Владимирско-Поволжская группа говоров

Влади́мирско-Пово́лжская гру́ппа го́воров (Восто́чные среднеру́сские о́кающие го́воры) — одно из двух диалектных объединений восточных среднерусских говоров, занимающее северную часть их территории (от южного диалектного объединения отделено изоглоссами различения и неразличения гласных неверхнего подъёма в первом предударном слоге). В отличие от восточных среднеруских акающих говоров восточные среднерусские окающие говоры, обладая значительным числом своеобразных, общих для них, языковых черт, рассматриваются как единая диалектная величина — Владимирско-Поволжская группа. Территорией распространения говоров Владимирско-Поволжской группы являются Владимирская и Ивановская области, значительная часть Нижегородской области и ряд районов соседних с ними областей. Оканье в говорах Владимирско-Поволжской группы сближает их с говорами севернорусского наречия.

Вопросы классификации

Говоры Владимирско-Поволжской группы выделяются на обеих диалектологических картах русского языка, составленных в 1915 и 1965 гг., под одним и тем же названием и приблизительно в одинаковых границах. Но в отличие от карты 1965 года, в которой Владимирско-Поволжская группа входит в состав среднерусских переходных говоров, на карте 1915 года она включена в состав северновеликорусского наречия, дополнительно включая говоры у города Ярославля и территории говоров позднего формирования в восточном и юго-восточном направлениях вниз по Волге и в сторону Урала (к их характерным чертам отнесены: произношение е в соответствии этимологическому ѣ как и в литературном языке (хл[е]б, б[е́]лый и т. д.); неполное оканье — различение гласных о и а только в первом предударном слоге (в[о]да́, тр[а]ва́) и неразличение во всех остальных случаях (м[ъ]локо́, го́р[ъ]д, п[ъ]г[ъ]вори́м, у́д[ъ]л' (удаль), вы́п[ъ]л[ъ] (выпала) и т. д.); произношение у на месте о во втором предударном слоге ([у]топри́, [у]горо́д); окончание -ово прилагательных и местоимений в родительном пад. (до́бр[ъвъ], к[ъво́]); общая форма дательного и творительного пад. мн. числа существительных: паха́ли плуг[а́м] в северной части говоров и различение форм данных пад. в южной части: паха́ли плуг[а́ми]; обобщение задненёбных согласных в основе глаголов: он стере[г']о́т, мать пе[к']от и т. п.; в части говоров формы мн. числа прилагательных с окончанием -еи: родн[э́и], сыр[э́ми] дрова́ми и т. д.).

Классификация: Русский язык Среднерусские говоры Восточные среднерусские говоры Восточные среднерусские окающие говоры (Владимирско-Поволжская группа говоров)

Говоры Владимирско-Поволжской группы на диалектологической карте 1965 года отнесены к среднерусским говорам так как, сближаясь с одной стороны с севернорусским наречием по типу безударного вокализма, с другой стороны по многим другим диалектным чертам Владимирско-Поволжская группа от него отличается, проявляя сходство с соседними среднерусскими говорами к югу (восточными среднерусскими акающими говорами) и с южнорусским наречием (в том числе и по такой важной черте как неразличение гласных во втором предударном и заударном слогах после твёрдых согласных), при этом, чем южнее размещаются Владимирско-Поволжские говоры, тем значительнее в них присутствие диалектных черт южной локализации, намного превосходящих по числу северные черты.

Распространение определённого языкового комплекса (основой которого является сочетание друг с другом значительного числа ареалов местных языковых черт по всей территории говоров) в восточных среднерусских окающих говорах позволяет рассматривать их как одну группу — Владимирско-Поволжскую в отличие от восточных среднерусских акающих говоров, не рассматриваемых как самостоятельная группа говоров и не разделяемых на самостоятельные группы. Основное диалектное явление — оканье — объединяет Владимирско-Поволжские говоры и противопоставляет их восточным среднерусским акающим говорам, расположенным южнее, где распространён другой вариант фонетического соответственного явления (различения и неразличения гласных неверхнего подъёма в первом предударном слоге после твёрдых согласных) — аканье.

Во Владимирско-Поволжской группе по характеру распространения диалектных черт северного и южного наречий, и некоторых местных диалектных черт, различаются:

• Северные говоры (переходные к Костромской группе северного наречия).
• Южные говоры (переходные к восточным среднерусским акающим говорам).

По наличию или отсутствию во Владимирско-Поволжской группе черт юго-восточной диалектной зоны различаются:

• Западные говоры.
• Восточные говоры.

