Восстание пуэбло

Восстание пуэбло
Основной конфликт: Мексикано-индейские войны
Долина Рио-Гранде и поселения пуэбло.
Дата	август 1680
Место	Новая Испания
Итог	Победа пуэбло
Противники
Королевство Испания Пуэбло
Командующие
Антонио де Отермин Попе
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
~400 неизвестно

Восстание пуэбло 1680 года, также известное как Восстание Попе, — восстание ряда племён пуэбло против испанских колонизаторов в Северной Америке в провинции Санта-Фе-де-Нуэво-Мехико.

Предыстория

В первую очередь из-за клеветы на них и запрещения их традиционной религии многие пуэбло таили скрытую враждебность по отношению к испанцам. Испанцы также нарушили традиционную экономику пуэбло: люди были вынуждены трудиться на энкомьендах колонистов. Некоторые пуэбло, возможно, также были вынуждены трудиться в шахтах Чиуауа. Тем не менее, испанцы принесли с собой новые земледельческие орудия и также предоставили пуэбло некоторую защиту от нападений апачей и навахо. В результате пуэбло жили в относительном мире с испанцами со дня основания ими колонии Северное Нуэво-Мехико в 1598 году.

В 1670-е годы регион охватила засуха, что вызвало голод среди пуэбло и увеличило число нападений со стороны соседних кочевых племён — атак, против которых испанские солдаты были не в состоянии защищаться. В то же время занесённые европейцами заболевания буквально косили туземцев, в значительной степени уменьшая их численность. Неудовлетворённые защитой, обеспечиваемой испанской короной, и разочаровавшиеся в римско-католической религии, которую те принесли с собой, люди обратились к своим старым верованиям. Это вызвало волну репрессий со стороны францисканских миссионеров. Если раньше церковь и испанские чиновники имели тенденцию игнорировать случайные проявления старых верований до тех пор, пока пуэбло участвуют в мессах и поддерживают публичную лояльность католицизму, то теперь фрай Алонсо де Посада (в Нью-Мексико в 1656—1665) запретил любые проявления язычества, включая народные танцы и поклонение куклам качина, грозя за это самыми суровыми наказаниями. Несколько испанских чиновников, таких как Николас де Агилар, которые пытались обуздать власть францисканцев, были обвинены в ереси и отданы под суд инквизиции.

В 1675 году губернатор Хуан Франсиско Тревиньо приказал арестовать сорок семь знахарей пуэбло и обвинил их в практике колдовства. Четыре знахаря были приговорены к смертной казни через повешение; три из этих казней были осуществлены, а четвёртый заключённый покончил жизнь самоубийством. Остальные люди были публично избиты и приговорены к тюремному заключению. Когда эта весть дошла до вождей пуэбло, они приехали в Санта-Фе, где содержались заключённые. Поскольку значительное число испанских солдат были далеко, сражаясь с апачами, губернатор Тревиньо выпустил заключённых. Среди освобождённых был Сан-Хуан (из пуэбло Оке-Овинге), известный среди индейцев под именем Попе (произносится Po’Pay).

Восстание

После своего освобождения Попе, наряду с рядом других лидеров пуэбло, спланировал и организовал восстания пуэбло. Он подготавливал восстание к началу из Таоса, Нью-Мексико. Попе направил ко всем пуэбло гонцов с верёвками с завязанными на них узлами; узлы означали количество дней, оставшихся до назначенного дня восстания. Каждое утро вожди пуэбло развязывали один узел, и когда последний узел был бы развязан, то это стало бы сигналом для них, чтобы сообща восстать против испанцев.

Днём для атаки было назначено 11 августа 1680 года, но испанцы узнали о восстании после захвата ими двух юношей из тесуке-пуэбло, которым было поручено доставить сообщение для одной из групп пуэбло. Попе затем приказал начать исполнение заговора 10 августа - прежде чем восстание могло бы быть подавлено.

