Восстание Понтиака

Восстание Понтиака
Осажденные форты и места сражений во время восстания Понтиака
Дата	1763 — 1766
Место	район Великих озёр
Итог	Формальный запрет для британских колонистов захватывать земли индейцев к западу от гор Аппалачи
Противники
Британская империя Веа Гуроны Делавары Кикапу Майами Минго Оджибве Оттава Пианкашо Потаватоми Сенека Шауни
Командующие
Джеффри Амхерст Анри Буке Томас Гейдж Понтиак Гуясута
Силы сторон
~3000 солдат ~3500 воинов
Потери
450 солдат убито, 2000 гражданских убито или взято в плен ~200-3,500 воинов убито, потери мирного населения неизвестны

Восстание Понтиака — восстание коренных американских индейцев, которые были недовольны британской колониальной политикой. В нём участвовало несколько племен, проживавших на территориях в регионе Великих озёр, а также современных штатов Иллинойс и Огайо, которые до Семилетней войны контролировали французы. Восстание получило название по имени вождя племени оттава Понтиака, одного из лидеров индейцев, выступивших против англичан.

Активные боевые действия начались в 1763 году — сразу по окончании Франко-индейской войны, североамериканского театра Семилетней войны 1754—1763 гг., и были спровоцированы командующим британской армией генералом Амхерстом, который был склонен считать индейцев завоеванным народом. В мае 1763 года индейцы атаковали большое количество британских фортов и поселений. Восемь из них было сожжено, сотни прибывших на новые территории английских колонистов были захвачены в плен или убиты, остальные бежали на восток. К 1764 г. восстание в основном было подавлено, но переговоры с индейскими племенами продолжались ещё два года и, в частности, привели к формальному запрету для английских колонистов захватывать земли индейцев к западу от гор Аппалачи (см. Королевская прокламация 1763 года). В ходе подавления восстания индейцев Северной Америки англичанами было вновь применено биологическое оружие: первые случаи раздачи и продажи коренным жителям Америки зараженной одежды и тканей известны ещё в 30-х годах XVIII столетия. Тогда оспа уничтожила несколько племен. Этим опытом и решил воспользоваться генерал Амхерст. По его приказу индейцам в районе форта Питт (современный город Питтсбург) были выданы одеяла, зараженные вирусом оспы.

Главными лидерами со стороны индейцев были: Понтиак (англ. Pontiac) и Гуясута (англ. Guyasuta). Главными лидерами со стороны Британии: генерал Джеффри Амхерст (англ. Jeffrey Amherst) (командующий британской армией) и полковник Анри Буке (англ. Henry Bouquet) (командир форта Питт).

Причины восстания

Восстание Понтиака было не единственным выступлением индейцев против англичан. В 1761 г. племя чероки, участвовавшее во Франко-индейской войне на стороне англичан, также выступило против своих прежних союзников и начало против них военные действия, известные как Войны чикамога, не вступая при этом в союз с французами. Поэтому генерал Амхерст и его подчиненные считали индейцев ненадежными союзниками и непокорными подданными британской короны. Восстание чероки было подавлено благодаря тому, что у индейцев кончился порох, и британское командование приняло меры для прекращения торговли с индейцами оружием и боеприпасами. Поскольку индейцы могли покупать огнестрельное оружие только у белых, а после ухода французских войск они могли получить его только от англичан, эти меры были восприняты как подготовка к войне. Кроме того, торговые ограничения осложняли для индейцев обычную охоту и добычу мехов, их главного экспортного товара. В том же 1761 г. Амхерст распорядился прекратить выдачу индейцам ежегодных подарков в виде ножей, табака и одежды, что также было воспринято как знак прекращения дружественных отношений. Амхерст считал, что без поддержки со стороны французов индейцы не представляют собой серьёзной военной силы, хотя из его собственной восьмитысячной армии в регионе Великих озёр находилось не более 500 солдат и офицеров.

Ход восстания

27 апреля 1763 г. Понтиак выступил на совете индейских вождей близ форта Детройт и призвал их к штурму английского поселения. 1 мая он лично посетил форт, чтобы оценить силы местного гарнизона, после чего заявил:

Братья, для нас важно полностью уничтожить на нашей земле эту нацию, которая пришла, чтобы уничтожить нас. Вы, как и я, видите, что мы более не можем рассчитывать на поддержку, которую нам оказывали наши братья французы… Поэтому мы должны поклясться уничтожить их и более не медлить. Ничто не препятствует нам: их мало, и мы справимся с ними.

7 мая Понтиак попытался внезапно атаковать форт Детройт с 300 воинами, но английский командир, майор Гладвин, был кем-то предупрежден о предстоящей атаке, и первый штурм был отбит. Тогда индейцы вырезали в округе всех англичан, включая женщин и детей, а форт был осажден отрядом из 900 индейцев шести разных племен. Один из схваченных английских солдат был съеден в ходе ритуала местными каннибалами. Остававшихся в регионе французских фермеров индейцы не трогали.

В июле 1763 г. английские войска при попытке атаковать лагерь Понтиака были разбиты и уничтожены. Тем не менее, взять форт индейцам не удалось, и в октябре Понтиак был вынужден снять осаду.