Также в крайне западных и восточных районах восточных среднерусских окающих говоров размещаются локальные языковые комплексы, выделенные в подгруппы:

• Тверская подгруппа на западе.
• Нижегородская подгруппа на востоке.

На диалектологической карте К. Ф. Захаровой и В. Г. Орловой эти подгруппы обозначаются как Калининская и Горьковская подгруппы соответственно.

Неоднородность говоров Владимирско-Поволжской группы объясняется расположением их в районах неравномерно совмещаемых окраинных частей ареалов наречий и диалектных зон. Создаваемые тем самым разнообразные сочетания языковых черт характеризуют территорию говоров Владимирско-Поволжской группы как сложившуюся в районе интенсивных междиалектных контактов.

Область распространения

Говоры Владимирско-Поволжской группы находятся в северной части восточных среднерусских говоров, они размещаются к югу от говоров Костромской группы севернорусского наречия, к северу от восточных среднерусских акающих говоров и к востоку от Селигеро-Торжковских говоров в составе западных среднерусских акающих говоров, занимая территории юго-востока Тверской области, юг Ярославской области, Владимирскую область, Ивановскую область, центр Нижегородской области, северные районы Московской области.

История

Говоры Владимирско-Поволжской группы как и все среднерусские говоры сформировались в области длительных и интенсивных междиалектных контактов, севернорусские в своей основе, они испытали значительное влияние южнорусских диалектных явлений. Владимирско-Поволжские говоры помимо черт северного и южного наречий включают также большое число общих для них местных языковых черт, что является следствием исторического процесса формирования говоров от единой основы — древнего Ростово-Суздальского диалекта, развития в условиях территориальной близости, раннего объединения в Московском, а затем в общерусском централизованном государстве. Размещение Владимирско-Поволжских говоров в области формирования русского литературного языка отразилось в наличии в говорах большого числа черт центрального типа. При этом образование восточных среднерусских окающих говоров и развитие их в пределах территорий различных княжеств в феодальный период, в разное время вошедших в единое русское государство, привело к разной степени обособления входящих в их состав говоров, наиболее отчётливо такое обособление проявилось и закрепилось в говорах Тверской и Нижегородской подгрупп (сложившихся на основе особенностей говоров Тверского и Нижегородского княжеств).

Переселения носителей владимирско-поволжских говоров с XVII века в Среднее Поволжье, Прикамье и другие восточные районы страны привели к формированию различных говоров позднего заселения со среднерусской основой.

Особенности говоров

Общая характеристика

Владимирско-Поволжская группа говоров разделяет все диалектные черты, присущие восточным среднерусским говорам в целом (включая в том числе и южнорусские черты — южного наречия и юго-восточной диалектной зоны), а также присущие говорам центрального типа (со своими особенностями), помимо этого они характеризуются собственными местными, известными только в этой группе, диалектными чертами. Кроме общих для всех владимирско-поволжских говоров языковых особенностей в пределах группы известны и локальные языковые явления в северной и южной, в западной и восточной частях территории, а также в обособленных подгруппах говоров — Тверской и Нижегородской.

Распространение некоторых черт северного наречия и северо-восточной диалектной зоны в говорах Владимирско-Поволжской группы является отличием их языковой характеристики от характеристики восточных среднерусских акающих говоров. Северные языковые черты, прежде всего оканье, рассматриваются одними из основных в языковом комплексе группы (при разделении восточных среднерусских говоров на северную и южную части), они объединяют Владимирско-Поволжскую группу с говорами восточной части северного наречия (но при этом владимирско-поволжское оканье имеет отличия от севернорусского).

Диалектные черты северного наречия

1. Различение гласных неверхнего подъёма в первом предударном слоге после твёрдых согласных — оканье, во владимирско-поволжских говорах различение гласных, сочетаемое с совпадением гласных звуков а и о во втором предударном и заударных слогах в гласном ъ: м[ъ]лока́ (молока), до́р[ъ]г[ъ] (дорого) и т. п, является особым типом вокализма и называется неполным оканьем.
2. Употребление согласуемых постпозитивных частиц (на западной части территории употребление только обобщённой частицы то): дом-от, жена-та и т. п.
3. Употребление существительного кри́нка (сосуд для хранения молока) и глаголов борони́ть, боронова́ть с тем же значением, что и в литературном языке.

