Восточный вопрос

Восто́чный вопро́с — комплекс международных конфликтов конца XVII — начала XX веков, связанных с контролем над святыми местами в Палестине, а также с борьбой христианских (преимущественно православных) народов Османской империи за обретение независимости и с соперничеством великих держав (России, Австрии, Великобритании, Франции, позже Италии и Германии) за раздел территорий слабеющей Османской империи.

Предыстория: XVI — начало XVIII

См. также: Франко-турецкий союз

Появление турок в Европе и образование могущественного мусульманского государства на Балканском полуострове серьёзно изменило отношения между христианами и исламом: Турецкое государство сделалось одним из факторов международной политической жизни Европы; его боялись и вместе с тем искали союза с ним. Начало дипломатических сношений с Турцией положено Францией ещё в то время, когда прочие европейские державы чурались иметь с Турцией какие-либо отношения.

Одинаково враждебные отношения Франции и Турции к Австрийской империи в лице Карла V содействовали заключению в 1528 году первого союза между Францией и Турцией. Вскоре к политическому союзу присоединился и вопрос религиозный. Французский король Франциск I пожелал, чтобы одна церковь в Иерусалиме, обращенная в мечеть, была возвращена христианам. Султан отказал в этом, но в торжественном письме своём дал королю обещание сохранять и поддерживать все христианские церкви и молельни, устроенные на турецкой территории.

В 1535 году были заключены капитуляции, обеспечившие французским подданным в Турции религиозную свободу, а также беспрепятственное посещение Святых мест не только французами, но и всеми иностранцами, состоящими под покровительством Франции. В силу этих капитуляций Франция долгое время была единственной представительницей западноевропейского мира в Турции.

В середине XVII века Османская империя вступила в период долгосрочного упадка. После разгрома турок австрийцами и поляками под Веной в 1683 году их продвижение в Европу было остановлено. Ослабление империи способствовало подъёму национально-освободительного движения балканских народов (греков, болгар, валахов, сербов, черногорцев), в большинстве своём православных. С другой стороны, в XVII веке в Османской империи усилились политические и экономические позиции Франции и Великобритании, которые, желая сохранить своё влияние и помешать территориальным приобретениям других держав (особенно Австрии и России), стали в своей реальной политике выступать за сохранение её территориальной целостности и против освобождения покоренных христианских народов.

XVIII—XIX века

С середины XVIII века роль главного противника Османской империи перешла от Австрии к России. Победа последней в войне 1768—1774 годов привела к кардинальному изменению ситуации в Причерноморье.

Кучук-Кайнарджийский договор 1774 года установил в первый раз начало вмешательства России в дела Турции. По статье 7-й сего договора Порта обещает твёрдую защиту христианскому закону и церквам оного; равным образом дозволяет русским министрам «делать, по всем обстоятельствам, в пользу как воздвигнутой в Константинополе церкви, так и служащих оной разные представления. Порта обещает принимать эти представления, яко чинимые доверенной особой соседственной и искренно дружественной державы». Кроме того, пунктом 10-м статьи 16-й договора, Турция согласилась, чтобы по обстоятельствам княжеств Молдавского и Валашского министры Российского двора при блистательной Порте могли говорить в пользу сих княжеств.

Екатерина II (1762—1796) имела проект полного изгнания турок из Европы, восстановления Греческой империи (на её трон она планировала возвести своего внука Константина Павловича), передачи Австрии западной части Балканского полуострова и создания из Дунайских княжеств буферного государства Дакия. В то же время Порта (османское правительство), надеясь взять реванш за поражение в войне 1768—1774, при активной поддержке Великобритании и Франции начала новую войну против России (Русско-турецкая война 1787—1792), на стороне которой в 1788 году выступила Австрия. В 1788 году англо-французской дипломатии удалось спровоцировать нападение на Россию Швеции (русско-шведская война 1788—1790). Но действия антирусской коалиции оказались неудачными: в 1790 году из войны вышла Швеция (Верельский мир), а в 1791 Турции пришлось согласиться на заключение Ясского мира, подтвердившего условия Кючук-Кайнарджийского договора и отодвинувшего русско-турецкую границу до Днестра; Порта отказалась от притязаний на Грузию и признала право вмешательства России во внутренние дела Дунайских княжеств.

Последующие трактаты: Бухарестский 1812 год и другие подтверждали особые права России. Единоличный протекторат России над христианами в Турции не мог быть приятен прочим европейским державам, хотя в последнее столетие Россия никогда не пользовалась этим своим правом, но сделав предварительно все возможное к тому, чтобы побудить и прочие европейские державы к совместному воздействию на Турцию. Ещё на Венском конгрессе 1815 года, запретившем, между прочим, торговлю неграми, император Александр I полагал, что Восточный вопрос в равной мере заслуживает внимания великих держав, принявших на себя труд установить в Европе продолжительное спокойствие. Циркулярная нота по этому предмету (февраль 1815) не имела, однако, никаких последствий. Вспыхнувшее вскоре после того восстание греков и страшные варварства турок, при его подавлении, побудили Россию вмешаться в эту войну совместно с другими державами. Благодаря политике Каннинга, удалось достигнуть, хотя и ненадолго, соглашения между Англией, Россией и Францией.