Иначе сложилась ситуация в других восставших районах. В период с 16 мая по 2 июня пять небольших английских фортов, гарнизоны которых не были информированы о восстании, были сожжены, сотни англичан убиты или взяты в плен. Самый большой из сожженных фортов охраняло 35 солдат, из них 15 было убито сразу и ещё пять замучено в плену. В середине июня было уничтожено ещё три форта в регионе реки Огайо, часть их защитников спаслась в форте Питт. Гарнизон восьмого уничтоженного форта выдержал двухдневную атаку и сдался на условии, что индейцы дадут ему уйти в форт Питт, но большая часть этого отряда была уничтожена в пути.

С территорий к западу от Пенсильвании колонисты также бежали в форт Питт, где собралось около 550 человек, из которых 200 были женщинами и детьми. Среди них находились и больные оспой, что ввиду скученности населения угрожало эпидемией. Форт был атакован 22 июня, но выдержал длительную осаду и был освобожден посланным на выручку отрядом полковника Буке. Ближайшие к нему форты также устояли, но их осажденные гарнизоны не были в состоянии воспрепятствовать рейдам индейцев вглубь территорий, заселенных англичанами. В ходе сражения при Буши Ран 5 августа 1763 г. отряд из 500 бойцов Буке понес серьёзные потери, но разбил выступившие ему навстречу силы индейцев и подошел к форту Питт 20 августа.

В сентябре в районе форта Ниагара индейцы захватили обоз, направлявшийся в форт и разбили отряды англичан, пытавшиеся его отстоять. С английской стороны при этом погибло 70 человек, что считается самой кровопролитной битвой восстания Понтиака.

С наступлением зимы индейцы прекратили военные действия, но в следующем 1764 г. их рейды продолжались, в том числе на территориях, издавна заселенных англичанами, в Вирджинии, Пенсильвании, Мэриленде. Генерал Амхерст, считавшийся ответственным за произошедшее кровопролитие, был отстранен от командования и отозван в Лондон. Заменивший его генерал Гэйдж отправил на территорию Огайо две экспедиции под командованием Буке и Бредстрита. Отряд полковника Бредстрита насчитывал около 1200 солдат и имел большое подкрепление союзных индейских племен. Он проследовал в район озера Эри и достиг форта Детройт в августе 1764 г. Близлежащие форты были вновь отстроены, а восставшие склонялись к миру путём переговоров, в которых со стороны индейцев участвовал влиятельный вождь Гуясута. Отряд Буке в 1150 человек выступил из форта Питт в октябре 1764 г. В ходе переговоров с местными племенами полковник Буке в частности потребовал, чтобы индейцы вернули всех пленных, в том числе усыновленных индейскими семьями.

С индейцами, проживавшими в бассейне Миссисипи, мир был заключен лишь в июле 1766 г. Здесь вожди ещё могли рассчитывать на поставки оружия из Нового Орлеана, который оставался в руках испанцев, и сюда отступил сам Понтиак. Не рассчитывая на военный успех, англичане послали к нему своих представителей для переговоров, которые продолжались в течение года. Им удалось заключить с Понтиаком мирный договор, после чего индейцы, не пожелавшие оставаться на территории, подконтрольной англичанам, ушли за реку Миссисипи, ставшую границей английских владений.

Итоги восстания

Точные потери конфликтующих сторон в ходе боевых действий установить невозможно. По современным оценкам в них участвовало около 3500 воинов-индейцев и до 3000 британских солдат. Из них около 400 солдат было убито и около 50 замучено в плену. Около двух тысяч английских поселенцев также было убито или пропало без вести, ещё около 4000 колонистов в Вирджинии и Пенсильвании осталось без крова. Боевые потери индейцев оценивают в 200 человек, но их жертвы среди мирных жителей оценке не поддаются.

В результате восстания англичане были вынуждены приостановить колонизацию отвоеванных у французов территорий и гарантировать индейцам права на их земли. Согласно королевской прокламации 1763 года, называемой также «биллем о правах индейцев», на всей территории от гор Аппалачи до реки Миссисипи была сформирована индейская резервация, где белым запрещалось селиться или покупать земли. Этот акт до сих пор принимается во внимание в отношениях между канадским правительством и коренным населением Америки. Среди английских колонистов он породил разочарование в способности британской армии гарантировать их интересы на территориях, в завоевании которых в ходе франко-индейской войны колонисты принимали активное участие (см. Рейнджеры Роджерса). Кроме того, террор, произведенный индейскими рейдами в тылу английских войск, породил стремление колонистов вооружаться и формировать отряды вигилантов для самозащиты. Так, на территории Пенсильвании были отмечены инциденты этнических чисток, в ходе которых банды колонистов вырезали индейцев, проживавших среди белого населения.

Угроза со стороны индейцев вынудила британское правительство оставить в американских колониях значительный контингент вооруженных сил, для чего колонисты были обложены дополнительными налогами. Эти налоги также вызывали недовольство среди колонистов и стали одной из причин последовавшей вскоре американской революции. Дальнейшее нарастание напряженности в отношениях между индейцами и колонистами в свою очередь побудило индейцев к продолжению сопротивления, для чего лидеры индейцев (Текумсе, Джозеф Брант) в борьбе с американцами нередко обращались за помощью к Великобритании.

