Восточнословацкий диалект
Поделись знанием:
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.
На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.
На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!
В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
Эта статья о восточнословацком диалекте; о восточнословацком литературном языке см.: Восточнословацкий литературный язык.
Восточнослова́цкий диале́кт (восточнословацкая диалектная группа) (словацк. východoslovenský dialekt, makroareál východoslovenských nárečí, východoslovenské nárečia, východná slovenčina, východoslovenčina) — диалект словацкого языка, распространённый в восточной части словацкого языкового ареала. Относится к числу трёх основных словацких диалектов наряду с западнословацким и среднесловацким, образующим единый непрерывный диалектный континуум[3][4][5]. В составе восточнословацкого диалекта или восточнословацкой диалектной группы выделяют спишские, абовские, шаришские, земплинские, ужские и сотацкие говоры[~ 1][2][3]. Восточнословацкий диалект наиболее обособлен от других словацких диалектов как лексически, так и фонетически[4], он в большей степени, чем другие словацкие диалекты, подвергся внешнеязыковым контактам (с соседними говорами малопольского диалекта, с восточнославянскими говорами и с венгерским языком)[6][7].
Для восточнословацкого диалекта характерно распространение таких языковых черт, относящихся главным образом к фонетике и морфологии, как наличие roT-, loT- на месте праславянских сочетаний *orT-, *olT- не под акутовым ударением; наличие на месте исконного носового ę после губных согласных в кратком слоге гласной /e/, в долгом слоге — /ɪ̯a/; парокситоническое ударение (всегда падающее на предпоследний слог); отсутствие долгих гласных и т. д.[8]
На основе разных говоров восточнословацкого диалекта, начиная с XVIII века, предпринимались попытки создания литературной нормы, известной как восточнословацкий язык (микроязык), которая так и не вошла в употребление (в первой половине XX века издание литературы на этом языке прекратилось)[9].
Содержание
Классификация
В статье «Словацкий язык» (из издания «Языки мира: Славянские языки») в составе восточнословацкой диалектной группы перечислены следующие шесть групп говоров[2][3]:
- Спишские говоры (словацк. spišské nárečia),
- Абовские говоры (abovské nárečia),
- Шаришские говоры (šarišské nárečia),
- Земплинские говоры (zemplínske nárečie),
- Ужские говоры (užské nárečia),
- Сотацкие говоры (sotácke nárečia).
В ряде классификаций словацких диалектологов, таких, как Ф. Буффа (F. Buffa)[15], 1962; И. Котулич (I. Kotulič)[16], 1962; М. Семянова (M. Semjanová), 1976; К. Палкович (K. Palkovič), 1981; Р. Крайчович (R. Krajčovič)[17], 1988, и других восточнословацкие говоры разделяются на два ареала — западный и восточный[11]:
- Западные восточнословацкие говоры
- Спишские говоры,
- Абовские говоры,
- Шаришские говоры,
- Восточные восточнословацкие говоры
- Земплинские говоры,
- Ужские говоры,
- Сотацкие говоры.
В классификации, опубликованной в «Атласе словацкого языка» (Atlas slovenského jazyka), 1968, под редакцией Й. Штольца (J. Štolc), а позднее изложенной Й. Штольцем в «Словацкой диалектологии» (Slovenska dialektologia) 1994 года[14], говоры восточнословацкого диалекта разделяются на три ареала — юго-западный, центральный и восточный[12]:
- Юго-западные восточнословацкие говоры
- Спишские говоры,
- Спишско-шаришские говоры,
- Абовские говоры,
- Центральные восточнословацкие говоры
- Шаришские говоры,
- Земплинские говоры,
- Восточные восточнословацкие говоры
- Ужские говоры,
- Сотацкие говоры.
Кроме перечисленных выше групп говоров в восточнословацком диалектном ареале в разных классификациях словацких диалектов также могут выделяться и другие группы говоров (включая говоры переходного характера)[10]:
- Лучивнинские (lučivnianske nárečie) и гнилецкие говоры (hnilecké nárečia) в ареале спишской группы говоров,
- Шаришско-спишские говоры (spišsko-šarišské nárečia) — говоры на юго-востоке ареала спишской группы говоров и на юго-западе шаришской группы говоров.