После Адрианопольского мира 1829 г. император Николай I приказал особому секретному комитету, под председательством князя Кочубея, изучить положение Турции и выяснить положение России в случае распада Турции. Иоанн Каподистрия предложил в то время из Турецкой империи образовать пять второстепенных государств, а именно: 1) княжество Дакия — из Молдавии и Валахии; 2) королевство Сербия — из Сербии, Боснии и Болгарии; 3) королевство Македония — из Фракии, Македонии и нескольких островов: Пропонтиды, Самофракии, Имброса, Тазоса; 4) королевство Эпир — из верхней и нижней Албании и наконец 5)

королевство Греческое, на юге Балканского полуострова от реки и города Арты. Константинополь — ключ проливов Босфор и Дарданеллы — он предполагал объявить вольным городом и центром конфедерации, которую должны были составить из себя означенные пять государств. Входил ли комитет в рассмотрение этого проекта — неизвестно; но комитет решил единогласно, что поддержание существования Турецкой империи в Европе гораздо выгоднее для России, чем её упразднение и образование вольного города из Константинополя.

Император Николай I, в начале царствования увлекавшийся надеждой осуществить заветную мечту Екатерины II, — изгнать турок из Европы, — оставил эту мысль и не только не содействовал к скорейшей кончине «больного человека Европы» (так назвал император Николай Турцию в интимной беседе) и разложению его останков, но сам поддерживал и охранял его существование. Когда восстание египетского паши Мегмета-Али едва не сокрушило Турцию, Россия в 1833 году заключила с ней оборонительный союз и послала своё войско и флот на помощь султану. В беседе своей с австрийским посланником Фикельмоном император Николай сказал, «что он придет на помощь Турции в случае надобности, но что не в его власти дать жизнь мертвецу». «Если Турция падёт, я ничего не желаю от её развалин; мне ничего не надо». Ункяр-Искелесийский договор 1833 года, обеспечивавший за одной Россией вмешательство в турецкие дела, уступил место Лондонскому трактату 1840 года, устанавливавшему совместный протекторат России, Англии, Австрии и Пруссии (к которым скоро присоединилась и Франция).

Последователи церквей православной и римско-католической издавна враждовали между собой на Востоке и соперничали по поводу различных льгот и преимуществ христиан, посещающих Святые места. Решение этих споров нередко затрудняло Порту, навлекавшую на себя в чуждом для неё деле неудовольствие одной из сторон, а иногда и обеих. Еще в 1740 году Франция успела исходатайствовать для Латинской церкви некоторые привилегии в ущерб православию. Позже последователям греческого исповедания удалось добиться от султана нескольких фирманов, восстановивших их древние права. Началом новых усложнений послужила в 1850 г. нота французского посланника, в которой он, основываясь на договоре 1740 года, домогался возвращения католическому духовенству некоторых Святых мест в Иерусалиме и его окрестностях. Русское правительство предъявило со своей стороны требования, несовместимые с французским домогательством. В этот период против России в Восточном вопросе выступила коалиция европейских держав. Австрийский посол в Константинополе барон Прокеш-Остен вскоре после Крымской войны заявил: «То, что по отношению к Турции принято называть восточным вопросом, есть ни что иное как вопрос между Россией и остальной Европой.».

Заготовлен был фирман, благоприятный для России; но Турция медлила с его обнародованием. Отсюда разрыв России сначала с Турцией (1853), а потом и с западными державами, и Крымская война, окончившаяся Парижским миром 18 марта 1856 года. Одним из главных его условий была отмена единоличного протектората России над христианами в Турции; взамен его появилось коллективное всех великих держав покровительство над турецкими подданными-христианами.