Диалектные черты, характерные для северо-восточной диалектной зоны

1. Особенности в произношении некоторых слов: мнук с начальным м; кок[у́]шка с предударным гласным о.
2. Распространение парадигмы мн. числа с j в основе существительного волос: воло́[с’й]а, воло́[с’й]ов и т. п.
3. Форма именительного пад. мн. числа местоимения 3-го лица оне́.
4. Исключительное распространение форм инфинитива с суффиксом -ти глаголов типа нести́, везти́, идти́.
5. Распространение инфинитивов кла́сти, ходи́ти, встречающееся разрозненными ареалами.
6. Формы инфинитивов с конечным ударным -и от основ на задненёбный согласный: печи́, стеречи́ и т. п.
7. Преобладающее распространение словоформы пла́тиш (а не плати́ш или пло́тиш) с ударным а. На других территориях русских говоров употребляется форма пло́тиш наряду с пла́тиш.
8. Распространение слов: мост (сени), бо́льно (очень) и др.
9. Произношение слов: [де́р']гат' , [л’о]шш или [л’о]ш’ш' , [д’о́]ржим. Данные слова распространены нерегулярно.
10. Употребление предлога по с винительным пад. неодушевлённых и одушевлённых существительных в конструкциях с целевым назначением, нерегулярно распространённое на территории владимирско-поволжских говоров: пошёл по орехи, пошёл по топор и т. д.

Диалектные черты южного наречия

1. Распространение сочетания бм: о[бм]а́н, о[бм]ер’а́л и т. п.
2. Распространение сочетания ст на конце слова: мо[ст], хво[ст] и т. п.
3. Произношение слов со вставными гласными а или ъ: п[а]шени́ца или п[ъ]шени́ца и др.
4. Различение форм дательного и творительного пад. мн. числа прилагательных и существительных: с пусты́ми в’о́др[ами], к пу́стым в’о́др[ам].
5. Распространение слов: брать лён в значении теребить лён и др.

Диалектные черты, характерные для юго-восточной диалектной зоны

1. Произношение слов со вставными гласными а или ъ: п[а]шоно́ или п[ъ]шоно́, с[а]моро́дина или с[ъ]моро́дина и слова г[ры]б с твёрдым р (произношение г[ры]б отсутствует в большинстве говоров восточной части Владимирско-Поволжской группы).
2. Образование форм творительного пад. мн. числа с окончанием -ми в некоторых существительных: гру[д’ми́], лоша[д’ми́], сл’е[з’ми́] и т. п.
3. Распространение форм именительного пад. мн. числа кратких предикативных прилагательных с окончанием -и: сы́ти, ра́ди и т. п. Данное явление отсутствует в говорах северо-восточной части Владимирско-Поволжской группы.
4. Формы деепричастий прошедшего времени с суффиксом -мши: разу́мши и т. п.
5. Распространение слов: стрига́н и стригу́н (жеребёнок на втором году), третья́к (жеребёнок на третьем году) и др.

Диалектные черты центрального типа

Владимирско-поволжские говоры, как и остальные восточные среднерусские говоры, разделяют все черты центрального типа (такие как произношение согласного к в соответствии х в словах: клев, коровод, крест, крестец (названия укладки снопов); наличие возвратной частицы -с, -са в различных формах глаголов: умо́йу[с] или умо́йу[са], умо́й[са], умы́л[са], умо́йеш[са] и др.; наличие ударения на окончании в формах прош. времени жен. рода возвратных глаголов: вз’алса́, вз’алс’а́, родилса́, родилс’а́; формы именительного — винительного пад. существительных мать и дочь, образованных без суффикса -ер; словоформа в именительном пад. ед. числа свекро́вь; наличие твёрдых согласных н и р в сочетании с последующим ц: полоте́[нц]о, со́[н]цо; огу[рц]ы́, се́[рц]о и т. п.; формы винительного пад. ед. числа личного местоимения жен. рода с ударным о в окончании: йей[о́]), и в то же время характеризуются некоторыми особенностями в распространении этих черт:

1. Употребление наряду с долгими мягкими шипящими ш’ш', ж’ж' ([ш’ш']у́ка, та[ш’ш']у́, во́[ж’ж']и и т. п.) также долгих твёрдых шипящих шш и жж.
2. Наряду с чередованием задненёбных согласных с шипящими в парадигме наст. времени глаголов с основой на задненёбный (п’о[к]у́, пе[ч']о́ш, п’о[к]у́т; мо[г]у́, мо́[ж]еш, мо́[г]ут и т. п.) встречаются также формы: пе[к]о́ш, пе[к]о́т, пе[к]у́т; мо́[г]ош, мо́[г]от, мо́[г]ут.

