Восстание большевиков в Омске 22 декабря 1918

Восстание большевиков в Омске
Основной конфликт: Гражданская война в России
Дата	22-23 декабря 1918 года
Место	Город Омск и его предместье Куломзино.
Итог	Поражение восставших.
Противники
Сибирская армия Чехословацкий корпус Восставшие большевики.
Командующие
А. В. Колчак В. В. Бржезовский П. А. Вавилов
Силы сторон
Омский гарнизон: Более 10 000 человек; пулемёты, артиллерия. 500-600 человек (в т. ч. 2 роты солдат гарнизона Омска)
Потери
Незначительные. 250 убитых в боях; 170 расстреляно по приговорам военно-полевых трибуналов

Восстание большевиков в Омске было поднято в ночь с 22 на 23 декабря 1918 года и подавлено правительственными войсками на следующий же день.

Подготовка восстания и планы сторон

Большевистское восстание, согласно планам красных, должно было начаться в столице Белой России Омске и превратиться в общесибирское. Восстание стало результатом выполнения решений I и II Сибирских областных партийных большевистских конференций, прошедших в Томске соответственно 18 августа 1918 года и 23 ноября 1918 года.

Готовило вооруженное восстание так называемое Сибирское бюро при 5-й красной армии. Подготовка подпольщиками велась тщательным образом, в планы входил захват резиденции Верховного правителя, комендатуры, Главного штаба, телеграфа, радиостанции, вокзала, тюрьмы (где находилось много большевиков), оружейного склада и лагеря, где находились пленные красноармейцы. Сибирское бюро переправляло через фронт агентов, оружие, деньги. Всего в тыл белых было заслано почти 180 человек, им же передано на цели организации восстания 10 миллионов рублей.

В Омск нелегально прибыли А. Е. Нейбут, А. А. Масленников, М. М. Рабинович, П. А. Вавилов из Сибирского областного комитета РКП(б). Подготавливал восстание специально созданный военно-революционный штаб, возглавляемый П. А. Вавиловым, при котором были созданы несколько отделений: информационно-разведывательное, организационно-пропагандистское, мобилизационно-оперативное, подрывной отряд и Красный Крест. Организаторы восстания разбили город на 4 района, в каждом из которых действовал свой штаб.

Агитируя 9 тыс. новобранцев гарнизона, большевики рассчитывали на выступление 5 тыс. из них.

Контрразведка белых была осведомлена о подготовке восстания и накануне приняла своевременные меры, арестовав штаб заговорщиков, явочную квартиру со складом оружия и группу втянутых в заговор рабочих. Арестован был 81 человек, посвященный в подготовку бунта. Были подтянуты 1½ тыс. бойцов надёжных частей.

А. В. Колчак в это время тяжело болел, кризис пришелся на третью декаду декабря, адмирал с трудом мог говорить и почти не вставал с кровати. В Омске начали распространяться слухи о возможной смене верховного правителя.

Ход восстания

Из-за произошедших упреждающих арестов большевики решили отложить восстание, однако не успели предупредить всех своих соучастников.

В ночь на 22 декабря взбунтовались 2 роты гарнизона Омска. Рабочие из предместья Куломзино захватили станцию, разоружили милицию и батальон карпаторуссов, послали отряды для подрыва железной дороге. К ним присоединилась полурота охраны моста через Иртыш и русские военнопленные, возвращавшиеся из Германии. Восставшие разоружили казачью сотню, захватили тюрьму и объявили, что все политические заключенные свободны. Арестанты-большевики сразу примкнули к восставшим, а эсеры и меньшевики сомневались, стоит ли это делать, однако освободители дали им понять, что свобода — дар бесценный, и арестантам волей-неволей пришлось выбираться из теплой тюрьмы на декабрьский мороз. А в самом Омске мятеж завершился неудачной атакой большевиков на лагерь военнопленных. Уже утром правительственные войска заняли тюрьму.

