Восточно-Сибирское море

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

</tt>

</tt>

</tt>

Восточно-Сибирское мореВосточно-Сибирское море
Восточно-Сибирское море
72° с. ш. 164° в. д. / 72° с. ш. 164° в. д. / 72; 164 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=72&mlon=164&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 72° с. ш. 164° в. д. / 72° с. ш. 164° в. д. / 72; 164 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=72&mlon=164&zoom=9 (O)] (Я)
Площадь944 600 км²
Объём60 700 км³
Наибольшая глубина358 м
Средняя глубина66 м
К:Водные объекты по алфавиту

Восто́чно-Сиби́рское мо́ре (якут. Илин Сибиирдээҕи байҕал) — окраинное море Северного Ледовитого океана, расположено между Новосибирскими островами и островом Врангеля. Площадь поверхности 944 600 км². Побережье административно относится к Якутии и к Чукотскому автономному округу.

Название присвоено по предложению Ю. М. Шокальского Русским географическим обществом, утверждено постановлением ЦИК СССР 27 июня 1935 года[1].





Физико-географическое положение

Проливами море соединяется с Чукотским морем и морем Лаптевых. Берега моря в западной и центральной части очень отлогие, к побережью примыкает Яно-Индигирская и Нижне-Колымская низменности. Термо-абразионные участки там чередуются с аккумулятивными, находящимися вблизи устьев примыкающих рек. Первые слабо изрезаны, обрывистый и оползневой уступ высотой до 10 м (на о. Новая Сибирь до 30 м) состоящий из многолетнемёрзлых пород, омывается мелководным морем. Местами к нему примыкают широкие полосы песчано-илистой осушки. На аккумулятивных участках побережье местами сильно изрезано песчаными косами и островками. В восточной части побережья, к востоку от устья Колымы, к берегу выходят отроги Чукотского нагорья, местами встречаются скалистые обрывы. Скалистые обрывы до 400 м высотой имеются на западном побережье о. Врангеля. Средняя глубина 66 метров, наибольшая 155 метров. Бо́льшую часть года море покрыто льдом. Солёность от 5 ‰ вблизи устьев рек до 30 ‰ на севере.

В море впадают реки: Индигирка,Колыма.

На побережье моря несколько заливов: Чаунская губа, Омуляхская губа, Хромская губа, Колымский залив, Колымская губа.

Крупные острова: Новосибирские, Ляховские, острова Де-Лонга. В центре моря островов нет.

Промысел моржа, тюленя; рыболовство. Главный порт — Певек, также используется бухта Амбарчик.

Рельеф дна

Море лежит на шельфе. В восточной части глубины доходят до 54 метров, в западной и центральной — 20 метров, к северу доходят до 200 метров (эта глубина принята за изобату — границу моря). Максимальная глубина — 915 метров.

Гидрологический режим

Почти весь год море покрыто льдом. В восточной части моря даже летом сохраняются плавучие многолетние льды. От берега они могут отгоняться к северу ветрами с материка.

Льды дрейфуют в северо-западном направлении в результате циркуляции воды под воздействием антициклонов у Северного полюса. После ослабления антициклона область циклонического круговорота увеличивается и в море поступает многолетний лёд.

Температурный режим и солёность

Температуры морской воды низкие, на севере они и зимой, и летом близки к −1,8 °C. К югу летом температура повышается в верхних слоях до 5 °C. У окраины ледяных полей температура составляет 1-2 °C. Максимальных значений температура воды достигает к концу лета в устьях рек (до 7°C).

Солёность воды различна в западной и восточной частях моря. В восточной части моря у поверхности она обычно составляет около 30 промилле. Речной сток в восточной части моря приводит к снижению солёности до 10-15 промилле, а в устьях крупных рек почти до нуля. Около ледяных полей солёность увеличивается до 30 промилле. С глубиной солёность повышается до 32 промилле.

Напишите отзыв о статье "Восточно-Сибирское море"

Примечания

  1. До начала XX века море называлось по-разному, в том числе Колымское, Индигирское.

Литература

  • Шамраев Ю. И., Шишкина Л. А. Океанология. Л.: Гидрометеоиздат, 1979-1980

Ссылки

  • [tapemark.narod.ru/more/15.html Восточно-Сибирское море] в книге: А. Д. Добровольский, Б. С. Залогин. Моря СССР. Изд-во Моск. ун-та, 1982.

Отрывок, характеризующий Восточно-Сибирское море

Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.