Восстание Кенесары Касымова

Восстание Кенесары
Основной конфликт: Казахские восстания
Дата	1837-1847
Место	современный Казахстан
Причина	ликвидация ханства
Итог	победа царских войск
Противники
Российская империя Казахское ханство
Командующие
Николай I Кенесары † Байзак Мамбетулы
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Восстание Кенесары Касымова 1837—1847 гг. — самое продолжительное и крупное в XIX веке национально-освободительное восстание в Казахстане под руководством хана Кенесары Касым-улы против Российской Империи.

Предыстория

К середине 18-го века, Казахское ханство подвергается многочисленным набегам джунгаров. В виду того, что земли Казахского ханства простирались от Алтая на востоке до реки Урал на западе, от реки Ишым на севере до современного Ташкента на юге, казахский народ переживал трудности с отпором набегов джунгар. В виду исторически сложившегося уклада жизни в связи географическим расположением, условиями природы, казахи в основном занимались скотоводством в северных, восточных, западных и центральных, юго-восточных регионах, в южных регионах в виду климатических условий занимались скотоводством. Разрозненным казахам трудно было наскоро собраться и вести войны. Так же в силу того, что казахи сами по себе были миролюбивый народ, никогда не совершали набеги на соседние страны и территории, не имели претензий к землям соседей. Казахи в 1731 году в Анракайской битве общими усилиями дали отпор джунгарам, их наступление было остановлено и они были разгромлены. В середине 18 века зажглась звезда великого казахского полководца и политического деятеля Абылай-хана, который смог держать баланс между Российской империей и Цинской империей, не принимал подданства ни у того ни у того государства. Также именно в период правления Абылай-хана Цинская империя опасаясь набегов со стороны слишком агрессивных джунгаров на свои северные территории совершает поход на Джунгарское государство, полностью разбивает их государство, остаткам джунгар (по-казахски калмак, по русски калмыки) Российская империя любезно предоставляет приют и убежище, также просит Абылай хана не нападать на их караван и дать им пройти по территории казахов. После смерти Абылай-хана Российская империя продолжила политику колонизации, разобщения казахов и по захвату наиболее плодородных земель, пастбищ, выгонов для скота, что в конце концов привело к многочисленным восстаниям и войнам со стороны казахов, Все эти восстания жестоко подавлялись карательными войсками императоров, аулы выжигались, насильно отбирали скот и земли. Одним из самых наиболее значимых событий того времени было война против колонизаторов под руководством Кенесары-хана, который несмотря на технологическую отсталость своей армии, смог упорно сражаться приблизительно десять лет против карателей.

Причины

Политические взгляды Кенесары формировались в трудные годы 1-й четверти XIX века, когда Российская империя все более проникала в глубь казахских степей. Колонизация вызывала массовые протесты казахов. Во главе народных антиколониальных выступлений встали активные представители казахской чингизидской знати. Именно в этот период в ходе национально-освободительной борьбы казахов (20—30-е годы XIX века) Кенесары выдвинулся в политические лидеры своего народа. В эти годы он принимал активное участие в движении, возглавляемом его братом Саржаном.

В 1822 году император Александр I издаёт указ о введении разработанного М. М. Сперанским «Устава о сибирских киргизах», которым ликвидировалась ханская власть в казахских жузах. Последующие правовые реформы лишали местную власть в лице знати и ханов каких-либо прав на налоговые сборы и самоуправление. Все эти права и полномочия передавались русским властям. В компетенцию окружных приказов, так же передавались права на сбор ясака (пошлины) с торговых караванов. Зачастую, приказы волостей в Младшем жузе, нарушали маршруты кочевания казахских родов, что так же вызывало недовольство кочевников. Кенесары и казахская знать стали препятствовать введению новой системы административного управления и дальнейшей экспансии Российской Империи. Главные причины восстания- колониальная политика царизма в Казахстане, ликвидация ханской власти в среднем жузе и введение российской системы административного управления.

