — 1152 стр. (в переплете), 1134 стр. (в обложке 384, 366, 384 стр.) — тираж 300.000 экземпляров)
• 1992 — 11 издание (В трех томах — 1159 стр.)
• 1995 — 12 издание (В трех томах — 1164 стр.)
• 2002 — 13 издание (В двух томах — 830 стр.)
• 2010 — 14 издание (В двух томах — 960 стр.) — тираж 1000 экземпляров
• 2013 — 15 издание (В двух томах — 832 стр.)- тираж 4000 экземпляров

Рукопись

Первоначальная редакция книги хранится в фонде Маршала Советского Союза Г. К. Жукова РГВА (1923—1973 гг.) (Фонд 41107. Оп.1. Д.: 9, 10, 12).

Эту рукопись использовал при написании своей книги «Упущенный шанс Сталина» известный российский учёный-историк Михаил Мельтюхов. Глава о битве под Москвой из этой рукописи была опубликована в 1994 году в сборнике Мосгорархива «Г. К. Жуков в Битве под Москвой».

Напечатанное в 1990 году издательством АПН 10-е издание дополнялось на основе этой рукописи. В подготовке рукописи автору помогала Клавдия Евгеньевна Семёнова. Также маршал выразил благодарность:

…генералам и офицерам Военно-научного управления Генерального штаба Советских Вооруженных Сил и Института военной истории, начальникам отделов Министерства обороны СССР полковнику Никите Ефимовичу Терещенко и полковнику Петру Яковлевичу Добровольскому, а также редакторам Издательства Агентства печати Новости Анне Давыдовне Миркиной, Виктору Александровичу Ерохину и всем тем, кто подготовил мою рукопись к печати. Особую благодарность я хочу выразить за большую творческую помощь в создании этой книги Вадиму Герасимовичу Комолову.

История мемуаров подробно изложена в разделе сборника документов «Георгий Жуков», изданном в 2001 году Международным Фондом «Демократия» (Альманах Международного фонда А. Н. Яковлева «Россия. XX век»).

В кино

• Книга была использована в сценарии к фильму "Битва за Москву" (1985).

Ссылки

• Жуков Г. К. [ивановская-волость.рф/biblioteka/zhukov/ Воспоминания и размышления]. — М.: Олма, 2002. — Т. В 2. — 415 с. — ISBN 5-224-03195—8.
• [www.alexanderyakovlev.org/fond/issues/parts/62029/62043 Фонд Александра Н. Яковлева] Георгий Жуков. Правда о войне и мемуары маршала (рус.). Архив Александра Н. Яковлева (2016). Проверено 10 июня 2016.

Отрывок, характеризующий Воспоминания и размышления

На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.