Область распространения
Говоры восточнословацкого диалекта распространены в восточной Словакии на территории Прешовского и Кошицкого краёв, исключая крайне западные районы Кошицкого края[2].
На западе восточнословацкие говоры граничат с говорами среднесловацкого диалекта — липтовскими и гемерскими (восточногемерскими и верхнегронскими), на северо-западе — с малопольскими говорами — сондецким и гуральским спишским. С севера и востока к восточнословацким говорам примыкает область распространения русинских говоров (лемковских и закарпатских говоров юго-западного наречия украинского языка), с юга — область словацких диалектно разнородных говоров и область распространения венгерского языка[2]. Кроме того восточнословацкие говоры распространены на этнической территории русин в северо-восточной части Словакии чересполосно с русинскими говорами (также ряд анклавов русинских говоров размещён на территории восточнословацкого языкового ареала)[11][10] и в западных районах Закарпатской области Украины.
История
История формирования и развития восточнословацкого диалекта тесно связана с историей становления и развития словацкого этноса и словацкого языка[3], в образовании которого приняли участие генетически разнородные славянские диалекты. Отдельные различительные особенности современных словацких диалектов (включая восточнословацкий) сложились в период после завершения миграций славян в VI—VII веках (изменение групп *orT-, *olT- не под акутовым ударением в roT-, loT-, изменение *x по второй второй палатализации в s или š и другие особенности). В VIII—IX веках как в говорах, на основе которых сформировался восточнословацкий диалект, так и в остальных словацких говорах протекают одинаковые языковые процессы, способствующие сближению разных диалектных групп словацкого языкового ареала, при этом часть из этих процессов была реализована сходно с западнославянскими, часть — с незападнославянскими языками. К данным явлениям относят развитие слоговых сонорных в сочетаниях *TrьT, *TrъT, *TlьT, *TlъT; сохранение сочетаний *kv-, *gv- в начале слова перед *ě; отсутствие l эпентетического после губных согласных p, b, m, v на стыке морфем на месте праславянских сочетаний губного с *j; изменение праславянских сочетаний *tj, *dj в c, dz и т. д. В X—XI веках для говоров, на основе которых сформировался восточнословацкий диалект, характерны изменения, общие для всех предков словацких диалектов (результаты изменения *g по первой палатализации, а также сочетаний *dj, *gj, краткость на месте старого акута и т. д.), выделившие словацкий среди других западнославянских языков. В дальнейшем протекали языковые процессы, как объединяющие восточнословацкий с другими словацкими диалектами, так и дифференцирующие его от них — основные из этих процессов завершились уже к XVI веку — в этот период важнейшие языковые различия восточнословацкого от других словацких диалектов были достаточно чётко оформлены[6].
Возможно, предки носителей восточнословацких говоров до X века населяли области южнее и западнее границ современного ареала и находились в соседстве с территорией расселения предков носителей западнословацкого диалекта. Данное предположение основывается на ряде языковых сходств (включая языковые черты древнего происхождения) восточнословацкого и западнословацкого диалектов, противопоставляющих их говорам среднесловацкого диалекта[18]:
- Изменение групп *orT-, *olT- не под акутовым ударением в roT-, loT-. В среднесловацком диалекте данные группы изменились в raT-, laT-.
- Изменение группы согласных /šč/ в /št’/. В среднесловацком такое изменение отсутствует.
- Окончание одушевлённых существительных мужского рода множественного числа в именительном падеже -e, -ove (в западнословацком диалекте — -é/-ie, -ové/-ovie): l’udze «люди», gazdove «хозяева» и т. п. В среднесловацком отмечаются окончания -ɪ̯a, -ovɪ̯a: l’ud’ɪ̯a, gazdovɪ̯a и т. п.
- Окончание существительных женского рода единственного числа в форме творительного падежа -u (в западнословацком — -ú/-u): z nohu «ногой», ženu «женщиной». В среднесловацком — окончание -ou̯: z nohou̯, ženou̯.
- Окончания существительных среднего рода в форме именительного падежа единственного числа -o в случаях типа pol’o «поле», s’erco «сердце» и т. п. В среднесловацком — окончание -e: pol’e, srco и т. п.
- Окончание прилагательных среднего рода в форме именительного падежа единственного числа -e (в западнословацком — -é): dobre «доброе», «хорошее». В среднесловацком — окончание -u̯o: dobru̯o и т. д.