Наибольший масштаб восстание приобрело за рекой Иртыш, в пригороде Омска Куломзино, где изгнанные из Омска повстанцы и местные рабочие разоружили дорожную милицию, захватили станцию, вокзал и поселок. Подошедшие к утру из Омска войска с пулеметами и артиллерией загнали отчаянно сопротивлявшихся большевиков в депо, где им пришлось сдаться и сложить оружие. К вечеру восстание было полностью подавлено.

Всего на стороне красных выступило 500—600 человек.

Солдаты правительственных войск, плохо одетые и озлобленные тем, что им пришлось долго стынуть на морозе, начали вымещать злобу на пленных, и командирам с трудом удалось остановить расправы. Был создан военно-полевой суд.

В ходе подавления восстания было убито в боях 250 восставших, по приговору военно-полевого суда было расстреляно еще 170, оправдано 24 человека.

Ночные расстрелы

22 декабря Верховный правитель издал приказ, в котором войскам, подавлявшим восстание, объявлялась благодарность, а тех, кто участвовал в мятеже предписывалось предать военно-полевому суду. В этот же день в тюрьму прибыл прокурор, который вел дело об арестованных в Уфе учредиловцах, и собирался их выпустить на свободу как невиновных. Однако ночью их всех уже успели «освободить» мятежники.

В соответствии с расклеенным на улицах приказом начальника омского гарнизона генерала В. В. Бржезовского некоторые из покинувших тюрьму вернулись в неё. Кто-то был задержан на улице и также доставлен в тюрьму.

Вечером 22 декабря был организован военно-полевой суд, председателем которого был назначен генерал В. Д. Иванов.

В 3 часа ночь на 23 декабря в тюрьму прибыли поручики Череченко и Барташёвский, и потребовали выдать им матроса Бачурина (красного командира), Винтера (коменданта тюрьмы при большевиках) и Е. Маевского (В. А. Гутовского) — известного петербургского журналиста, меньшевика, редактора челябинской газеты «Власть народа», а также большевиков Руденко, Фатеева и Жарова. Только назначенный и не знакомый с формальностями комендант тюрьмы выдал пришедшим всех шестерых, взяв только расписку с Барташевского. Еще через час с сильным конвоем в тюрьму явился начальник унтер-офицерской школы капитан П. М. Рубцов, потребовавший выдачи известного меньшевика И. И. Кириенко и видного эсера И. И. Девярова. Вместе с партией арестованных днем участников восстания из 44 человек, подошедших вскоре к тюрьме, эти двое были по приказу Рубцова уведены одним из офицеров, вернувшимся потом в тюрьму и доложившем об исполнении приказа. Вскоре вновь появился Барташевский и потребовал Девярова, Кириенко и большевика К. А. Попова. После того, как комендант ему объяснил, что первых двоих уже увели, а Попов лежит больной тифом, поручик предпочел не общаться с больным и по списку заключенных выбрал «членов Учредительного собрания» Фомина, Брудерера, Марковецкого, Барсова, Сарова, Локтева, Лиссау и фон Мекка. Никто из уведенных ночью из тюрьмы военными в неё впоследствии не вернулся.

На следующий день начали волноваться родственники исчезнувших людей. Жена Н. В. Фомина через министра юстиции сумела довести информацию о случившемся до сведения самого Верховного правителя. Колчак затребовал у председателя суда личные дела членов Учредительного собрания, и когда из суда поступил ответ о том, что дела в суд еще не поступали, стало ясно, что люди уже погибли. По приказу Верховного правителя военным прокурором было начато дознание и начато следствие прокурором Омского окружного суда. А. В. Колчак лично отправил записку начальнику гарнизона Бржезовскому оказать максимальную помощь Фоминой в розыске тела её мужа.

На похоронах найденного на левом берегу Иртыша в числе десяти убитых Фомина присутствовал представитель от Верховного правителя, сами похороны проходили открыто и были многолюдными.

Причины провала восстания большевиков

Большевики были разбиты не только из-за путаницы с отменой восстания, но и из-за неучастия большинства солдат в выступлении. Лагерь же 11 тыс. пленных венгров, на которых также делали ставку большевики, был вовремя занят чехами.

