Восточно-Франкское королевство

Восточно-Франкское королевство
лат. Francia Orientalis нем. Ostfrankenreich
Королевство
← 843 — 919 →
Восточно-Франкское королевство после Верденского договора 843 г.
Столица	Регенсбург, Франкфурт-на-Майне
Язык(и)	Латинский
Религия	Римско-католическая церковь
Денежная единица	Солид, Триенс, Денарий, Пфенниг
Форма правления	Монархия

К:Появились в 843 годуК:Исчезли в 919 году

Восточно-Франкское королевство (Восточная Франкия; лат. Francia Orientalis; нем. Ostfrankenreich)— государство, созданное в результате Верденского раздела 843 г. Франкской империи в качестве наследственного владения Людовика II Немецкого и включавшее территории к востоку от Рейна и к северу от Альп. Восточно-Франкское королевство было предшественником Священной Римской империи и современной Германии.

Хронологические и географические рамки

Чаще всего период существования Восточно-Франкского королевства ограничивают, с одной стороны, Верденским договором 843 г., а с другой — 919 годом, когда было впервые упомянуто выражение regnum teutonicorum (германское королевство). А именно, под 919 годом в Зальцбургских анналах записано, что «Арнульф, герцог Баварии, был избран править Германским королевством» (лат. Baiuarii sponte se reddiderunt Arnolfo duci et regnare ei fecerunt in regno teutonicorum). Но официальным титулом королей оставался «король восточных франков» (лат. rex Francorum Orientalium или просто rex Francorum) вплоть до 962 года, когда король Оттон I принял титул «император римлян и франков» (лат. imperator Romanorum et Francorum). Поэтому иногда историки временными рамками существования Восточно-Франкского королевства считают 843—962 годы.

Территория государства была относительно стабильной и имела тенденцию к расширению: в 870 г. была присоединена восточная часть Лотарингии, включая Нидерланды, Эльзас и собственно Лотарингию, начался захват населённых славянами земель вдоль Эльбы, короли восточных франков пытались установить сюзеренитет над Великоморавской державой.

Столицей Восточно-Франкского королевства при Людовике Немецком стал Регенсбург.

Сепаратизм и тенденции интеграции

Главной особенностью Восточно-Франкского королевства был тот факт, что оно фактически состояло из пяти крупных племенных герцогств: Саксония, Бавария, Франкония, Швабия и Тюрингия (позднее к ним прибавилась Лотарингия), представляющих собой относительно однородные в племенном составе полунезависимые княжества. Меньшее, чем в Западно-Франкском королевстве влияние римских государственно-правовых институтов и длительное сохранение племенных отношений предопределили относительную отсталость социально-политического развития Восточно-Франкского королевства от своего западного соседа. Племенные герцоги представляли собой реальный источник власти в государстве, в то время как власть короля оказалась достаточно ограниченной и сильно зависящей от крупнейших феодалов страны. Этому способствовало также отсутствие в Восточно-Франкском королевстве крупного земельного домена короля и необходимость опоры на военные силы герцогов в вопросах внешней политики.

Единство государства поддерживалось, прежде всего, правящим домом Каролингов, а также административными институтами и широким слоем франкской аристократии, унаследованной Восточно-Франкским королевством от империи Карла Великого. На протяжении IX века параллельно с процессом консолидации власти в герцогствах развивалось осознание единства германской нации и государства. Восточно-Франкское королевство по этническому составу было гораздо более однородным, чем другие государства, образованные на развалинах Франкской империи. Кроме того, земельные владения церкви и франкской аристократии были разбросаны по территории всех герцогств, что также создавало предпосылки для объединения.

Социальные институты

Процессы феодализации в Восточно-Франкском королевстве развивались более медленными темпами, чем в Западно-Франкском. Особенно это характерно для северных областей страны — Саксонии, Фризии. Процесс закрепощения крестьян в королевстве находился ещё в начальной стадии и во многих регионах сохранялся достаточно широкий слой свободного крестьянства (Швабия, Саксония, Тироль). Существенным также является долговременное господство аллодиальной земельной собственности и относительно медленный процесс её вытеснения ленными отношениями, основанными на условном феодальном держании. Более того, ленная система Восточно-Франкского королевства носила ненаследственный характер: фьефы жаловались, обычно, приближённым короля или герцога на срок несения ими службы без права передачи по наследству. Судебный иммунитет феодалов также не получил такой полноты оформления, какая наблюдалась в западно-франкских землях, и прерогатива разрешения основного объёма конфликтов и дел оставалась за королём и его представителями — графами.

Восточно-Франкское королевство было наследственной монархией: власть передавалась от отца к сыну в младшей линии династии Каролингов — потомков Людовика II Немецкого. К концу IX века сформировался принцип нераздельности государства, власть в котором должна была наследоваться старшим сыном умершего монарха. Прекращение немецкой линии Каролингов в 911 г. не привело к переходу престола к французским Каролингам: восточно-франкская знать избрала своим правителем саксонского герцога Конрада I, закрепив, таким образом, право немецких князей на избрание преемника короля в случае отсутствия прямого наследника у умершего монарха.