Местные диалектные черты Владимирско-Поволжской группы

1. Совпадение а и о во втором предударном слоге после твёрдых согласных в гласном ъ: г[ъ]лова́, д[ъ]леко́ и т. д. В отдельных говорах в северной части территории Владимирско-Поволжской группы, в основном к востоку от города Переславля-Залесского возможно сохранение произношения о: м[о]локо́, х[о]рошо́ и т. д.
2. Распространение произношения у в соответствии о во втором предударном слоге в абсолютном начале слов: [у]топри́, [у]тн’ала́, [у]гурцы́ и др. Данное явление отмечается также в говорах Гдовской группы. В южной части территории говоров Владимирско-Поволжской группы возможно также произношение ъ в соответствии о: [ъ]топри́, [ъ]тн’ала́, [ъ]гурцы́, и в северной части произношение о: [о]топри́, [о]тн’ала́, [о]гурцы́.
3. Полное различение гласных в первом предударном слоге после мягких согласных перед твёрдыми, при произношении о, е, а в соответствии ударным гласным о, ê, а: н’[о]су́ (несу), р[е]ка́ (река), пр’[а]ду́ (приду). Перед мягкими согласными в соответствии ударным гласным е, ê, а произносятся е, е, а: н[е]си́, к р[е]ке́, пр’[а]ди́. Своеобразное произношение гласных между мягкими согласными под ударением в некоторых говорах на юге и юго-западе (встречающееся, например, в говорах Тверской подгруппы: в[и́]тер (ветер), д[и́]н’ (день)) является причиной произношения гласных в первом предударном слоге и, и, а в соответствии ударным гласным е, ê, а: н[и]си́, к р[и]ке́, пр’[а]ди́ и т. д.
4. Распространение произношения отдельных слов, характерные для соотношения ударного вокализма с предударным: зв[ê]зды, гн[ê]зда, в[ê]дра и т. д., а также п’[а́]тна, запр’[а́]г, потр’[а́]с и т. д.
5. Совпадение форм творительного и предложного пад. прилагательных и притяжательных местоимений в форме с окончанием -им (-ым): с худ[ы́]м, в худ[ы́]м, с мо[и́]м, в мо[и́]м и т. п. или в форме с окончанием -ем: с худ[э́]м, в худ[э́]м, с мой[е́]м, в мой[е́]м и т. п.
6. Возможность фонетически закономерного чередования о и е после мягких согласных в зависимости от положения перед твёрдым или мягким согласным: Мст’[о́]ра, но на Мст’[е́]ре и т. п.
7. Произношение сочетания мн в соответствии вн в отдельных словах: да[мн]о́ (давно), реже ра[мн]о́ (равно), дере́[мн’]а (деревня). Данное явление известно также в говорах Костромской и Курско-Орловской групп.
8. Наличие фонетически закономерного произношения т’ — д’ в соответствии к’ — г’ как в корнях, так и на стыках морфем: [ти́]слой (кислый), [ди́]бел’ (гибель), ру́[ти] (руки), но́[ди] (ноги).
9. Произношение сн в соответствии чн в слове пшеничный по всей территории группы — пшени́[сн]ой, и в северной части группы в словах молочный — моло́[сн]ой (подобное произношение слова моло́[сн]ой известно также в говорах Костромской группы) и яичница — яи́[сн]ица.
10. Распространение названий ягод, образованных с суффиксом -иг-: земл’ани́га, брусни́га, черни́га и т. п. Данные названия отсутствуют в говорах Тверской подгруппы.
11. Чередование е — и в основах инфинитива и настоящего времени у глаголов II спряжения после мягких шипящих согласных, а в восточной части владимирско-поволжских говоров и после отвердевших согласных в основе: криче́т’ (кричать), криче́л — кричи́ш; пиш’ш’е́т’ (пищать), пиш’ш’е́л — пиш’ш’и́ш; в восточной части, также, дыше́т’ (дышать), дыше́л — дыши́ш и т. п.
12. Словоформа скоре́ — вторичная форма сравнительной степени.
13. Употребление форм родительного пад. мн. числа с окончанием -ей от существительных палец, заяц: пал’це́й (пальцем), зайце́й (зайцем).
14. Распространение слов: клу́ха, клу́шка, клу́ка (наседка), оде́нье (большая укладка снопов в поле) и др.
15. Наличие таких глагольных парадигм, как парадигма глагола дêлать и т. п.

