Восточные среднерусские говоры

Восто́чные среднеру́сские го́воры — одно из двух больших диалектных объединений среднерусских говоров. Как и для всех среднерусских говоров, для восточных характерно наличие разнодиалектных явлений, распространённых как в северном, так и в южном наречиях русского языка.

Вопросы классификации

Отличия западных и восточных среднерусских говоров

Основными различиями западных и восточных среднерусских говоров являются распространение на их территориях разных по составу языковых черт северного и южного наречий, а также черт различных диалектных зон. Собственные языковые черты немногочисленны и не охватывают полностью как западной, так и восточной частей среднерусских говоров. Также отличительной характеристикой восточных среднерусских говоров является наличие в них языковых явлений центра (присущих русскому литературному языку), в то время как в западных говорах распространены явления периферии. Кроме того, на делении среднерусских говоров на западные и восточные сказалось различие в субстрате — для первых характерен большей частью балтийский и прибалтийско-финский субстрат, для вторых — субстрат финно-угорских племён мери, муромы, мещёры. Различным было и число лексических заимствований из тюркских языков — в восточных говорах оно было значительным, в то время как в западных практически отсутствовало.

Внутренняя классификация

Восточные, как и западные, среднерусские говоры, включают в себя окающие говоры в северной части и акающие говоры в южной части территории. Границей между ними являются изоглоссы (двусторонняя изоглосса) различения и неразличения гласных неверхнего подъёма в первом предударном слоге после твёрдых и мягких согласных. Окающие говоры тяготеют к севернорусскому наречию, а акающие, соответственно, к южнорусскому. Восточные и западные среднерусские говоры также сближает неравномерное распространение в них диалектных явлений. Внутренняя их дифференциация осложняется большим разнообразием сочетаний ареалов языковых черт наречий, диалектных зон и местных языковых черт. В результате чего не на всей территории ареалы явлений образуют определённые языковые комплексы. Восточные среднерусские окающие говоры объединяются значительным числом местных языковых черт, и рассматриваются как самостоятельная группа — Владимирско-Поволжская группа говоров (с обособленными территориями Тверской и Нижегородской подгрупп). Акающие говоры не рассматриваются как единая группа, и внутри неё не выделяются отдельные группы, так как местные диалектные явления немногочисленны и их ареалы не имеют определённых очертаний. В связи с этим область распространения акающих говоров разделяется территориально на условные диалектные объединения — отделы А, Б и В, а также обособленные говоры чухломского острова в окружении говоров севернорусского наречия. Такая неоднородность восточных среднерусских говоров объясняется различными по времени и характеру историческими процессами при их формировании.

Восточные среднерусские окающие говоры

• Владимирско-Поволжская группа
  • Тверская подгруппа (юго-восток Тверской области и смежные районы северо-запада Московской области)
  • Нижегородская подгруппа (центральная часть Нижегородской области и смежные районы востока Владимирской области)

Восточные среднерусские акающие говоры

• Отдел А (запад и центр Московской области)
• Отдел Б (часть северо-востока Московской области, север Рязанской области)
• Отдел В (юг Нижегородской области, запад Мордовии, северо-запад Пензенской области)
• Говоры чухломского острова (северо-запад Костромской области)

Сравнение классификаций 1915 и 1965 гг

Согласно классификации 1915 года Владимирско-Поволжская группа говоров относилась к северновеликорусскому наречию (определяющим признаком в этом было наличие оканья). Восточные среднерусские акающие говоры (с полной утратой оканья) примерно в границах диалектологической карты русского языка 1965 года относились к средневеликорусским говорам (к восточной и западной группам), при этом основа их считалась северновеликорусской с южнорусскими наслоениями, они включались как переходные говоры в состав северновеликорусского наречия с южной границей по изоглоссе распространения смычно-взрывного образования задненёбной звонкой фонемы г.

По классификации 1965 года Владимирско-Поволжская группа говоров отнесена к среднерусским говорам (за исключением части говоров Ярославской области). При рассмотрении более широкого круга диалектных черт этих говоров были выявлены существенные языковые связи не только с акающими среднерусскими говорами, но и с говорами южнорусского наречия и диалектных зон южной локализации. В восточных среднерусских акающих говорах была выявлена южнорусская, а не севернорусская основа, а говоры Подмосковья (Отдел А) определены как говоры, не имеющие основу и образовавшиеся в результате смешения носителей первоначально различных диалектов.