Переселение венгров на Дунай к X веку могло привести к миграции восточных словаков на северо-восток в область современного расселения. Предки носителей среднесловацкого диалекта, вероятно, мигрировали из южных областей на север в предгорья Татр, разделив некогда общий западнословацко-восточнословацкий ареал. Тем самым говоры, на основе которых сформировался современный восточнословацкий диалект, оказались на периферии чешско-словацкого языкового ареала в соседстве с лехитскими говорами Малопольши и восточнославянскими говорами Закарпатья[18].
Процесс образования языковых различий как восточнословацкого диалекта, так и говоров в его составе, отчасти был обусловлен обособлением той или иной части этнической территории словаков в пределах разных административных единиц феодального Венгерского королевства[3]. Ряд диалектных признаков восточнословацкого диалекта, относящихся не только к заимствованиям лексики, но и затронувшие фонологическую систему, морфологию и синтаксис, был сформирован вследствие влияния внешнеязыковых контактов (другие словацкие диалекты подверглись воздействию соседних языков в меньшей степени, чем восточнословацкий)[6]:
- Языковые контакты с малопольскими говорами способствовали фиксации ударения на предпоследнем слоге слова; образованию кратких гласных на месте долгих; образованию специфических форм глагола прошедшего времени типа pisal jem/pisal mi «я писал», pisalam/pisala mi «я писала», а также форм глагола сослагательного наклонения типа pisal bim «я бы писал» и т. д.
- Языковые контакты с восточнославянскими говорами, возможно, привели к появлению глагольных форм прошедшего времени типа ja pisal «я писал» и сослагательного наклонения ja bi pisal «я бы писал», сосуществующих с формами типа pisal jem/pisal mi и pisal bim и т. д.
- Языковые контакты с венгерским языком, вероятно, были причиной утраты фонемы /x/ в южных восточнословацких говорах, в частности в абовских говорах — фонема /x/ совпала с /h/: horosc (слов. литер. choroba «болезнь»), muha (слов. литер. mucha «муха») и т. д.
Языковая близость говоров восточнословацкого и малопольского диалектов даёт основание предполагать, что в прошлом, приблизительно до XIV—XVI веков, ареалы этих говоров граничили непосредственно друг с другом, после чего в результате пастушеских миграций на Карпатах польский и словацкий языковые ареалы были разделены областью распространения восточнославянских говоров, на основе которых сформировался современный лемковский диалект, при этом местное западнославянское население частично было ассимилировано[19].
На территории распространения восточнословацкого диалекта в XVI—XVIII веках отмечалось формирование так называемого «восточнословацкого культурного интердиалекта» на основе взаимодействия местных говоров и чешского литературного языка. Данный интердиалект был средством устного общения главным образом для образованной части населения восточной Словакии[20].
Восточнословацкий литературный язык
В разное время на говорах восточнословацкого диалекта предпринимались попытки создания литературной нормы. Один из вариантов регионального восточнословацкого языка создавался кальвинистами восточной Словакии с середины XVIII века. Его основой стали земплинские говоры. На нём до 1920-х годов издавалась церковная литература, после чего этот вариант вышел из употребления. Второй вариант восточнословацкого языка появился в середине XIX века вне связи с церковью — так называемый светский, или «мирской», вариант. Его базой стали восточнословацкие говоры другой группы — шаришские говоры — этот язык также известен как «шаришский» (šariština). Данный вариант языка использовался (до второй мировой войны) главным образом провенгерски настроенными словаками, с 1880-х годов словацкими общинами в США на восточнословацком языке, опирающемся не только на шаришские, но и на спишские говоры, издавались газеты (Amerikanszko-szlovenszke novini, Szlovjak v Amerike и некоторые другие)[21], в 1919 году на «шаришском языке» издавалась пресса в Словацкой Советской Республике[22].
С конца XX века отмечаются попытки возрождения восточнословацкого литературного языка. Вновь появляются авторы, пишущие на восточнословацком, в частности в 2002 году под редакцией Ондрея Галаги (Ondrej Halaga) был издан «Восточнословацкий словарь» (Východoslovenský slovník)[21][22].