Таким образом европейские державы пошли по пути, намеченному Россией в XVIII в., и признали за своими уполномоченными на Востоке то право, которое впервые было провозглашено императрицей Екатериной II в пользу русских агентов в 1774 году. Поводы к вмешательству не замедлили представиться. Уже в 1860 году мусульмане произвели ужасную резню христиан в Сирии. Пять великих держав решили вмешаться в это дело не только путём дипломатических нот, но и с оружием в руках. На Восток послано было французское войско, и Порта признала, что такое вмешательство держав в её внутренние дела не является ни покушением на её самостоятельность, ни оскорблением её достоинства. Вспыхнувшее вскоре после этого восстание в Кандии 1866 года вызвало снова европейское вмешательство, причем, однако, ни одна из держав не взялась за оружие, предоставив население Кандии вполне на жертву возбужденному фанатизму турок. Такая же неудача постигла вмешательство держав в деле восстания Герцеговины в 1875 году и затем Сербии в 1876 году; все представления, советы, настойчивые требования европейских кабинетов (европейского концерта) остались без успеха за отсутствием решительной и энергической воли заставить Турцию, в случае надобности, силой оружия исполнить предъявляемые требования, а также за недостатком согласия между державами. С самого начала восстания в Герцеговине Россия громко возвестила своё намерение сделать все что может, с общего согласия держав, подписавших Парижский трактат, для облегчения страдания христиан в Турции и для того, чтобы положить конец пролитию крови. Намерение России действовать заодно с прочими державами, Порта приняла за равнозначащее решению ни в каком случае не обращаться к оружию.

Это предположение не оправдалось: вспыхнула война 1877—1878 годов. Подвиги русских войск привели их к самому Константинополю. Предварительным Сан-Стефанским трактатом Порта признала независимость Румынии, Сербии и Черногории; из Болгарии решено было образовать самоуправляющееся, платящее дань княжество с христианским правительством и земским войском; в Боснии и Герцеговине Турция обязалась ввести сообщенные турецкому правительству еще ранее (в первом заседании Константинопольской конференции) предложения Европейских держав, с теми изменениями, которые будут установлены по взаимному соглашению между Портой, русским и австро-венгерским правительством. Эти постановления были существенно изменены Берлинским трактатом. Охранение интересов христианского населения и этим трактатом было признано делом общеевропейским. Порта выразила твёрдое намерение соблюдать принцип религиозной свободы в самом широком смысле. Различие вероисповедания не может подать повода, ни в какой части Оттоманской империи, к непризнанию за кем-либо правоспособности во всем том, что касается пользования гражданскими и политическими правами, доступа к публичным должностям и отправления различных свободных занятий и ремесел. Свобода богослужения обеспечивается за всеми, и никакие стеснения не могут быть делаемы в иерархическом устройстве различных религиозных общин и в сношениях их с их духовными главами. Право официального покровительства признается за дипломатическими и консульскими агентами держав в Турции, как по отношению духовных лиц, паломников и иноков всех наций, путешествующих в Европейской и Азиатской Турции, так и учреждений духовных, благотворительных и других на Святых местах и в других местностях.

Российское военно-политическое руководство в конце XIX века активно разрабатывало планы высадки российского десанта на Босфоре.

Начало XX века

Во время реакционного царствования Абдул-Гамида (1876—1909) внутреннее разложение Турции прогрессировало. Державы одна за другой, сперва Австрия, потом Италия, потом мелкие балканские государства пользовались затруднительным положением Турции, чтобы отторгать от неё территории: Австрия — Боснию и Герцеговину в 1908 году, Италия — Триполи в 1911—1912, а четыре второстепенные державы Балканского полуострова начали в 1912 году войну с Турцией.

Восточный вопрос обострился из-за массового уничтожения армянского и греческого населения в 1915—1917 годы. В то же время союзники по Антанте 18 марта 1915 г. дали понять русскому правительству, что в случае победного завершения Дарданелльской операции Константинополь и черноморские проливы будут переданы России. Капитуляция Турции в мировой войне в октябре 1918 года и падение православной монархии в России, начавшаяся в Турции национально-буржуазная революция, упразднившая халифат, радикально изменили ситуацию в регионе.

После победы кемалистов в греко-турецкой войне 1919—1922 годов, на Лозаннской мирной конференции 1923 году были определены новые границы Турции и стран бывшей Антанты, а также урегулирован ряд иных вопросов, включая обмен населением, что привело к юридической ликвидации восточного вопроса в системе международных отношений.

См. также

• Армянский вопрос
• Великая идея (Греция)
• Греко-болгарская схизма
• Русско-турецкие войны
• Черноморские проливы
• Формирование территории Российской империи

Литература

• Восточный вопрос // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Жигарев С. А. Русская политика в восточном вопросе (её история в XVI—XIX веках, критическая оценка и будущие задачи). Историко-юридические очерки. М., 1896, Т. I—II.
• Лебедев А.А. Константинопольская "драма" 1853 г. СПб., 2012. ISBN 978-5-904180-58-4
• Уляницкий В. А. [www.runivers.ru/lib/detail.php?ID=134322 Дарданеллы, Босфор и Черное море в XVIII веке] М.: А. Гатцули, 1883.
• Чихачев П. А. Великие державы и Восточный вопрос. М.: Наука, 1970.

Ссылки

• [www.krugosvet.ru/enc/istoriya/VOSTOCHNI_VOPROS.html Восточный вопрос] статья Ивана Кривушина

Примечания

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Восточный вопрос

– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.