Политическое развитие

Основателем Восточно-Франкского королевства был Людовик II Немецкий (804—876), в период правление которого это государственное образование обрело суверенитет и конституционную целостность. Король достаточно успешно воевал на восточной границе государства, подчинив ободритов и установив сюзеренитет над Великой Моравией, однако его попытки восстановить единство империи Карла Великого не увенчались успехом. Война с Западно-Франкским королевством за наследство пресёкшейся линии Лотаря завершилась подписанием Мерзенского договора 870 г., в соответствии с которым к Восточно-Франкскому королевству отошла восточная часть Лотарингии. В конце своего правления, Людовик II, следуя старинной традиции Каролингов и уступая вооружённым требованиям своих сыновей, разделил монархию на три части, передав Баварию старшему сыну Карломану, Саксонию — среднему Людовику III, а Швабию с Лотарингией — младшему Карлу III Толстому.

В конце 870-х гг. вновь обострилась борьба с Западно-Франкским королевством за власть над Лотарингией. В 876 г. войска Людовика III одержали победу над западно-франкской армией Карла II Лысого в сражении при Андернахе, что закрепило территорию Лотарингии за Германией. По соглашению в Рибмоне (880 г.) была установлена граница между королевствами западных и восточных франков, просуществовавшая до XIV века. Более серьёзной для государства стала угроза вторжений викингов: с середины IX века норвежские и датские флотилии норманнов регулярно разоряли северонемецкие земли, практически не встречая сопротивления центральной власти. Несмотря на отдельные успехи Людовика III и Карла III, в целом, из-за экономической слабости государства и сложностями с мобилизацией военных сил, организовать решительного отпора викингам не удавалось.

При Карле III (882—887) впервые со времён Людовика I Благочестивого все части империи Каролингов были ненадолго объединены: в 879 г. Карл Толстый унаследовал Италию и титул императора, а в 884 г. престол Западно-Франкского королевства. Однако новый монарх оказался достаточно слабым правителем и не смог организовать отражение вторжения викингов, дошедших в 886 г. до Парижа. В 887 г. в Юго-Восточной Германии против него вспыхнуло восстание во главе которого встал Арнульф Каринтийский, незаконный сын короля Карломана, который захватил власть в Восточно-Франкском королевстве.

В период правления Арнульфа (887—899) Восточно-Франкское королевство пережило период подъёма: ему удалось установить принцип нераздельности государства, подчинить своей власти племенных герцогов и дать отпор норманнам. В 895 г. Арнульф завоевал Италию и был коронован императором, положив, таким образом, начало почти тысячелетней истории объединения титулов императора Римской империи и короля Германии. Менее удачными были войны Арнульфа со славянами Великоморавской державы и венграми, осевшими в 895 г. в Среднем Подунавье, и начавшим совершать грабительские рейды на немецкие земли.

Преемник Арнульфа, его малолетний сын Людовик IV Дитя находился под полным контролем крупнейших немецких князей и епископов. Власть племенных герцогов снова усилилась, тогда как механизмы королевской власти оказались ослабленными. Положение осложнялось непрерывными войнами с венграми, полностью уничтожившими систему обороны юго-восточных границ государства. Инициатива по отражению внешней угрозы и поддержанию государственной власти перешла к региональным правителям: герцогам Баварии, Саксонии, Франконии. Со смертью Людовика IV в 911 г. немецкая линия Каролингов прекратилась. На совете в Форхгейме князья Восточно-Франкского королевства избрали новым монархом Конрада I, герцога Франконии и племянника умершего короля. Недолгое правление Конрада I стало продолжением периода внутриполитического кризиса. Властные полномочия узурпировали региональные государи, центральная власть практически перестала контролировать положение дел в герцогствах.

В 918 г. Конрад I скончался, завещав престол герцогу Саксонии Генриху I Птицелову (918—936), который был избран королём в 919 году. Однако часть феодалов не признала Генриха, избрав в 919 году королём Арнульфа Злого, герцога Баварии. В летописной записи об этом факте впервые было упомянуто выражение «королевство Германское» (лат. regnum teutonicorum), что нередко считается моментом возникновения на месте Восточно-Франкского королевства нового государства — королевства Германии. В 921 году Арнульф Злой признал королём Генриха I Птицелова. В том же 921 году Генрих заключил в Бонне договор с королём Западно-Франкского королевства Карлом Простоватым. При этом Генрих именовался королём восточных франков (лат. rex Francorum orientalium).

В 936 году после смерти Генриха I королём Восточно-Франкского королевства был избран его сын Оттон I. В 962 году Оттон I принял титул «император римлян и франков» (лат. imperator Romanorum et Francorum). Этот год считается годом основания «Священной Римской империи».

См. также

• Список монархов Германии
• Королевство Германия
• Священная Римская империя
• Западно-Франкское королевство

Литература

• Балакин В. Д. Творцы Священной Римской империи. — М.: Молодая гвардия, 2004. — 356 с. — (Жизнь замечательных людей: Серия биографий; Вып. 1095 (895)). — 5000 экз. — ISBN 5-235-02660-8.
• Водовозов В. В. Германия // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Рапп Ф. Священная Римская империя германской нации / Пер. с фр. М. В. Ковальковой. — СПб.: Евразия, 2009. — 427 с. — 1 500 экз. — ISBN 978-5-8071-0327-7.
• Тейс Л. Наследие Каролингов. IX — X века / Перевод с французского Т. А. Чесноковой. — М.: «Скарабей», 1993. — Т. 2. — 272 с. — (Новая история средневековой Франции). — 50 000 экз. — ISBN 5-86507-043-6.

Отрывок, характеризующий Восточно-Франкское королевство

– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.