Отличия от соседних славянских языков
К ареалу восточнословацкого диалекта примыкают на значительном протяжении его границы ареалы диалектов близкородственных славянских языков, с севера — ареал западнославянского малопольского диалекта, с севера и востока — ареал восточнославянского лемковского диалекта. От них восточнословацкий ареал отделяют пучки изоглосс, которые чётко разграничивают область распространения восточнословацкого диалекта с областями распространения малопольского и лемковского диалектов[23].
Отличия от лемковского диалекта
С лемковским диалектом восточнословацкий различается по таким языковым чертам, как[23]:
- Наличие гласных на месте древней долгой ó. В лемковском — гласная /i/: kiň, stil и т. п. В восточнословацком — по говорам /u/ или /o/: kuň/koň, stul/stol (словац. литер. kôň, stôl «конь», «стол») и т. п.
- Результаты метатезы плавных в группах *TorT, *TolT, *TerT, *TelT. Для лемковского диалекта на месте данных сочетаний характерны полногласные формы: zoloto, holova, bereh и т. п. в противоположность словацким неполногласным формам: zlato, hlava, по говорам brieh/breh/brih (словац. литер. zlato, hlava, breh «золото», «голова», «берег») и т. п.
- Наличие согласных на месте /t/ и /d/ перед [e] и [i]. В лемковских говорах — мягкие /t’/ и /d’/. В восточнословацких говорах — твёрдые /c/ и /dz/.
- Наличие в лемковских говорах согласных /č/, /ž/ на месте праславянских сочетаний *tj, *kt перед гласными переднего ряда и *dj (meža, noč) в соответствии с согласными /c/, /dz/ в восточнословацких говорах: medza, noc (словац. литер. medza, noc «межа», «ночь»).
- Окончания инфинитивов -ti в лемковских говорах: dati, pisati и т. п. соответствуют окончанию -c в восточнословацких говорах: dac, pisac (словац. литер. dat’, písat’ «дать», «писать»).
- Окончания глаголов в форме 1-го лица единственного числа настоящего времени. В лемковских говорах — -u: pletu, pišu и т. п. В восточнословацких говорах — -em: pl’ecem, pišem (словац. литер. pl’etiem, píšem «плету», «пишу»).
- Окончания глаголов в форме 3-го лица множественного числа настоящего времени. В лемковских говорах — -at’, -ut’: oňi chval’at’, znajut’ и т. п. В восточнословацких говорах — -a, -u: chval’a, znaju (словац. литер. chvál’ia, znajú «(они) хвалят», «знают»).
Отличия от малопольского диалекта
От малопольских говоров гуралей северного Спиша восточнословацкий диалект отличается по следующим языковым чертам[24]:
- Наличие результатов перегласовок ’e > ’o, ’ě > ’a перед твёрдыми переднеязычными согласными t, d, s, z, n, r, l в малопольских говорах: s’ostra, c’otka и т. п.; śviat, siano, l’as и т. п. В восточнословацком — śestra, cetka (словац. литер. sestra, t’etka «сестра»; «тётка», «тётя») и т. п.; s’vet, s’eno, l’es (словац. литер. svet, seno, l’es «свет», «мир»; «сено», «лес») и т. п.
- Сохранение носовых гласных в малопольских говорах (renkom, mieśonce) и утрата их в восточнословацких говорах: ruku, meśace.
- Наличие звука [g] у гуралей (glova), противопоставленное произношению [h] на месте /g/ у восточных словаков (hlava).
- Наличие у гуралей мазурения, противопоставленное его отсутствию у восточных словаков.
Особенности диалекта
Говоры восточнословацкого диалекта характеризуются следующими фонетическими и морфологическими диалектными особенностями[25][8]:
Фонетика
- Наличие, как и в западнословацком диалекте, на месте праславянских сочетаний *orT-, *olT- не под акутовым ударением roT-, loT-: lokec «локоть», rokita «ракита», loňi «в прошлом году» и т. п. Данное явление противопоставлено говорам среднесловацкого диалекта, в которых представлены сочетания raT-, laT- (laket’, rakita, lan’i и т. п.).
- Наличие на месте праславянского носового ę после губных согласных /e/ (в кратком слоге): meso «мясо», hovedo «скотина», dzevec «девять» и т. п. и /ɪ̯a/ (в долгом слоге): pamɪ̯atka «память», «памятник», dzevɪ̯ati «девятый» и т. п. После остальных согласных (помимо губных) в долгом слоге на месте носового ę отмечается гласная /a/: častka «часть», poradek «порядок» и т. п. В среднесловацком диалекте на месте носового ę после губных возникла гласная /ä/ (в кратком слоге) и дифтонг /ɪ̯a/ (в долгом слоге), в западнословацком диалекте — гласные /a/ (в кратком слоге) и /ā/ (в долгом слоге).