Область распространения

Область распространения восточных среднерусских говоров согласно диалектологической карте русского языка 1965 года охватывает территории юго-востока Тверской области, юг Ярославской области, почти всю Ивановскую область, центр и юг Нижегородской области, Московскую область (кроме её юго-восточных районов), крайний северо-восток Рязанской области, запад Мордовии и северо-запад Пензенской области. С севера к ним примыкают Белозёрско-Бежецкие говоры и говоры Костромской группы севернорусского наречия, с юга — говоры Верхне-Днепровской, Тульской, Восточной (Рязанской) групп южнорусского наречия, с запада — Селигеро-Торжковские говоры, на востоке граничат с областями распространения марийских, мордовских и чувашского языков.

История

Современные восточные среднерусские говоры сформировались на основе диалектов Ростово-Суздальской, Муромской и Рязанской земель и являются в основном продолжением развития древнего ростово-суздальского диалекта, который начал сильнее обособляться с XII — XIII вв. после утраты Киевом его политического значения и появления в русских землях новых региональных центров. Расхождение диалекта на говоры и появление их основных языковых особенностей началось в период дробления северо-востока Руси на феодальные княжества в условиях их относительной разобщённости. Среди ростово-суздальских языковых инноваций того времени отмечается к примеру с конца XIV — начала XV вв. выпадение интервокального j и последующие изменения в образующихся сочетаниях гласных: их ассимиляция и стяжение (черта, характерная также для севернорусского наречия).

С конца XV века после объединения двух исторических центров Руси (Новгородской и Ростово-Суздальской земель) основной территорией складывающейся великорусской народности становится Ростово-Суздальская земля и, соответственно, ведущим диалектом становится Ростово-Суздальский. На этой территории сформировались говоры центрального типа, ядром которых стали восточные среднерусские говоры и языковые черты которых в большей части легли в основу русского литературного языка.

Территория восточных среднерусских говоров являлась на протяжении её истории областью давних, длительных и интенсивных междиалектных контактов, повлиявших на развитие говоров, воспринявших диалектные черты и севера и юга русских земель. В севернорусских в своей основе Владимирско-Поволжских говорах распространились южнорусские черты, а в среднерусских акающих говорах — севернорусские.

С XIX — XX вв. восточные среднерусские говоры развиваются под влиянием русского литературного языка (который сформировался на их территории, и с которым эти говоры имеют много общих черт).

Особенности говоров

Общая характеристика

Восточные среднерусские говоры включают в себя:

1. Диалектные черты, общие для всех среднерусских говоров.
2. Некоторые диалектные черты северного и южного наречий, распространённые только на территории восточных говоров, помимо общих для всех среднерусских говоров. Размещение этих черт характеризуется тем, что часть ареалов севернорусских черт полностью охватывают территорию восточных среднерусских говоров в отличие от ареалов южнорусских черт, которые располагаются вблизи границы северного наречия, не достигая её.
3. Распространение диалектных черт северо-восточной и юго-восточной диалектных зон, взаимопересечения изоглосс которых охватывают всю территорию восточных среднерусских говоров.
4. Диалектные черты говоров центрального типа (на территории восточных среднерусских акающих говоров распространение менее регулярное).
5. Явления, имеющие индивидуальный характер распространения, представленные разрозненными ареалами, как на территории всех среднерусских говоров, так и преимущественно на территории восточных и, как правило, также в северном и южном наречиях. К ним относятся диалектные явления различного размещения и очертаний ареалов, не имеющих определённых совпадений с ареалами других явлений. Данные явления не охватывают полностью всей территории восточных среднерусских говоров, распространяясь в одном или нескольких диалектных объединениях или на различных их частях.
6. Разрозненные ареалы местных диалектных явлений (отдельные для каждого диалектного подразделения внутри восточных среднерусских говоров).

Общие диалектные черты

Восточные среднерусские говоры разделяют все диалектные черты, которые характерны для севернорусского и южнорусского наречий, объединяющие среднерусские говоры в целом:

• Фонетика

Смычно-взрывное образование задненёбной звонкой фонемы г и её чередование с к в конце слова и слога: но[г]а́ — но[к], бер’о[г]у́с'  — бер’о́[к]с’а и т. п. Произношение слова где с задненёбным согласным смычного или фрикативного образования: [г]дê или [γ]дê (черты севернорусского наречия). Возможность неразличения гласных во втором предударном и заударном слогах после твёрдых согласных: м[ъ]локо́, д[ъ]л’око́, в го́р[ъ]дê, го́р[ъ]д или го́р[а]д, на́д[ъ] или на́д[а] и т. п. (черты южнорусского наречия) и др. диалектные черты, присущие всем среднерусским говорам.

