Восстание под предводительством Степана Разина

Восстание под предводительством Степана Разина.
Взятие Астрахани разинцами, гравюра XVII века
Дата	1670−1671 или 1667−1671 годы
Место	Дон, Поволжье, Мордовия, район Казани
Итог	Расправа над восставшими
Противники
Правительственные войска Русского царства Повстанцы
Командующие
Юрий Долгоруков Юрий Барятинский Григорий Касагов Григорий Ромодановский Константин Щербатов Данила Борятинский Фёдор Леонтьев Иван Милославский Яков Хитрово Пётр Урусов Еремей Пашков Степан Хрущёв Иван Бутурлин Максим Ртищев Борис Мышецкий Яков Одоевский Михаил Семёнович Прозоровский† Тимофей Тургенев† Львов, Семён Иванович† Иван Семенович Прозоровский† Иван Лопатин† Степан Разин† Василий Ус† Фёдор Шелудяк† Фрол Разин† Михаил Харитонов† Василий Фёдоров† Максим Осипов† Акай Боляев† Алёна Арзамасская† Тимофей Мещеряков† Никифор Черток† Леско Черкашенин† Илья Пономарев† Иван Дзиньковский† Фёдор Колчев† Яков Гаврилов†
Силы сторон
Более 60.000 солдат (август 1670) Не более 500 человек (1667) Более 3.000 человек (июнь 1670) Около 20.000 человек (октябрь 1670)
Потери
неизвестно неизвестно

Восста́ние под предводи́тельством Степа́на Ра́зина, Крестья́нская война́ 1670−1671 или Восста́ние Степа́на Ра́зина — война в России между войсками крестьян и казаков и царскими войсками. Окончилась поражением восставших.

Причины

В советской историографии причинами восстания указывается то, что срок сыска беглых крестьян стал бессрочным, проявлялся чрезмерный феодальный гнет. Ещё одной причиной было усиление централизованной власти, введение соборного уложения 1649 г. Вполне возможно, что непосредственной причиной войны стало общее ослабление экономики страны в результате затяжной войны за Украину.

Увеличивается государственный налог. Начинается эпидемия мировой язвы и массовый голод.

Коротко главные причины:

1. Окончательное закрепощение крестьянства;
2. Рост налогов и повинностей социальных низов;
3. Стремление власти ограничить казачью вольницу;
4. Скопление бедного «голутвенного» казачества и беглого крестьянства на Дону.

Предыстория

К восстанию Степана Разина часто относят так называемый "поход за зипунами" (1667—1669) — поход повстанцев "за добычей". Отряд Разина блокировал Волгу, тем самым перекрыв важнейшую хозяйственную артерию России. В этот период войска Разина захватывали русские и персидские купеческие корабли. Получив добычу и захватив Яицкий городок, Разин летом 1669 года двинулся к Кагальницкому городку, где стал собирать свои войска. Когда собралось достаточно людей, Разин заявил о походе на Москву.

Подготовка

Возвращаясь из "похода за зипунами", Разин посещал со своим войском Астрахань и Царицын. Там он приобрел любовь горожан. После похода к нему стала толпами идти беднота и он собрал немалое войско. Он также писал письма Ивану Серко, Петру Дорошенко, Василию Усу с призывами к восстанию, но к нему с отрядом пришел только Ус.

Военные действия

Весной 1670 года начался второй период восстания, то есть собственно война. От этого момента, а не от 1667 года, обычно отсчитывают начало восстания. Разинцы захватили Царицын и подошли к Астрахани, которую им сдали горожане. Там они казнили воеводу и дворян и организовали собственное правительство во главе с Василием Усом и Фёдором Шелудяком.

Битва за Царицын

Собрав войска, Степан Разин пошел на Царицын и окружил его. Оставив командовать войском Василия Уса, Разин с маленьким отрядом отправился к татарским поселениям. Там ему добровольно отдали скот, который был нужен Разину для того, чтобы кормить армию. В Царицыне тем временем жители испытывали нехватку воды, скот царицынцев оказался отрезанным от травы и вскоре мог начать голодать. Разинцы послали своих людей к стенам и сказали стрельцам, что стрельцы Ивана Лопатина, которые должны были прийти на помощь Царицину, идут, чтобы вырезать царицынцев и царицынских стрельцов, а после уйти с воеводой царицынским,Тимофеем Тургеневым, под Саратов. Они сказали, что перехватили их гонца. Стрельцы поверили и разнесли эту весть по городу в тайне от воеводы. Затем воевода послал несколько горожан на переговоры с разинцами. Он надеялся, что повстанцы разрешат ходить к Волге и брать оттуда воду, но пришедшие на переговоры сообщили разинцам, что они подготовили бунт и договорились о времени его начала. Бунтующие кинулись к воротам и сбили замки. Стрельцы стреляли в них со стен, но когда бунтующие открыли ворота и в город ворвались разинцы, сдались. Город был захвачен. Тимофей Тургенев с племянником и преданными стрельцами заперся в башне. Затем со скотом вернулся Разин. Под его руководством башня была взята . Воевода грубо повел себя с Разиным,за что был утоплен в Волге вместе с племянником, стрельцами и дворянами.