- Вокализация редуцированных в сильной позиции с образованием на месте ь и ъ в основном гласной /e/ (реже при возможных других гласных): statek «скот», deska «доска», oves «овёс», diźdž «дождь», von «вон», «вне», bočka/bačka «бочка» и т. п. В среднесловацком диалекте на месте редуцированного ь появились гласные /e/, /o/, на месте ъ — гласные /e/, /o/, /a/, в западнословацком, как и в восточнословацком, но более последовательно, на месте редуцированных представлена гласная /e/.
- Отсутствие долгих гласных: brazda «борозда», mam «(я) имею», davam «(я) даю», luka «луг», dobri «добрый», «хороший» и т. п. В большинстве говоров западнословацкого диалекта долгие гласные (/ā/, /ē/, /ō/ или /ī/, /ū/) выступают на месте дифтонгов, в говорах среднесловацкого диалекта сохранились как долгие гласные, так и дифтонги. Отсутствие оппозиции долгих и кратких гласных в целом отличает восточнословацкий диалект от чешско-словацкого языкового ареала и сближает с лехитским ареалом.
- Сочетания плавных с гласным на месте слоговых [r̥] и [l̥]: /ar/ (tvardi «твёрдый», zarno «зерно»); /er/ (śerco «сердце»); /ir/ (virba наряду с vɪ̯erba/verba «верба»); /ri/; /al/ (halboki «глубокий»); /el/ (vil’k/vel’k «волк»); /ol/, /ul/ (polno/pulno «полно», kolbasa «колбаса»), /lu/ (slunko «солнце»), /li/ (hl’iboko «глубоко»). Слоговые [r̥] и [l̥] входят в характеристику литературного языка.
- Распространение мягких шипящих /s’/ и /z’/: śivi «седой», śeno «сено», źac «жать», «убирать», źima «зима», «холод» и т. п.
- Дзеканье и цеканье — наличие на месте мягких /t’/ и /d’/ звуков [c], [dz]: dzeci «дети», dzedzina «деревня», cixo «тихо», vracic «возвратить», «вернуть», volac «звать» и т. п.
- Оглушение /v/ в конце слова и перед глухой согласной, как и в западнословацком диалекте: bratof «брата», pol’efka «суп» и т. п. В среднесловацком диалекте в закрытом слоге и в конце слова на месте /v/ произносится неслоговой [u̯]: dāu̯no «давно», mrkeu̯ «морковь», bratou̯ «братов» и т. п
- Парокситоническое ударение (на предпоследнем слоге), как и в соседних с восточнословацкими малопольских (и в польском литературном языке) и лемковских говорах. Для западнословацкого и среднесловацких диалектов (и для словацкого литературного языка) характерно наличие инициального ударения (на первом слоге). В целом данная черта отличает восточнословацкий диалект (наряду с североморавскими диалектами) от чешско-словацкой языковой подгруппы и сближает с восточнолехитским языковым ареалом.
Морфология
- Распространение окончаний -o, -e у существительных среднего рода в форме именительного падежа единственного числа: pol’o «поле», moro «море», l’isce «листья», «листва», veśel’e «свадьба» и т. п. В среднесловацком диалекте в данной позиции отмечаются окончания -ɪ̯a, -e: znamen’ɪ̯a «знак», zdravɪ̯a «здоровье», pol’e «поле», more «море», vajce «яйцо» и т. п., в западнословацком диалекте — окончание -o: līco «щека», vajco «яйцо» и т. п.
- Окончание -u у существительных женского рода в форме творительного падежа единственного числа: s pal’icu «с дубиной», «с палкой», zo ženu «с женщиной». Для западнословацких говоров характерно наличие у существительных женского рода в данной форме окончания -ú/-u (s tū dobrū ženū/s tu dobru ženu «с этой доброй женщиной»), для среднесловацких — окончания -ou̯ (s tou̯ dobrou̯ ženou̯).