Литература

• Anderson, Fred. Crucible of War: The Seven Years' War and the Fate of Empire in British North America, 1754—1766. New York: Knopf, 2000. ISBN 0-375-40642-5. ([www.common-place.org/vol-01/no-01/crucible/crucible-delay.shtml discussion])
• Calloway, Colin. The Scratch of a Pen: 1763 and the Transformation of North America. Oxford University Press, 2006. ISBN 0-19-530071-8.
• Dixon, David. Never Come to Peace Again: Pontiac’s Uprising and the Fate of the British Empire in North America. Norman: University of Oklahoma Press, 2005. ISBN 0-8061-3656-1.
• Dowd, Gregory Evans. A Spirited Resistance: The North American Indian Struggle for Unity, 1745—1815. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1992. ISBN 0-8018-4609-9.
• Dowd, Gregory Evans. War under Heaven: Pontiac, the Indian Nations, & the British Empire. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2002. ISBN 0-8018-7079-8, ISBN 0-8018-7892-6 (paperback). ([www.common-place.org/vol-03/no-03/reviews/shannon.shtml review])
• Grenier, John. The First Way of War: American War Making on the Frontier, 1607—1814. Cambridge University Press, 2005. ISBN 0-521-84566-1.
• Hinderaker, Eric. Elusive Empires: Constructing Colonialism in the Ohio Valley, 1763—1800. Cambridge University Press, 1997. ISBN 0-521-66345-8.
• Jacobs, Wilbur R. «Pontiac’s War—A Conspiracy?» in Dispossessing the American Indian: Indians and Whites on the Colonial Frontier, 83-93. New York: Scribners, 1972.
• Jennings, Francis. Empire of Fortune: Crowns, Colonies, and Tribes in the Seven Years War in America. New York: Norton, 1988. ISBN 0-393-30640-2.
• McConnell, Michael N. A Country Between: The Upper Ohio Valley and Its Peoples, 1724—1774. Lincoln: University of Nebraska Press, 1992. ISBN 0-8032-8238-9. ([publications.ohiohistory.org/ohstemplate.cfm?action=detail&Page=0103115.html&StartPage=75&EndPage=117&volume=103&newtitle=Volume%20103%20Page%2075 review])
• McConnell, Michael N. «Introduction to the Bison Book Edition» of The Conspiracy of Pontiac by Francis Parkman. Lincoln: University of Nebraska Press, 1994. ISBN 0-8032-8733-X.
• Middleton, Richard. Pontiac’s War: Its Causes, Course, and Consequences (2007)
• Miller, J.R.. Compact, Contract, Covenant: Aboriginal Treaty-Making in Canada. Toronto: University of Toronto Press, 2009.
• Nester, William R. «Haughty Conquerors»: Amherst and the Great Indian Uprising of 1763. Westport, Connecticut: Praeger, 2000. ISBN 0-275-96770-0. A narrative history based mostly on previously published sources, Gregory Dowd writes that «Nester pays little attention to archival sources, sources in French, ethnography, and the past two decades of scholarship on Native American history» (Dowd, War under Heaven, 283n9).
• Parkman, Francis. The Conspiracy of Pontiac and the Indian War after the Conquest of Canada. 2 volumes. Originally published Boston, 1851; revised 1870. Reprinted often, including Bison book edition: ISBN 0-8032-8733-X (vol 1); ISBN 0-8032-8737-2 (vol 2). Parkman’s landmark work, though still influential, has largely been supplanted by modern scholarship.
• Peckham, Howard H. Pontiac and the Indian Uprising. University of Chicago Press, 1947. ISBN 0-8143-2469-X.
• Ray, Arthur J. I Have Lived Here Since the World Began: An Illustrated History of Canada’s Native People. Toronto: Key Porter, 1996.
• Richter, Daniel K. Facing East from Indian Country: A Native History of Early America. Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 2001. ISBN 0-674-00638-0. ([www.common-place.org/vol-03/no-03/reviews/oberg.shtml review])
• Stagg, Jack. Anglo-Indian Relations in North-America to 1763 and an Analysos of the Royal Proclamation of 7 October 1763. Ottawa: Indian and Northern Development, 1981.
• Steele, Ian K. Warpaths: Invasions of North America. New York: Oxford University Press, 1994. ISBN 0-19-508223-0.
• Ward, Matthew C. «The Microbes of War: The British Army and Epidemic Disease among the Ohio Indians, 1758—1765». In David Curtis Skaggs and Larry L. Nelson, eds., The Sixty Years' War for the Great Lakes, 1754—1814, 63-78. East Lansing: Michigan State University Press, 2001. ISBN 0-87013-569-4.
• White, Richard. The Middle Ground: Indians, Empires, and Republics in the Great Lakes Region, 1650—1815. Cambridge University Press, 1991. ISBN 0-521-42460-7. ([www.washington.edu/research/showcase/1990a.html info])

Отрывок, характеризующий Восстание Понтиака

– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.