Восстание и боевые действия

Хан Кенесары (род. в 1802), уже со второй половины 20-х гг., вместе со своим отцом Касымом и братом Саржаном активно противодействовал новому российскому административному управлению в учрежденных в 1824 г. Кокчетавском и Каркаралинском округах. После смерти его брата, убитого в 1836 году в Ташкенте, Кенесары продолжал действия на территории Среднего жуза.

В борьбе против России Кенесары выступал сначала как продолжатель политической линии своего отца Касыма и брата Саржана, убитых кокандским ханом, затем как руководитель новой антиколониальной войны. После убийства Саржана (1836) и Касыма (1840) союз с кокандцами для Кенесары стал невозможным. Он искал других союзников: в лице бухарского хана, киргизов и др. В основе действий Кенесары против Российской империи было стремление остановить её продвижение в глубь степи, разрушить построенные на казахской земле русские крепости и остановить возведение новых, но главное было восстановить казахскую государственность времён своего деда — хана Абылая. Прежде, продолжая дело своего отца, Кенесары пытался решить проблемы, возникшие между Казахским ханством и Россией, дипломатическим путём. Сохранилось несколько писем Кенесары российским властям — царю Николаю I, Оренбургским генерал-губернаторам В. А. Перовскому и В. А. Обручевскому, Сибирскому генерал-губернатору П. Д. Горчакову. Понимая военное и численное превосходство русских войск, Кенесары тщательно готовился к военным действиям. Его военные отряды постоянно проходили боевую подготовку, были привлечены беглые русские и иностранные мастера оружейного дела.

Исчерпав мирные средства решения казахско-русских противоречий, Кенесары начал военные действия, которые охватили большую часть казахских земель и родов. В восстании, кроме родов Среднего жуза, приняли участие роды Младшего жуза — шекти, тама, табын, алшын, шомекей, жаппас и др., роды Старшего жуза — уйсуны, дулаты и др. В военных битвах казахов против регулярных российских войск вместе с Кенесары самоотверженно сражались такие известные батыры, как Агыбай, Иман, Басыгара, Ангал, Жанайдар, Жеке, Сураншы, Байсеит, Жоламан Тиленшиулы, Бухарбай и др.

Широкую известность в Степи Кенесары получил в 1837 г., когда ему удалось успешно провести операцию по захвату каравана, шедшего из Петропавловска в Ташкент в сопровождении конвоя из 55 казаков во главе с хорунжим Алексеем Рытовым. Удачные действия против отряда Рытова придали Кенесары уверенности и способствовали росту его популярности среди кочевников, были недовольны захватом русскими властями казахских кочевий, отправке в солдаты

и т. п. Все это дестабилизировало обстановку в Казахстане и заставляло П. Д. Горчакова принимать соответствующие меры, стремясь координировать свои действия с оренбургским генерал-губернатором В. А. Перовским. Это было необходимо, так как Кенесары Касымов от преследовавших его сибирских отрядов уходил на территорию казахов Оренбургского ведомства.

Активные военные действия Кенесары начал весной 1838 г. осадой и сожжением Акмолинского укрепления. Затем восставшие переместились в район Тургая, где к ним присоединились участники разбитой армии Исатая Тайманова.

Серьезную опасность действия Кенесары представляли для торговли России со среднеазиатскими государствами. В связи с этим предпринимались меры по охране купеческих караванов отрядами казаков. Летом 1838 г. по распоряжению П. Д. Горчакова из приказов посылались партии казаков по 50 чел. в места наиболее вероятного появления Кенесары, между Кокчетавским, Уч-Булакским, Акмолинскими приказами были усилены пикеты и разъезды. Несмотря на это, караваны постоянно подвергались нападениям. Для преследования сторонников Кенесары и возвращения на места пребывания откочевавших аулов в июне 1838 г. на р. Мокур-Тургай был отправлен отряд войскового старшины Карбышева и из Акмолы отряд полковника Щербачева, хотя последний вынужден был повернуть на Актау.