- Окончание -u у существительных мужского рода в форме родительного падежа единственного числа типа hrdina: gazdi «хозяина», bači «чабана», «овчара» и т. п. В среднесловацких говорах распространено окончание -u: gazdu, baču и т. п.
- Обобщённые окончания для существительных всех трёх родов в формах родительного, дательного и местного падежей множественного числа. В дательном падеже окончание -om: bratom «братьям», ženom «женщинам», mestom «городам». В родительном и местном падежах окончание -och: bratox «братьев», «о братьях», ženox «женщин», «о женщинах», mestox «городов», «о городах».
- Распространение у прилагательных и местоимений в форме творительного падежа множественного числа окончания -ima: s tima dobrima «с этими добрыми», z mojima «с моими», ś n’ima «с ними»
- Наличие таких форм прошедшего времени глагола byt’ «быть» в 3-м лице единственного и множественного числа, как: bul «он был», bula «она была», bulo «оно было», bul’i «они были».
- Распространение в большинстве восточнословацких говоров окончаний -u или -ɪ̯a, -a в глагольныех формах 3-го лица множественного числа настоящего времени: voźa «возят», vedu «ведут», robɪ̯a «работают» и т. п.
- Возможность употребления форм глаголов будущего времени типа budzem robil «я буду делать», budu robil’i «они будут делать» наряду с обычными формами типа budzem robic.
Лексика
Распространение слов[15]:
- barz (словац. литер. vel’mi, «очень»), ср. польск. bardzo «очень»;
- trimac (литер. držat’ «держать»), ср. укр. тримати, польск. trzymać «держать»;
- chol’em (литер. aspoň «по крайней мере», «хотя бы»);
- batoh, batuh (литер. bič «бич», «кнут», «хлыст»);
- ta (литер. nuž «ну», «ну, так»);
- onačic sa (литер. ondiat’ sa «возиться», «копаться»);
- trebalo (литер. treba bolo «было нужно»);
- l’em (литер. len «только», «лишь») и многие другие.
Для восточнословацких говоров характерно распространение в лексике украинизмов, особенно в говорах восточной части ареала диалекта[26].
Напишите отзыв о статье "Восточнословацкий диалект"
Примечания
- Комментарии
- ↑ В описаниях словацких диалектов к основным диалектным единицам применяют термин «диалект» или «группа диалектов» — восточнословацкий диалект или восточнословацкая группа диалектов, в случае применения термина «диалект» к диалектным единицам низшего порядка в его составе применяется термин «группа говоров» (или просто «говоры»), в случае применения термина «диалектная группа» — диалектные единицы в составе группы называют «диалектами».
- Источники
- ↑ 1 2 Short, 1993, с. 590.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [slovake.eu/sk/intro/language/dialects Slovake.eu] (слов.). — Úvod. O jazyku. Nárečia. [www.webcitation.org/6GJ36TotB Архивировано из первоисточника 2 мая 2013]. (Проверено 1 мая 2013)
- ↑ 1 2 3 4 5 Смирнов, 2005, с. 275.
- ↑ 1 2 Short, 1993, с. 588.
- ↑ Широкова А. Г. [www.tapemark.narod.ru/les/464a.html Словацкий язык] // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — 685 с. — ISBN 5-85270-031-2.
- ↑ 1 2 3 Смирнов, 2005, с. 278.
- ↑ [www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/lingvistika/SLOVATSKI_YAZIK.html Словацкий язык] — статья из Энциклопедии Кругосвет (Проверено 1 мая 2013)
- ↑ 1 2 Смирнов, 2005, с. 307—308.
- ↑ Смирнов, 2005, с. 277.
- ↑ 1 2 3 [fpv.uniza.sk/orgpoz/nehmotnekd/narec.html Uniza.sk] (слов.). — Slovenský jazyk a nárečia. [www.webcitation.org/6GJ37zSg2 Архивировано из первоисточника 2 мая 2013]. (Проверено 1 мая 2013)
- ↑ 1 2 3 4 [www.ludovakultura.sk/index.php?id=3879 Slovenský ľudový umelecký kolektív] (слов.). — Obyvateľstvo a tradičné oblasti. Slovenčina. [www.webcitation.org/6GJ37FhAh Архивировано из первоисточника 2 мая 2013]. (Проверено 1 мая 2013)
- ↑ 1 2 3 Semjanová, 1976, с. 371—372.