Расследование расстрелов

14 января 1919 года постановлением Совета министров была образована Чрезвычайная следственная комиссия во главе с сенатором А. К. Висковатым, который отыскал и допросил многих лиц, даже пытавшегося укрыться у атамана Анненкова в Семиречье поручика Барташевского. Ему, а также Черченко было предъявлено официальное обвинение. Однако работа следственной комиссии не дала результатов, и не добралась до Матовского, Бржезовского и Бобова. А.В Колчак оценивал это обстоятельство как следствие недостатков судебной власти Российского государства.

…Это был акт, направленный против меня, совершенный такими кругами, которые меня начали обвинять в том, что я вхожу в соглашение с социалистическими группами. Я считал, что это было сделано для дискедитирования моей власти перед иностранцами и перед теми кругами, которые мне незадолго до этого выражали и обещали помощь

— А. В. Колчак

По одной из версий, к которой склонялись министры Серебренников и Старынкевич, считалось, что расправы были организованы Ивановым-Риновым, имевшим свои счеты с А. В. Колчаком, занявшим его место военного министра Директории. Историк П. Н. Зырянов считает, участие во всех событиях ночи с 22 на 23 декабря конвоя из отряда Красильникова косвенным доказательством причастности Иванова-Ринова.

Возможным, по мнению историка, было и участие Лебедева, который мог таким образом пытаться отпугнуть социалистов от Колчака, но как недальновидный и неопытный политик не подумал о том ударе по авторитету А. В. Колчака, который автоматически наносился этой акцией. К нему и Матковскому нить причастности ведет от Боброва и Бржезовского, причастность к убийствам которых историк считает несомненной.

Последствия

Историк В. Г. Хандорин отмечает, что в обстановке военного времени суровая практика военно-полевых судов была оправданной и применялась всегда. Однако при подавлении подобных декабрьскому омскому восстаний нередко их участники становились жертвами самочинных расправ, как стали жертвами офицерского самосуда члены Учредительного собрания, однако даже эти эксцессы в такой обстановке являлись по существу неизбежными. На территориях, контролировавшихся большевиками, подобное происходило гораздо чаще и нередко в более жестоких формах.

В итоге, самосудная расправа с членами Учредительного собрания, несмотря на то, что она произошла вопреки его запоздавшему приказу о невыдаче арестованных из тюрьмы без особого распоряжения, произвела неблагоприятный для Колчака резонанс и создала раскол в рядах антибольшевистских сил на Востоке России, чем не преминули воспользоваться красные, к чьему подполью теперь стало примыкать и подполье эсеро-меньшевистское. Значительная часть эсеров и меньшевиков после на время даже прекратила борьбу с большевиками, считая белогвардейскую диктатуру большей опасностью, чем большевистскую. В одной из эсеровских деклараций говорилось: «В настоящее время наша партия занимает новую позицию — соглашения с Советским правительством… Мы намерены вести борьбу против всех правительств, кроме советского, образовавшихся в пределах России».

В январе 1919 года оплата труда омских и куломзинских рабочих была повышена на четверть. С тех пор в течение года (до произошедших совершенно в иной обстановке Иркутского и Черемховского восстаний) крупных городских восстаний в Сибири больше не было.

Память

• В Омске установлен мемориал жертвам восстания в 1925 году.
• В Омске помещение, где проходил военно-полевой суд и расправа над участниками восстания 22 декабря 1918 года, является памятником архитектуры регионального значения на основании Решения Омского облисполкома от 26.06.80 № 239/10 по улице Сибирская 47.^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Литература