• Морфология и синтаксис

Безударное окончание -ы у существительных среднего рода в форме именительного пад. мн. числа: п’а́тн[ы] и т. п. Склонение существительных дедушка, мальчишка и др. по типу существительных женского рода. Совпадение безударных окончаний 3-го лица мн. числа глаголов I и II спряжения: па́ш[ут], про́с'[ут] и т. д. (черты южнорусского наречия) и др. диалектные явления, присущие всем среднерусским говорам.

• Лексика

Распространение слов квашня́ (квашо́нка) (посуда для приготовления теста), ухва́т, ягни́лась (яни́лась, янни́лась) (объягнилась), пого́да (в значении плохая погода), сковоро́дник (черты севернорусского наречия) и др. слова, распространённые на территории всех среднерусских говоров.

Другие севернорусские диалектные черты

1. Твёрдое окончание -т в форме 3-го лица глаголов ед. и мн. числа: но́си[т], но́с’а[т] и т. п.
2. Отсутствие j в интервокальном положении, явления ассимиляции и стяжения в возникающих при этом сочетаниях гласных в формах прилагательных и глаголов: молод[а́], молод[у́], молод[ы́]; кра́сн[а], кра́сн[у], кра́сн[ы]; дêл[а]т (делает), зн[а]т (знает) и т. д.
3. Распространение форм личных и возвратных местоимений в единственном числе: мен'[а́], теб'[а́], себ'[а́] наряду с те[йа́], се[йа́] (родительный — винительный пад.), мн[ê], теб[ê], себ[ê] (дательный — предложный пад.).
4. Наличие у некоторых глаголов I и II спряжения неподвижного ударения на окончании в личных формах ед. и мн. числа: сол’у́ — соли́ш — сол’а́т (глагол солить); вар’у́ — вари́ш — вар’а́т (глагол варить) и др.
5. Распространение форм существительных мн. числа волк, вор в именительном пад. с ударением на основе: во́лки, во́ры.
6. Распространение слов: ба́ять (разговаривать), бре́зговать, петь, ковш (как и в литературном языке), зы́бка (подвешиваемая к потолку колыбель), о́зимь (всходы ржи) и др. Часть слов неизвестна в ряде восточных среднерусских акающих говоров.

Другие южнорусские диалектные черты

1. Различение форм дательного и творительного пад. мн. числа прилагательных и существительных: с пусты́ми в’о́др[ами], к пу́стым в’о́др[ам] и т. п.
2. Распространение сочетания бм: о[бм]а́н, о[бм]ер’а́л и т. п.
3. Сочетание ст на конце слова: мо[ст], хво[ст] и т. п.
4. Произношение слов со вставными гласными а или ъ: п[а]шени́ца или п[ъ]шени́ца и др.
5. Распространение слов: брать лён в значении теребить лён и др.

Диалектные черты, характерные для юго-восточной диалектной зоны

1. Произношение слов со вставными гласными а или ъ: п[а]шоно́ или п[ъ]шоно́, с[а]моро́дина или с[ъ]моро́дина и слова г[ры]б с твёрдым р.
2. Образование форм именительного пад. мн. числа кратких предикативных прилагательных с окончанием -и: сы́ти, ра́ди и т. п.
3. Распространение форм творительного пад. мн. числа с окончанием -ми в некоторых существительных: гру[д’ми́], лоша[д’ми́], сл’е[з’ми́] и т. п.
4. Формы деепричастий прошедшего времени с суффиксом -мши: разу́мши и т. п.
5. Распространение слов: стрига́н и стригу́н (жеребёнок на втором году), третья́к (жеребёнок на третьем году) и др.

Диалектные черты, характерные для северо-восточной диалектной зоны

Распространение слова мост в значении сени и др.