Нападение было начато группами пуэбло таос, пикурис и тева. Они убили 21 из 40 францисканцев в провинции и ещё 380 испанцев, в том числе мужчин, женщин и детей. Испанские поселенцы бежали в Санта-Фе, единственный испанский город в колонии, и к ислета-пуэбло - одной из немногих групп пуэбло, которая не участвовала в восстании.

Тем временем повстанцы Попе осадили Санта-Фе, окружили город и перерезали систему его водоснабжения. Губернатор Нуэво-Мехико Антонио де Отермин, забаррикадировавшись в губернаторском дворце, призвал к всеобщему отступлению. 21 августа 3000 оставшихся испанских поселенцев покинули столицу и направились к Эль-Пасо-дель-Норте. Индейцы пуэбло получили лошадей испанцев, сделав тем самым возможным дальнейшее распространение лошадей среди равнинных индейских племён. Считая себя единственными выжившими, беженцы в ислета ушли к Эль-Пасо-дель-Норте 15 сентября.

Мир Попе

Отступление испанцев оставило Нуэво-Мехико в руках сил пуэбло. Попе стал загадочной фигурой в истории юго-запада, потому как есть много рассказов о том, что произошло с ним после восстания. Одни истории говорят о том, что он приказал пуэбло под страхом смертной казни сжечь или уничтожить кресты и другие религиозные образы, а также любые другие следы римско-католической религии и испанской культуры, в том числе испанский скот и фруктовые деревья. Он якобы также запретил посевы пшеницы и ячменя. Попе якобы зашёл настолько далеко, что приказал тем индейцам, которые были женаты в соответствии с обрядами католической церкви, изгнать своих жён и жениться на других после обряда, исполненного по старой местной традиции. Другая история рассказывает, что он ушёл после восстания в Таос, где прожил остаток своих дней инкогнито, чтобы избежать преследований со стороны вернувшихся испанцев и гнева тех пуэбло, которые не поддерживали его во время бунта. Ещё одна история говорит, что он просто исчез. Одним словом, никто в действительности не знает, что случилось с Попе, но его влияние на культуру коренного населения штата Нью-Мексико ощущалось на протяжении всех последующих столетий и ощущается до сих пор.

После их успеха разнообразные племена пуэбло, разделённые сотнями миль и говорящие на восьми разных языках, вступили между собой в распри по поводу того, кто займёт Санта-Фе и будет править страной. Эта борьба за власть в сочетании с набегами кочевых племён, испанскими рейдами (в том числе разрушением Зии, когда было убито 600 индейцев) и семилетней засухой ослабила решимость пуэбло и подготовила почву для нового испанского завоевания.

Бескровное отвоевание

В июле 1692 года Диего де Варгас возвратился в Санта-Фе с вернувшим Зию капитаном Бартоломе де Охеда. Варгас, имея только силы в шесть солдат, семь пушек (которые он использовал в качестве основного средства давления на пуэбло в Санта-Фе) и одного францисканского священника, вошёл в город до рассвета и позвал индейцев, обещая им помилование и защиту, если они присягнут на верность королю Испании и вернутся к христианской вере. Индейские вожди собрались в Санта-Фе, встретились с Варгасом и Охедой и согласились на мир. 14 сентября 1692 года Варгас объявил о формальном возврате колонии под власть Испании. Это был тринадцатый город, который он отвоевал для Бога и Короля в этой манере, как писал он радостно Конде де Гальве, вице-королю Новой Испании.

Хотя соглашение о мире 1692 было достигнуто бескровно, в последующие годы Варгас придерживался более строгого контроля над ведущими себя всё более вызывающе пуэбло. Во время отсутствия Варгаса в Санта-Фе в 1693 году пуэбло снова захватили город. Варгас и его войска вернули город под своей контроль быстро, но весьма кровавым путём, казнив 70 восставших пуэбло и приговорив 400 из них к рабству на десять лет. В 1696 году 14 индейцев пуэбло предприняли попытку организовать второе восстание, начав с убийства 5 миссионеров и 34 поселенцев, применяя оружие, которое испанцы сами продавали индейцам на протяжении многих лет; возмездие Варгаса было немилосердным, тщательным и длительным. К концу века последние сопротивляющиеся Пуэбло были рассеяны, и испанское завоевание территории было практически завершено.

