Обыкновенный соловей

</td>

   </tr>

Обыкновенный соловей
Научная классификация
Царство: Животные Тип: Хордовые Подтип: Позвоночные Класс: Птицы Подкласс: Новонёбные Отряд: Воробьинообразные Семейство: Мухоловковые Род: Соловьи Вид: Обыкновенный соловей
Латинское название
Luscinia luscinia (Linnaeus, 1758)

Охранный статус Вызывающие наименьшие опасения IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/147439 147439]

Обыкновенный соловей, или восточный соловей (лат. Luscinia luscinia) — один из самых известных и прославленных певцов среди птиц.

Описание

Скорее всего, он является прямым северным потомком южного, или западного, соловья. Ареал обыкновенного соловья простирается от западных границ России до реки Енисей. Северная граница захватывает всю полосу южной тайги в европейской части России и на Урале, несколько опускается к югу до подтаежных лесов в Западной Сибири и уходит в лесостепь на территории Красноярского края. Южная граница захватывает лесостепь и степь европейской части России, Кавказ и проходит по территории сухих степей и полупустынь Казахстана.

Обыкновенный соловей — влаголюбивая птица. Максимальной численности он достигает в припойменных лесах. Излюбленные места его обитания — припойменные и низинные влажные дубравы подзоны хвойно-широколиственных лесов и дубравы европейской лесостепи. Основная схема гнездовой микростации обыкновенного соловья — густые, тенистые заросли калины, черемухи, крушины и жимолости в пойме реки, у небольшого ключика или лесного родника. Соловей охотно гнездится и в густых зарослях влаголюбивых трав. Важно лишь то, чтобы под пологом травостоя, хорошо скрывающего птицу и притеняющего землю, оставалось голое, свободное от травы пространство. Лучшие условия такого типа возникают в зарослях крапивы, некоторых зонтичных и припойменных кустарниках. Прекрасным примером благоприятных гнездовых микростаций являются тенистые по влажным низинным и овражным участкам заросли бузины. В лесной зоне соловей широко расселяется по поймам лесных ручьев и речек, низинным ольшаникам.

Песня

Песня — набор повторяющихся свистов и щелканий. Каждый элемент песни (колено), число которых может достигать 12, повторяется несколько раз. Крик — низкое «фиуить-трр». Повадки соловья очень характерны.

Как и зарянка, он держится высоко на тонких расставленных ножках, опустив крылья и приподняв хвост. Дергая им, он порывисто кланяется и издает тихий и очень низкий, точно рокочущий позыв, вроде «тррр», или же протяжный и чистый свист (однотонный, без повышения или понижения на конце). Все эти признаки, вместе с характерным местом обитания, позволяют узнавать соловья и без песни. И. С. Тургенев в рассказе «О соловьях» словами простого птицелова-любителя очень метко и точно описал песню этого замечательного певца. "Соловьи у нас дрянные: поют дурно, понять ничего нельзя, все колена мешают, трещат, спешат. А то вот ещё у них самая гадкая есть штука: сделают этак: «тру» и вдруг: "ви! « — этак взвизгнет, словно в воду окунется. Это самая гадкая штука. Плюнешь и пойдешь. Даже досадно станет. Хороший соловей должен петь разборчиво и не мешать колена». А колена вот какие бывают:

• Первое: «пульканье» — этак «пуль-пуль-пуль-пуль»
• Второе: «клыканье» — «клы-клы-клы», как желна (дятел)
• Третье: «дробь» — выходит примерно, как по земле разом дробь рассыпать
• Четвёртое: «раскат» — «ррррррр»
• Пятое: «поньканье» — почти понять можно «понь-понь-понь», обычно чёрные дрозды так кокают
• Шестое: «почин» — этак «тии-вить», нежно, малиновкой. Это по-настоящему не колено, а соловьи обыкновенно так начинают
• Седьмое: «лешева дудка» — этак протяжно: «го-го-го-го-го», а там коротко: «ту!»
• Восьмое: «кукушкин перелет» — самое редкое колено. Кукушка, когда полетит, таким манером кричит. Сильный такой, звонкий свист
• Девятое: «гусачек» — «га-га-га-га». У малоархангельских соловьев хорошо это колено выходит
• Десятое: «юлиная стукотня» — как юла или как вот органчики бывают — этакий круглый свист: «фюиюи-юиюи».

