Мадридское восстание

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Восстание 2 мая»)
Перейти к: навигация, поиск
Восстание в Мадриде 2 мая 1808 года
Основной конфликт: Наполеоновские войны

Франциско Гойя. «Восстание 2 мая 1808 года в Мадриде».
Дата

23 мая 1808 года

Место

Мадрид, Испания

Итог

Восстание жестоко подавлено, но волнения перекидываются на всю Испанию, начинается война за независимость Испании

Противники
Испания Франция
Командующие
Педро Веларде
Луис Даоис (исп. Luis Daoíz) †
Иоахим Мюрат
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно
  Пиренейские войны

Восстание 2 мая 1808 года в Мадриде (исп. Dos de Mayo) — восстание жителей Мадрида против оккупации города войсками французского императора Наполеона Бонапарта, послужившее прелюдией к затяжной партизанской войне.





Предпосылки

Город Мадрид был оккупирован войсками Наполеона 23 марта 1808 года. Король Карл IV был вынужден отречься в пользу своего сына Фердинанда VII, однако Наполеон заманил обоих на французскую территорию и взял под арест в городе Байонна. Попытка командующего французскими войсками Иоахима Мюрата вывезти из страны также дочь и младшего сына Карла IV привела к народному восстанию в Мадриде, которое было подавлено после нескольких часов ожесточенных уличных боев. Жестокое подавление восстания и последующее провозглашение королём Испании брата Наполеона Жозефа привели к распространению волнений на всю Испанию.

Начало и ход восстания

Искрой, воспламенившей восставших, стала попытка французского маршала Мюрата выслать дочь и младшего сына Карла IV, Франциско де Паула, в Байонну. Первоначально правящий совет города отказался выполнить требование Мюрата, но в конце концов дал согласие после получения письма от Фердинанда VII, находившегося в Байонне.

2 мая перед Королевским дворцом в Мадриде начала собираться толпа. Собравшиеся вошли в здание, чтобы предотвратить высылку Франциско де Паула. Мюрат прислал батальон гренадеров из состава императорской гвардии и артиллерийские расчеты. Артиллерия открыла огонь по собравшейся толпе, и восстание начало охватывать другие части города.

Плохо вооруженные горожане вступили в уличные бои с французскими войсками. Мюрат объявил военное положение и ввел большую часть своих войск внутрь города, начались ожесточенные бои вокруг Puerta del Sol и Puerta de Toledo. Гражданская администрация города была распущена. Постепенно французские войска установили контроль над городом, сотни жителей погибли в боях. Ожесточение боев передано на картине Гойи «Восстание 2 мая 1808 года в Мадриде». Испанские войска, находившиеся в городе, согласно полученным приказам остались в казармах. Единственным подразделением, присоединившимся к восставшим, были артиллеристы из казарм Monteleón. Командиры этого подразделения, Педро Веларде и Луис Даоис (исп.), по сей день считаются героями восстания. Оба погибли во время французских атак на казармы.

Последствия восстания

За подавлением восстания последовали суровые репрессии. Вечером 2 мая Мюрат создал военный трибунал под председательством генерала Груши. Трибунал выносил смертные приговоры каждому, захваченному с оружием в руках. В выпущенном в тот же день приказе Мюрат писал: «Жители Мадрида, давшие увлечь себя на ложный путь, предались мятежу и убийствам. Была пролита французская кровь. Это требует мести. Все, арестованные при бунте, с оружием в руках, будут расстреляны»[1]. Все общественные собрания были запрещены, был выпущен приказ сдать оружие французским властям. Сотни пленных горожан были казнены в ночь на 3 мая, эта сцена отражена в картине Гойи «Третье мая 1808 года в Мадриде».

Новости о восстании в Мадриде, прибывшие в тот же день 2 мая в близлежащий городок Мостолес, побудили Хуана Переса Вильямиля (исп.), секретаря Адмиралтейства и прокурора Высшего военного совета, и руководителей (алькадов) городка, подписать декларацию об объявлении войны, с призывом к испанцам бороться за изгнание оккупантов. По имени городка этот документ получил название Декларации алькадов Мостолеса (исп.).

Французские оккупанты надеялись, что их быстрые и жестокие репрессии покажут населению, что они хозяева Испании, однако на самом деле восстание дало сильный толчок сопротивлению. В последующие недели и месяцы число вооруженных выступлений против французов стало возрастать. 2 мая датируют начало Войны на Пиренейском полуострове.

2 мая считается праздничным днем в столичном регионе. На месте, на котором располагались казармы Monteleón, сейчас находится Площадь Дос де Майо (Площадь 2 мая). Прилегающие кварталы именуются районом Malasaña (Маласанья), по имени девушки-подростка Мануэлы Маласаньи, погибшей при подавлении восстания.

В Мадриде воздвигнуты несколько памятников героям восстания, включая Монумент павшим за Испанию (исп.)

Напишите отзыв о статье "Мадридское восстание"

Литература и искусство

Примечания

  1. Jon Cowans. «Modern Spain: A Documentary History». University of Pennsylvania Press, May 2003. ISBN 0-8122-1846-9

Отрывок, характеризующий Мадридское восстание

– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…