В августе 1841 г. восставшие, под предвадительсвом хана Кене, осадили и взяли кокандские крепости Созак, Жана-Курган, Ак-Мечеть, Жулек. Одержанные над Кокандом ряд побед способствовали расширению армии Кенесары.

Всеказахский хан

В сентябре 1841 г. на курултае в районе реки Торгай, представители трёх казахских жузов избрали Кенесары ханом, провозгласив возрождение единого Казахского ханства. Согласно всем правилам ритуала, Кенесары был посажен и поднят на белой кошме. В 1842—1843 бухар­ский эмир Насрулла-хан также признал Кенесары ханом казахов.

Правление хана

В период, когда восставшие отошли от русских границ, положение в степи несколько стабилизировалось. Стремясь улучшить экономическое положение ханства, Кенесары строго запретил препятствия и набеги на торговые караваны, приносившие неплохие налоги. Были налажены дипломатическая переписка и приём послов с Россией, Бухарой, Хивой.

При правлении хана Кенесары, восстанавливается суд биев, разбиравший дела по нормам обычного права казахов. В налоговой политике так же восстанавливались нормы мусульманского права: для скотоводческих районов сохранил зякет (обязательный годовой налог — один из 5-ти столпов ислама), для земледельческих — ушур (налог, взимавшийся с оседлого населения).

В результате в России часть из ответственных за взаимоотношения с Азией чиновников, в частности оренбургский генерал-губернатор Перовский, стали склоняться к ведению переговоров и организации полуавтономного образования по примеру Букеевской орды. Ответ Николая I в 1843 году на эти проекты — двум монархам в одном царстве не бывать, и вооружённые столкновения продолжились. Кроме казаков и регулярных войск, в походе против Кенесары приняли участие верные правительству султаны.

Пассивность и порой заигрывание с Кенесары оренбургской администрации нередко сводили все усилия «сибиряков» на нет. В ханском правлении, Кенесары придерживался жестоких методов, проводя репрессии против своих противников.

Жесткая внутренняя политика хана Кенесары, вызывала возмущение у отдельных родов. В 1844 году, несколько аулов рода Жаппас вступили в вооруженный конфликт с султаном Наурызбаем (братом Кенесары) прибывшим с отрядом есаулов для сбора зякета. Кенесары проводил политику своего деда Аблая, полагавшего, что только жестокость может сделать ханскую власть прочной. Свою власть он поддерживал путём жесткой дисциплины, порой граничащей с террором. На захваченных землях Кенесары утверждал династический режим.

В конце 1846 года вытесненный русскими царскими войсками и военными формированиями казахских султанов-правителей с территории Младшего и Среднего жузов, он занял труднодоступный полуостров в устье реки Или, откуда совершал набеги на киргизские земли.

Сильно ослабило в Семиречье позиции Кенесары, боровшегося за независимость Казахстана от России, принятие в 1846 году казахами Среднего жуза российского подданства.

Падение власти

В конце 1846 года под натиском царских войск покинул пределы Среднего жуза и перешёл на территорию Старшего жуза вблизи границ киргизских племён. Лишённый сколько-нибудь значительной социальной опоры на новых землях, решил улучшить своё положение завоевательными походами в Киргизию, которые вызвали отпор киргизов. В 1847 году у озера Иссык-Куль был захвачен в плен и казнён сарбазами киргизского манапа Калыгула. Вожди киргизских племён в знак преданности передали отрубленную голову Кенесары российскому императору. Голову отправили в Омск. По данным многих очевидцев, официальным письмам и СМИ, до 1987 года она экспонировалась в Эрмитаже.^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Ссылки

• [rus.azattyq.org/content/Head_of_Kenesary_Kasymov/1868201.html Следы останков последнего казахского хана Кенесары ведут… в Омск]

Отрывок, характеризующий Восстание Кенесары Касымова

В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.