И. К. Шамов, в своих воспоминаниях о соловьях рассказывает: "Наши (московские) соловьи отлично кричали лягушками, тремя песнями — кваканье, дудка, вроде червяковой россыпи, и гремушка — волчковой дудкой и раскатом (поползень). Раскат исполнялся не глухо вниз, но сильно и длинно. Кроме этих местных соловьев, встречавшихся у нас в окрестных лесах и садах, в конце 20-х годов были новосельские (тульские) соловьи, прекрасно кричавшие стукотнями и кукушкиным перелетом; малоархангельские, с хорошей песнью «гусачек» — «га-га-га-га». Но лучшими были привозные из южных губерний, курские и черниговские… Курская, каменовская птица удивляла своими дробями и привлекала к себе весь тогдашний охотничий мир. Их было девять манеров; особенно выдавались дроби «в оборот». Из дробей замечательна «зеленухой» (лесной канарейкой), затем «тревога» (вроде барабана), желна, дудка, трелевая, стукотня, свист, клыканье, кукушкин перелет. Бердичевские соловьи кричали всеми дудками: польской, лешевой, водопойной, лягушечьей. Кроме того, кричали журавликом («курлы»).

Размножение

В средней полосе европейской части России и Западной Сибири первые соловьи появляются 8-10 мая. В эти же дни можно услышать и их первые песни. В поймах больших рек и на речных островах в это время собирается большое количество поющих самцов. В теплые годы они могут петь с первых дней прилета и все сразу, ещё на пролёте. Первыми на места гнездований прилетают старые опытные самцы. Их можно опознать по песне. Они занимают лучшие местообитания, расселяются на значительных расстояниях друг от друга (200—300 м и дальше). Многие старые самцы забираются в глухие заросли и гнездятся на отлете от основных поселений соловьев. Среди этих самцов иногда встречаются певцы поразительного совершенства, силы и строя песни. Это так называемые «ночные соловьи», нередко первыми начинающие вечернее пение около 22 часов, часто поющие в тишине, до начала пения всех птиц и как бы задающие тон всему огромному лесу. Поют эти самцы неторопливо, размеренно, удивительно сочетая полные, спокойные, чуть удлиненные по сравнению с обычной нормой звуки. У таких певцов издавна ценился и необычный строй песни, и совершенство главных колен, и полнота, и глубина звука, и чистота фраз, и удивительное умение чередовать песни своего репертуара, недоступное для ординарных певцов. Большинство старых соловьев — основателей поселений, сначала занимают и осваивают сравнительно большие участки. Между старыми птицами редко случаются стычки, так как они не любят петь и гнездиться рядом друг с другом. В северных районах нередко случается так, что в первые дни после прилета соловьи поют только на пределе слышимости друг друга, на расстоянии 1-2 км (иногда 3 км). Тихими вечерами соловьи хорошо слышат друг друга даже на таких больших дистанциях, о чём свидетельствует согласование песен даже самых далеких певцов.

Интересные факты

• На знаменитых пирах Лукулла подавали блюдо из соловьиных язычков, а так как 1 язычок весит всего 0,1 г, то на одну порцию забивалось несколько тысяч птиц.

Ссылки

• [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?birds/602.html Позвоночные животные России: Обыкновенный соловей]
• [www.ecosystema.ru/08nature/birds/148.php Обыкновенный соловей — Luscinia luscinia: описание и рисунки]

Отрывок, характеризующий Обыкновенный соловей

– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.