Чомпи

Чо́мпи (итал. Ciompi) — чесальщики шерсти и другие наёмные рабочие сукнодельческих мануфактур во Флоренции и в других итальянских городах. Тяжёлые условия труда, низкая заработная плата, высокие штрафы стали причинами ряда восстаний чомпи.

Первое выступление произошло во Флоренции в 1345 году под руководством чесальщика шерсти Чуто Брандини. Но эта первая в истории забастовка наёмных рабочих была подавлена.

В 1378 году (с 22 июня по 31 августа) во Флоренции вспыхнуло новое восстание чомпи, к которым присоединились бедные ремесленники сукнодельческих цехов. Восставшие требовали:

• улучшения своего положения и политических прав;
• повышения заработной платы на 50 %;
• предоставления мест в правительственных органах (где они раньше не были представлены);
• организации нового цеха наёмных рабочих (только члены цехов были во Флоренции полноправными гражданами);
• ликвидации должности «чужеземного чиновника» (надсмотрщика за работой и поведением наёмных рабочих, которого хозяин приглашал из другого города).

Своё недовольство чомпи направили против «жирных» пополанов и городских феодалов. 21 июля они взяли штурмом дворец подеста — резиденцию судебной и военной власти в городе, а 22 июля — дворец синьории, из которого изгнали правительство приоров. Восставшие сформировали новую синьорию, главой которой провозгласили Микеле ди Ландо. Чомпи считали его своим, но ко времени восстания он давно уже не был чесальщиком шерсти, а служил надсмотрщиком богатого суконщика. Микеле ди Ландо был связан с «жирными» пополанами и сыграл предательскую роль в ходе восстания чомпи. В новое правительство, кроме Ландо, вошли ещё двое чомпи, три приора от мелких ремесленников и три — от «жирных» пополанов. Были созданы три новых цеха, в том числе цех чомпи. Для охраны нового правительства было организовано народное ополчение из 1500 арбалетчиков.

Однако победители оказались без средств, так как сукнодельческие мастерские были закрыты с первых дней восстания. К тому же землевладельцы прекратили доставку хлеба в город. В конце августа чомпи, недовольные политикой синьории, создали своё правительство — «Восемь святых божьего народа», которое разместилось в церкви Санта Мария Новелла. Но восставшие требовали, чтобы оно находилось во дворце приоров. Вооруженный отряд чомпи направился к площади Синьории и осадил дворец. Приоры подчинились власти «Восьми». Новое правительство, избранное 29 августа, возглавил чесальщик шерсти Бартоло ди Якопо. Но ди Ландо помог «жирным» пополанам: они стянули к городу войска и откололи от чомпи их союзников — ремесленников, которые, добившись своих требований, испугались размаха восстания.

31 августа 1378 года ди Ландо собрал на площади Синьории ополчения всех цехов, и они расправились с восставшими. В тот же день чомпи были выведены из приората, а их новый цех ликвидирован. Чомпи подверглись репрессиям. 5 сентября на площади Синьории были казнены вожди восстания Доменико ди Туччо и Маттео Сальви.

Библиография

• Рутенбург В. И. Народные движения в городах Италии. XIV — начало XV в. — М., Л., 1958.
• Рутенбург В. И. Чомпи и гранды // Из истории трудящихся масс Италии. — М., 1959.

Ссылки

• [web.archive.org/web/20090103025437/revolt.anho.org/archives/486 Делай как чомпи!]

Отрывок, характеризующий Чомпи

– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.