Восточное Ся

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Восточное Ся
東夏

1215 — 1233




К:Появились в 1215 годуК:Исчезли в 1233 году

Восточное Ся (1215—1233) — чжурчжэньское государство, возникшее на территории современного Северо-Восточного Китая, КНДР и юга Приморского края во время монгольского вторжения и падения империи Цзинь.





История

После того как Чингисхан в 1210 году отказался признать нового цзиньского государя, началась Монгольско-цзиньская война. Цзиньские военачальники[кто?] отдельных областей и округов заявляли о своей независимости и переходили в подчинение монголам.

Чингисхан разделил войска на три направления, захватывая провинции на Ляонинском полуострове и столицы: Северную (1215 год)[1] и Среднюю. В 1216 году сюаньфу (командующий) Пусянь Ваньну сдался монголам, его противник Елюй Люгэ захватил его владения и Восточную столицу.

Со стотысячным войском Пусянь Ваньну совершает поход в губернию Хэлань (бассейн рек Хайланьхэ и Тумыньцзян) и в городе Кайюань провозглашает создание государства Восточное Ся.

Государство Восточное Ся имело дипломатические отношения с Корё, в союзе с монголами совершало походы против киданей на территории Корё. Данный союз был заключён в 1219 году против Люгэ, на длительное время отсрочил гибель государства и способствовал удержанию территории от захвата Хачжэньчжалом из Кореи в 1219 году.

В 1220-е годы наступило затишье в войне с монголами.

Восточное Ся некоторое время сохраняло свою самостоятельность до победы монголов в Корее в 1231—1232 гг. Угэдэй в 1233 году решил уничтожить Восточное Ся. Поход, возглавлявшийся принцем Гуйю и другими полководцами, положили конец 19-летнему существованию этой страны. Монголы окружили Южную столицу, где Ваньну был пленён.

В 1234 году Цзиньская империя пала.

См. также

Напишите отзыв о статье "Восточное Ся"

Примечания

  1. East Asia: A Cultural, Social, and Political History. Patricia Buckley Ebrey, Anne Walthall, James Palais. 2009. Страниц: 528. ISBN 05-4700-5342

Ссылки

  • [www.istmira.com/knigi-istoriya-rossii/11/11/page/189/Rossiyskiy-Daljniy-Vostok-v-drevnosti-i-srednevekovje.html Российский Дальний Восток в древности и средневековье]

Отрывок, характеризующий Восточное Ся

– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.