- ↑ Karpinský, 2009, с. 22—23.
- ↑ 1 2 Karpinský, 2009, с. 23.
- ↑ 1 2 Buffa F. [ilonas.net/valal/pdf/Buffa1962_Vychodoslovenske_narecia.pdf Východoslovenské nárečia] // Vlastivedný Časopis. IX. — Bratislava, 1962. (Проверено 1 мая 2013)
- ↑ Semjanová, 1976, с. 371.
- ↑ Karpinský, 2009, с. 22.
- ↑ 1 2 Liška, 1948, с. 167.
- ↑ Алексеева, 2008, с. 45.
- ↑ Смирнов, 2005, с. 275—276.
- ↑ 1 2 Švagrovský Š., Ondrejovič S. [www.juls.savba.sk/ediela/sr/2004/3/sr2004_3.odt Východoslovenský jazykový separatizmus v 19. a 20. storočí (Poznámky k Východoslovenskému slovníku)] // Slovenská Reč. — Bratislava, 2004. — № 3. — С. 129—150.
- ↑ 1 2 Скорвид С. С. Малые славянские языки: в каком смысле? // Малые языки Евразии: социолингвистический аспект. Сборник статей. — М.: МГУ, 1997. — С. 189.
- ↑ 1 2 Liška, 1948, с. 162—163.
- ↑ Liška, 1948, с. 163.
- ↑ Short, 1993, с. 589—591.
- ↑ Калнынь, Клепикова, 1999, с. 33.
Литература
- Bartko L., Dzendzelivska N. J., Lipták Š. [ilonas.net/valal/pdf/Bartko+Dzendzelivska+Liptak1998_Sl_narecia_ZakU.pdf K charakteristike slovenských nárečí na Zakarpatskej Ukrajine] // Slavica Slovaca, roč. 33. — Bratislava, 1998. — № 1. — С. 3—17. (Проверено 1 мая 2013)
- Karpinský P. [www.unipo.sk/public/media/11314/Slovo%20o%20slove%2015%20-%202009.pdf Východoslovenská nárečia (výsledky výskumu v období 1960—2000)] // Slovo o slove. Zborník Katedry komunikačnej a literárnej výchovy Pedagogickej fakulty Prešovskej univerzity, ročník 15. — Prešov, 2009. — С. 20—35. — ISBN 978-80-8068-972-8. (Проверено 1 мая 2013)
- Liška J. [ilonas.net/valal/pdf/Liska1948_Narecovy_svojraz_vS.pdf Nárečový svojráz východného Slovenska (príspevok k východoslovenským narečiám)] // Almanach východného Slovenska 1848—1948 / sostavili Polívka E., Vindiš I. — Košice, 1948. — С. 162—169. (Проверено 1 мая 2013)
- Semjanová M. [ilonas.net/valal/pdf/Semjanova1976_Zemplin_izoglosy.pdf Pokus o vnútornú diferenciáciu zemplínskych nárečí] // Nové Obzory. — Prešov, 1976. — № 18. — С. 371—378. (Проверено 1 мая 2013)
- Short D. Slovak // The Slavonic Languages / Edited by Comrie B., Corbett G. — London, New York: Routledge, 1993. — P. 533—592. — ISBN 0-415-04755-2.
- Алексеева М. Лемковские говоры в контактах с другими славянскими языками // Исследования по славянской диалектологии. 13: Славянские диалекты в ситуации языкового контакта (в прошлом и настоящем) / Калнынь Л. Э.. — М.: Институт славяноведения РАН, 2008. — С. 44—57. — ISBN 978-5-7576-0217-2.
- Калнынь Л. Э., Клепикова Г. П. Вопросы диалектологии на XII Международном съезде славистов // Вопросы языкознания / Клепикова Г. П. — М.: Наука, 1999. — С. 20—38.
- Смирнов Л. Н. Словацкий язык // Языки мира: Славянские языки. — М., 2005. — С. 274—309. — ISBN 5-87444-216-2.
Ссылки
- [www.pitt.edu/~armata/dialects.htm Pitt.edu] (англ.). — Map of Slovak Dialects. [www.webcitation.org/6GY04TJf2 Архивировано из первоисточника 12 мая 2013]. (Проверено 1 мая 2013)
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Восточнословацкий диалект
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.
На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.
На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!
В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