Научные издания

• Плотников И. Ф. [www.xxl3.ru/belie/plotnikov/02.html Александр Васильевич Колчак. Жизнь и деятельность.] Ростов н/Д.: изд-во «Феникс», 1998. — 320 с. ISBN 5-222-00228-4
• [kolchak.sitecity.ru/stext_1811042431.phtml В. Г. Хандорин Адмирал Колчак: правда и мифы. Глава «Первые шаги Верховного правителя».]
• Новиков П.А. Гражданская война в Восточной Сибири. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. — 415 с. ISBN 5-9524-1400-1
• Зырянов П. Н. Адмирал Колчак, верховный правитель России. — 4-е изд. — М.: Мол. гвардия, 2012. — С. 419. — 637 [3] с. — (Жизнь замечательных людей; вып. 1356). — ISBN 978-5-235-03375-7
• Борьба за Советы в Омском Прииртышье (июнь 1918 — ноябрь 1919): Колесников А. Вооружённые восстания в Омске. Омск. 1989.
• В камне и бронзе. Петров И. Против кровавого режима. Омск. 1981.
• Восстание омских рабочих против Колчака 22 декабря 1918 г. Н. Колмогоров. Омск. 1957.
• Гибель Сибирского казачьего войска. В. А. Шулдяков. Книга 1: 1917—1920. Москва. 2004.
• Иртышский вертоград: Шинкарёв Л. Забастовки и расстрелы: Куломзинское восстание. Москва. 1998.
• Омские большевики в годы Гражданской войны. М. В. Красных. Омск. 1947.
• Омский историко-краеведческий словарь. П. П. Вибе, А. П. Михеев, Н. М. Пугачева. Москва. 1994.
• Разгром Колчака. С. Г. Черемных. Москва. 1969.
• Сибирь: Вегман В. Восстание омских рабочих против колчаковщины (22 декабря 1918 г.). Новосибирск. 1981.
• [www.krasrab.com/archive/2008/01/17/16/view_article Колчак против колчаковщины]
• Памятники и памятные места Омска и Омской области. А. Ф. Палашенков. Омск. 1967.

Периодическая печать

• Газета «Вечерний Омск» 22 декабря 1998. Омск (статья Шевелёва Л. Это тоже часть нашей истории).
• Газета «Омский вестник» 23 января 1992. Омск (Князев В. Жизнь для всех, и смерть за всех: [личный адъютант А. Колчака — об адмирале и декабрьском восстании]).
• Газета «Омский вестник» 28 января 1992. Омск (Князев В. Жизнь для всех, и смерть за всех: [личный адъютант А. Колчака — об адмирале и декабрьском восстании]).
• Газета «Омский вестник» 29 января 1992. Омск (Князев В. Жизнь для всех, и смерть за всех: [личный адъютант А. Колчака — об адмирале и декабрьском восстании]).
• Газета «Омская правда» 21 декабря 1993. Омск (В тот декабрьский день: [воспоминания очевидцев дек. восстания] публикацию подготовил Л. Шевелева).
• Газета «Красный путь» 18 декабря 1998 (№ 56). Омск (Лазуткин В. Братья Зубовы: Куломзино, 1918-й).
• Газета «Третья столица» 26 декабря (№ 49). Омск (Статья Шулдяков В. А. 22 декабря: Самая кровавая страница в истории Омска).

Ссылки

• [wiki.obr55.ru/index.php?title=%D0%9F%D0%B0%D0%BC%D1%8F%D1%82%D0%BD%D0%B8%D0%BA_%D0%B6%D0%B5%D1%80%D1%82%D0%B2%D0%B0%D0%BC_%D0%9A%D1%83%D0%BB%D0%BE%D0%BC%D0%B7%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D0%B2%D0%BE%D1%81%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F_(%D0%9E%D0%BC%D1%81%D0%BA)/%D0%BF%D1%80%D0%BE%D0%B5%D0%BA%D1%82_%D0%90%D0%B4%D0%BC%D0%B8%D1%80%D0%B0%D0%BB Памятник жертвам Куломзинского восстания]
• [www.lib.okno.ru/kalendar/2008/12.htm Знаменательные и памятные даты Омского Прииртышья: 90 лет со дня начала восстания 22 декабря 1918 г. в Омске]

Отрывок, характеризующий Восстание большевиков в Омске 22 декабря 1918

Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.