Диалектные черты центральной территории

Наличие возвратной частицы -с, -са в различных формах глаголов: умо́йу[с] или умо́йу[са], умо́й[са], умы́л[са], умо́йеш[са] (см. изоглоссу I типа на карте) и т. п.; произношение согласного к в соответствии х в словах: клев (см. изоглоссу II типа на карте), коровод, крест (крестец) (названия укладки снопов) и др. явления, не совпадающие с литературной нормой.

А также многие явления, сходные с русским литературным языком: последовательное различение аффрикат ч' и ц; распространение чередования звуков в с ф в конце слова или слога; наличие долгих мягких шипящих ш’ш' , ж’ж' : [ш’ш']у́ка, та[ш’ш']у́, во[ж’ж']и́ и т. п.; формы именительного — винительного пад. существительных мать и дочь, образованных без суффикса -ер, употребляемого только в косвенных пад. этих существительных; употребление твёрдых согласных н и р в сочетании с последующим согласным ц: полоте́[нц]о, со́[н]цо; огу[рц]ы́, се́[рц]о и т. п.; форма винительного пад. ед. числа личного местоимения жен. рода с ударным о в окончании: йей[о́]; наличие гласного е в формах косвенных пад. притяжательного и возвратного местоимений жен. рода ед. числа: мой[е́]й, твой[е́]й, свой[е́]й; распространение ударного гласного о во всех личных формах глаголов I спряжения наст. времени: нес'[о́]ш, нес'[о́]т, нес'[о́]м, нес'[о́]те (см. изоглоссу III типа на карте); различение твёрдых и мягких губных согласных на конце слова: ду[п] — го́лу[п'], сйе[м] — се[м'] и т. п.; наличие глагольных форм 3-го лица с окончаниями -т или -т' и др.

Явления, имеющие индивидуальный характер распространения

1. Известные в основном в пределах среднерусских говоров: распространение форм предложного пад. ед. числа прилагательных муж. и сред. рода с окончанием -ым: в худ[ы́м], в тонк[и́м] и т. п.; распространение совпадения гласных а, о, у в гласном ъ в заударном закрытом слоге: вы́д[ъ]л, го́р[ъ]д, за́м[ъ]ж (замуж), о́к[ъ]н' (окунь) и т. п.; формы творительного пад. ед. числа существительных жен. рода типа грязь с окончаниями -ей, -йей: гр’а́з[ей], гр’а́з'[йей] или окончаниями -уй, -йуй: гр’а́з'[уй], гр’а́з'[йуй] и т. п.
2. Известные во всех среднерусских говорах, в южном наречии и в части северного наречия: диссимиляция в сочетаниях согласного к с последующими смычно-взрывными согласными: [хт]о (кто), л’о́[хк]ой (лёгкий) и т. п.; наличие гласных ъ или а, реже и, у или о в начале слова в позиции второго предударного слога перед сочетаниями согласных, включающих сонорные р или л: [ъ]ржано́й, [а]ржано́й, [и]ржано́й, [о]ржано́й, [у]ржано́й и т. п.; употребление ударного о в таких словах как запряг, потряс: запр'[о́]г, потр'[о́]с и т. п.
3. Известные в основном в восточных среднерусских говорах и в различных частях северного и южного наречий: переходное смягчение задненёбного согласного к' перед гласными переднего ряда или возникшего в результате прогрессивного смягчения: ру́[ти] (руки), ти[но́] (кино) и т. п.; ассимилятивное прогрессивное непереходное смягчение задненёбного согласного к в положении после парных мягких согласных: де[н’к’а́] и т. п.; распространение произношения сочетания мн в соответствии вн в словах давно, равно и т. п.: да[мн]о́, ра[мн]о́ и т. п.; склонение существительного мышь по типу слов муж. рода: мыш, мыша́, мышу́ и т. д.; наличие возвратной частицы си в формах возвратных глаголов 2-го лица наст. времени и в глаголах прош. времени ед. числа: умо́йеш[си], умы́л[си] и т. п.

См. также

• Среднерусские говоры

Литература

1. Русская диалектология, под редакцией Р. И. Аванесова и В. Г. Орловой, М.: Наука, 1964
2. Диалектологический атлас русского языка. Центр Европейской части СССР. Под ред. Р. И. Аванесова и С. В. Бромлей, вып. 1. Фонетика. М., 1986; вып. 2. Морфология. М., 1989; вып. 3, ч. 1. Лексика. М., 1998

Отрывок, характеризующий Восточные среднерусские говоры

– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.