	Единственное число	Множественное число
1 лицо	дêл[айу] / дêл[у]	дêл[айе]м
2 лицо	дêл[а]ш	дêл[айе]те
3 лицо	дêл[а]т	дêл[у]т

Местные диалектные черты в составе языкового комплекса группы пунктов с 1 по 5 характерны для всех говоров группы, диалектные черты пунктов с 6 по 15 достаточно широко распространены на территории Владимирско-Поволжской группы, но свойственны не всем говорам группы.

Диалектные черты северной части говоров Владимирско-Поволжской группы

В северных говорах Владимирско-Поволжской группы распространены диалектные черты северной локализации (северного наречия в целом, а также характерные только для его Костромской группы), неизвестные в говорах южной части группы.

Граница между северными и южными говорами не является чёткой и определённой, так как очерчивающие эти говоры изоглоссы диалектных явлений северной или южной локализации по-разному продвигаются на север или на юг, не совмещаясь друг с другом (не образуя чёткого пучка изоглосс). Северные говоры по сочетанию и характеру распространения в них языковых черт северных диалектных объединений и владимирско-поволжских языковых черт можно рассматривать как переходные к Костромской группе говоров. Северные говоры не могут быть выделены в отдельную подгруппу в связи с тем, что в пределах распространения этих говоров отмечается крайне малое число присущих только им, местных диалектных черт.

К диалектным чертам северных говоров относят: усиление элементов различения гласных неверхнего подъёма во втором предударном слоге и в заударных слогах; склонение существительных муж. рода с суффиксами -ушк-, -ишк- по мужскому типу склонения; возможность употребления нестяженных сочетаний гласных после утраты интервокального j: зн[а́э]т, зн[а́а]т (знает), дêл[аэ]т, дêл[аа]т (делает) и т. п.; наличие общей формы дательного и творительного пад. мн. числа существительных и прилагательных: с пусты́м в’о́др[ам], к пусты́м в’о́др[ам] и т. п.; разновидность ассимилятивного прогрессивного смягчения задненёбных г — к — х, при которой такое смягчение наблюдается после парных мягких согласных при отсутствии смягчения после ч’ и j: ба́[н’к’]а, но до́[ч’к]а, ча[йк]у́; формы именительного пад. мн. числа прилагательных с окончанием -еи: худ[э́и] (худые), плох[е́и] (плохие) и т. д.; двусложные (дифтонговые) окончания в косвенных падежах мн. числа прилагательных: бе́л[ыих], бе́л[ыим] и т. д.

Диалектные черты южной части говоров Владимирско-Поволжской группы

В южных говорах Владимирско-Поволжской группы распространены диалектные черты южной локализации (южного наречия, юго-восточной диалектной зоны, восточных среднерусских акающих говоров), неизвестные в говорах северной части группы.

Южные и северные говоры не разграничиваются друг с другом чётким пучком изоглосс, так как на значительной части территории владимирско-поволжских говоров окраинные ареалы диалектных явлений северной и южной локализации пересекаются по-разному, образуя области различных сочетаний северных и южных языковых черт. Южные говоры можно рассматривать как переходные к восточным среднерусским акающим говорам по наличию в них распространения как владимирско-поволжских языковых черт, так и языковых черт южных диалектных объединений. Южные говоры не могут быть выделены в отдельную подгруппу в связи с тем, что в пределах распространения этих говоров практически отсутствуют присущие только им, местные диалектные черты.

К диалектным чертам южных говоров относят: совпадение гласных а и о в ъ или а в заударных слогах: на́д[ъ] (надо), до́м[ъ] (дома) или на́д[а], до́м[а], из го́р[ъ]да (из города), го́р[а]д (город), вы́с[ъ]жу (высажу), вы́д[а]л (выдал) и т. д.; распространение форм родительного пад. ед. числа с окончанием -е у существительных жен. рода на -а и основой на твёрдый согласный в сочетании с предлогом у: у жен[е́] (у жены), у ма́м'[и] (у мамы) и т. п.; склонение существительных с суффиксом -ушк- по женскому типу склонения; случаи смягчения губных согласных в положении перед мягкими задненёбными согласными: де́[ф']ки (девки), ма́[м']ки (мамки) и т. п.; совпадение аффрикат ч и ц (цоканье); смягчение задненёбных согласных в основе существительных при образовании форм творительного пад. мн. числа: у́т[к]ими (утками), де́н'[г]ими (деньгами) и т. д.

