Воспоминания солдата
| Воспоминания солдата | |
| Erinnerungen eines Soldate | |
|
| |
| Автор: | |
|---|---|
| Жанр: | |
| Язык оригинала: |
Оригинальное издание: нем. |
| Оригинал издан: | |
| Издатель: | |
| Выпуск: |
2004 |
| Страниц: |
656 |
| ISBN: | |
|
[militera.lib.ru/memo/german/guderian/index.html Электронная версия] | |
«Воспоминания солдата» (нем. Erinnerungen eines Soldaten, 1951) — мемуары бывшего генерал-полковника бронетанковых войск Третьего рейха Гейнца Гудериана.
На русский язык переведены в 1954 году. При этом цензура удалила некоторые фрагменты, в частности, информацию о немецкой танковой школе под Казанью[1].
В автобиографическом произведении Гудериан рассказывает о развитии бронетанковых войск Германии, а также о событиях 1939—1945 годов: польская кампания, западная кампания, кампания в России, взаимоотношения с Гитлером.
Содержание
Содержание
Возникновение бронетанковых войск Германии
В 1922 году Гудериан начал служить в немецком Генштабе, где ему было поручено заниматься вопросами автомобильных войск. Изучая проблему перевозки войск на автомобилях, Гудериан пришёл к выводу, что для этого необходимо эффективное охранение бронетанковыми средствами. В своей работе Гудериан сталкивался с тем, что часть командования препятствовала развитию танковых подразделений.
В 1929 году Гудериан пришёл к заключению, что танки не должны придаваться пехоте, а следует формировать танковые дивизии, обеспеченные соответствующими службами. В 1932 году были проведены танковые учения. В 1935 году сформированы три танковые дивизии.
Аншлюс и присоединение Судет
Во главе 2-й танковой дивизии Гудериан вошёл на территорию Австрии. По его словам, население с воодушевлением встречало немецкие войска. В октябре 1938 года была присоединена Судетская область. Гудериан сочувствует судетским немцам, жившим, по его словам, под «национальным гнётом».
Польская кампания
Гудериан описывает сентябрьские сражения во время польской кампании в 1939 году, отметив случай, когда польская кавалерийская дивизия с холодным оружием атаковала танки, понеся тяжёлые потери. 5 сентября корпус посетил Гитлер, в беседе с ним Гудериан выразил пожелание об увеличении производства танков T-III и Т-IV, а также усовершенствовании их конструкции. Он указал Гитлеру, что сравнительно низкие потери немецких войск объясняются высокой эффективностью танков.
17 сентября был взят Брест. С востока на территорию Польши вступили советские войска, которым по договорённости была передана Брестская крепость, о чём Гудериан сожалеет. Церемония передачи, на которой также присутствовал комбриг Семён Кривошеин, закончилась совместным парадом и обменом флагами.
Кампания в СССР
По словам Гудериана, он выступал против нападения на СССР. По его мнению, Гитлер недооценил военную мощь противника, возможности промышленности и прочность государственной системы. При этом он выражает сожаление, что в начале войны на восточном направлении было использовано всего 145 дивизий, считая, что 35 дивизий для запада и 12 для Норвегии — слишком много, и часть из них следовало направить против СССР.
Гудериан характеризует как «строгие» приказ об отмене применения уголовных законов к военнослужащим, виновным в убийствах гражданского населения и военнопленных, а также приказ об обязательном уничтожении евреев, коммунистов и политработников Красной Армии. Гудериан утверждает, что он отказался выполнять «приказ о комиссарах». Однако, по словам Арона Шнеера, данное утверждение является ложным. Шнеер, ссылаясь на архив Яд ва-Шем, приводит приказ Гудериана в июне 1941 года[2]:
|
Неоправданная гуманность по отношению к коммунистам и евреям неуместна. Их следует беспощадно расстреливать | 
|
Гудериан пишет, что он был сторонником скорейшего наступления на Москву, а не на Киев. 23 августа на совещании у Гитлера Гудериан изложил свои аргументы: силы противника находятся на грани поражения, захват московского транспортного узла затруднит переброску русских войск, падение столицы крайне отрицательно повлияет на моральный дух русского народа, передышка даст возможность русским укрепить оборону и подтянуть резервы из Сибири, возможно ухудшение погоды, наступление на Киев требует переброски войск, что повлечёт износ материальной части танков. Однако Гитлер приказал наступать на Киев, это решение Гудериан считает крупной ошибкой.
Напишите отзыв о статье "Воспоминания солдата"
Примечания
- ↑ Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР. Красная Армия и рейхсвер. Тайное сотрудничество 1922—1933 гг. Неизвестные документы. — М.: Советская Россия, 1992. — 384 с. — (Россия в лицах, документах, дневниках). — 100 000 экз. — ISBN 5-268-01487-0.
- ↑ Шнеер А. И. [berkovich-zametki.com/2005/Zametki/Nomer5/Shneer1.htm «Приказ о комиссарах» — юридическое обоснование уничтожения советских евреев-военнопленных] // Заметки по еврейской истории, № 5 (54), май 2005 года
Ссылки
- Гудериан Г. [militera.lib.ru/memo/german/guderian/index.html Воспоминания солдата.] — Смоленск: Русич, 1999
|
Это заготовка статьи о книге. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Воспоминания солдата
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.
В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.