Хотя их независимость от испанцев была недолгой, восстание пуэбло предоставило индейцам пуэбло гарантию свободы от будущих возможных испанских усилий по искоренению их культуры и религии при последующем отвоевании. Более того, испанцы выдали существенные земельные пожалования каждому пуэбло и назначили государственных адвокатов для защиты прав индейцев и представления их судебных дел в испанских судах.

Литература

• Sando, Joe S. Pueblo nations:eight centuries of Pueblo Indian history. — Clear Light, 1992. — 282 с. — ISBN 0940666073.
• Kessell, John L., Rick Hendricks, and Meredith D. Dodge. To the royal crown restored:the journals of don Diego de Vargas, New Mexico, 1692-94. — UNM Press, 1995. — 612 с. — ISBN 0826315593.

Ссылки

• PBS: [www.pbs.org/weta/thewest/resources/archives/one/pueblo.htm The West - Archives of the West.]
• [www.desertusa.com/ind1/P_rebellion.html Pueblo Rebellion]

Отрывок, характеризующий Восстание пуэбло

– «Сами себя и живот наш Христу богу предадим».
«Сами себя богу предадим, – повторила в своей душе Наташа. – Боже мой, предаю себя твоей воле, – думала она. – Ничего не хочу, не желаю; научи меня, что мне делать, куда употребить свою волю! Да возьми же меня, возьми меня! – с умиленным нетерпением в душе говорила Наташа, не крестясь, опустив свои тонкие руки и как будто ожидая, что вот вот невидимая сила возьмет ее и избавит от себя, от своих сожалений, желаний, укоров, надежд и пороков.
Графиня несколько раз во время службы оглядывалась на умиленное, с блестящими глазами, лицо своей дочери и молилась богу о том, чтобы он помог ей.
Неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала, дьячок вынес скамеечку, ту самую, на которой читались коленопреклоненные молитвы в троицын день, и поставил ее перед царскими дверьми. Священник вышел в своей лиловой бархатной скуфье, оправил волосы и с усилием стал на колена. Все сделали то же и с недоумением смотрели друг на друга. Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия.
– «Господи боже сил, боже спасения нашего, – начал священник тем ясным, ненапыщенным и кротким голосом, которым читают только одни духовные славянские чтецы и который так неотразимо действует на русское сердце. – Господи боже сил, боже спасения нашего! Призри ныне в милости и щедротах на смиренные люди твоя, и человеколюбно услыши, и пощади, и помилуй нас. Се враг смущаяй землю твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се людие беззаконии собрашася, еже погубити достояние твое, разорити честный Иерусалим твой, возлюбленную тебе Россию: осквернити храмы твои, раскопати алтари и поругатися святыне нашей. Доколе, господи, доколе грешницы восхвалятся? Доколе употребляти имать законопреступный власть?
Владыко господи! Услыши нас, молящихся тебе: укрепи силою твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду его и кротость, воздаждь ему по благости его, ею же хранит ны, твой возлюбленный Израиль. Благослови его советы, начинания и дела; утверди всемогущною твоею десницею царство его и подаждь ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа. Сохрани воинство его; положи лук медян мышцам, во имя твое ополчившихся, и препояши их силою на брань. Приими оружие и щит, и восстани в помощь нашу, да постыдятся и посрамятся мыслящий нам злая, да будут пред лицем верного ти воинства, яко прах пред лицем ветра, и ангел твой сильный да будет оскорбляяй и погоняяй их; да приидет им сеть, юже не сведают, и их ловитва, юже сокрыша, да обымет их; да падут под ногами рабов твоих и в попрание воем нашим да будут. Господи! не изнеможет у тебе спасати во многих и в малых; ты еси бог, да не превозможет противу тебе человек.
Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.


С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.