Сражение со стрельцами Ивана Лопатина

Иван Лопатин вел тысячу стрельцов к Царицыну. Его последним привалом стал Денежный остров, который находился на Волге, севернее Царицына. Лопатин был уверен, что Разин не знает его местоположения, а потому не ставил часовых. В самом разгаре привала на него напали разинцы. Они подошли с обоих берегов реки и стали стрелять по лопатинцам. Те в беспорядке сели на лодки и стали грести к Царицыну. На протяжении всего пути их обстреливали засадные отряды Разина. Понеся большие потери, они приплыли к стенам города, с которых стреляли по ним опять-таки разинцы. Стрельцы сдались. Большую часть командиров Разин утопил, а пощаженных и рядовых стрельцов сделал гребцами-пленниками.

Бой за Камышин

Несколько десятков разинских казаков переоделось в купцов и вошло в Камышин. В условленный час разинцы подошли к городу. "Купцы" убили охрану городских ворот, открыли их, и основные силы ворвались в город и взяли его. Стрельцов, дворян, воеводу казнили. Жителям велели собрать все самое необходимое и уходить из города. Когда город опустел, разинцы разграбили его, а затем сожгли.

Поход на Астрахань

В Царицыне состоялся военный совет. На нем решили идти на Астрахань. В Астрахани стрельцы были настроены положительно по отношению к Разину, это настроение подкармливалось злобой на начальство, которое платило им жалование с опозданием. Весть о том, что Разин идет на город, испугало власти. Против повстанцев был выслан Астраханский флот. Однако при встрече с повстанцами стрельцы повязали начальников флота и перешли на сторону Разина. Казаки решали судьбу начальства. Князь Семен Львов был пощажен, а остальных утопили. Ночью разинцы напали на город. Одновременно там вспыхнуло восстание стрельцов и бедноты. Город пал. Мятежники провели свои казни, ввели в городе казачий режим и пошли на Среднее Поволжье с целью дойти до Москвы.

Поход на Москву

После этого на сторону Разина добровольно перешло население Среднего Поволжья (Саратов, Самара, Пенза), а также чуваши, марийцы, татары, мордва. Такому успеху способствовало то, что Разин объявлял каждого перешедшего на его сторону свободным человеком. Под Самарой Разин объявил, что с ним идут патриарх Никон и царевич Алексей Алексеевич. Это ещё больше увеличило приток бедняков в его ряды. На протяжении всей дороги разинцы слали письма в различные регионы Руси с призывами к восстанию. Такие письма они называли "прелестными".

В сентябре 1670 года разинцы осадили Симбирск, но не смогли взять его. На Разина двинулись правительственные войска во главе с князем Ю. А. Долгоруковым. Царские войска спустя месяц после начала осады нанесли повстанцам поражение, а тяжело раненного Разина сподвижники вывезли на Дон. Опасаясь расправы, казачья верхушка во главе с войсковым атаманом Корнилом Яковлевым выдала Разина властям. В июне 1671 года он был четвертован в Москве; его брат Фрол, предположительно, был казнен в тот же день.

Несмотря на казнь предводителя, разинцы продолжали обороняться и смогли удержать Астрахань до ноября 1671 года.

Итоги

Масштабы расправы над восставшими были огромны. В одном Арзамасе было казнено более 11 тысяч человек. Всего убитыми и казненными насчитывается около 100 тысяч восставших. Разинцы не добились своей цели: уничтожения дворянства и крепостного права. Но восстание Степана Разина показало, что русское общество было расколото.

Источники

• А. А. Данилов, Л. Г. Косулина. Конец XVI—XVIII век («История России» учебник 7 кл.)
• Буганов В. И. Разин и разинцы. — М., 1995.
• Шукшин В. М. Я пришел дать вам волю.
• Лазарев С. Е. Образ Степана Разина в изобразительном искусстве // Преподавание истории в школе. 2016. № 8. С. 29-34.

Отрывок, характеризующий Восстание под предводительством Степана Разина

– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.