Диалектные черты западной части говоров Владимирско-Поволжской группы

Распространение частей некоторых ареалов диалектных черт юго-восточной диалектной зоны к западу от городов Владимир и Иваново делит территорию Владимирско-Поволжской группы на западную и восточную части, различаемые по наличию или отсутствию черт юго-восточной зоны в этих говорах.

Среди диалектных черт, обособляющих западные говоры от восточных, отмечаются:

• Диалектные черты юго-восточной диалектной зоны: произношение слова гриб с твёрдым согласным звуком р (г[ры]б); формы именительного пад. мн. числа кратких предикативных прилагательных сы́ти, ра́ди и т. п., образованные от мягкой основы; распространение слов крест — кресте́ц (малая укладка снопов) и т. д.
• Местные диалектные черты западных говоров: произношение т’, д’ в соответствии мягким к’, г’; произношение твёрдого н в положении перед ш в формах сравнительной степени: ме́[н]ше, ра́[н]ше и т. д.; преимущественное распространение обобщённой постпозитивной частицы то и др.

Диалектные черты восточной части говоров Владимирско-Поволжской группы

Кроме отсутствия диалектных черт юго-восточной диалектной зоны, распространённых в западной части Владимирско-Поволжской группы, восточные говоры характеризуются наличием согласуемых постпозитивных частиц (дом-от, дома-те, жена-та, жену-ту и т. п.) и чередованием е — и в основах инфинитива и настоящего времени у глаголов II спряжения не только после мягких шипящих согласных, но и после отвердевших согласных в основе: дыше́т’ (дышать), дыше́л — дыши́ш и т. п.

Диалектные черты Тверской подгруппы говоров

Разделяя все диалектные черты Владимирско-Поволжской группы, включая те, которые присущи западной их части, говоры вокруг города Твери характеризуются также и рядом местных черт, размещаясь на территории сочетания ареалов своеобразных диалектных явлений, тем самым обособляясь в пределах группы и образуя отдельную подгруппу говоров. Языковые черты Тверской подгруппы как правило представляют собой расширение основных закономерностей, свойственных говорам Владимирско-Поволжской группы. К ним относят: произношение и в соответствии ударному е между мягкими согласными: в[и́]тер (ветер), д[и́]н’ (день), солов[и́]й (соловей); особенности в произношении ряда слов: [у]ржано́й (ржаной), [у]л’н’ано́й (льняной), четве́[ре]г (четверг), по́[вн’]у (помню), [вн]о́го (много); распространение окончания -аф в форме предложного пад. мн. числа: в дома́ф (в домах), на лошад’а́ф (на лошадях), на нога́ф (на ногах) и т. д.

Диалектные черты Нижегородской подгруппы говоров

В говорах вокруг города Нижнего Новгорода помимо распространения всех диалектных черт Владимирско-Поволжской группы известны также некоторые местные черты, ареалы которых, сочетаясь друг с другом, образуют обособленное диалектное объединение в пределах Владимирско-Поволжской группы — Нижегородскую подгруппу говоров. Языковые черты Нижегородской подгруппы также как и черты Тверской подгруппы представляют собой в основном расширение основных диалектных закономерностей, представленных в целом во владимирско-поволжских говорах. К ним относят: произношение о наряду с е в соответствии фонеме ê в первом предударном слоге после мягких согласных: р[е]ка́, но и сл’[о]по́й, дв'[о]на́дцат’; последовательное распространение случаев отсутствия интервокального j и результатов стяжения гласных в глаголах в сочетании ейе при отсутствии этого явления в глаголах с сочетаниями айе: ум[е́]т (умеет), но зн[а́йе]т (знает); распространение вторичных форм сравнительной степени: скоре́, умне́, быстре́ и т. д.

См. также

• Среднерусские говоры
• Восточные среднерусские говоры

Ссылки

[dialekt.rx5.ru/dialect/index.php Электронная библиотека русских народных говоров. Записи диалектной речи]

Литература

1. Русская диалектология, под редакцией Р. И. Аванесова и В. Г. Орловой, М.: Наука, 1965
2. Диалектологический атлас русского языка. Центр Европейской части СССР. Под ред. Р. И. Аванесова и С. В. Бромлей, вып. 1. Фонетика. М., 1986; вып. 2. Морфология. М., 1989; вып. 3, ч. 1. Лексика. М., 1998

Отрывок, характеризующий Владимирско-Поволжская группа говоров

Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!