Восьмиклассница
Поделись знанием:
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
| Восьмиклассница | ||||
 | ||||
| Исполнитель |
«Кино» | |||
|---|---|---|---|---|
| Альбом | ||||
| Дата выпуска | ||||
| Дата записи | ||||
| Жанр | ||||
| Длительность |
2:45 | |||
| Автор | ||||
| Трек-лист альбома «45» | ||||
| ||||
«Восьмикла́ссница» — песня группы «Кино», вошедшая в дебютный студийный альбом «45» рок-группы «Кино», записанный в 1982 году совместно с музыкантами «Аквариума».
Песня «Восьмиклассница» попала в список «100 лучших песен русского рока в XX веке», составленной радиостанцией «Наше радио» на основе выбора радиослушателей, поднявшись в нём до 47-й позиции.
Пустынной улицей вдвоём
С тобой куда-то мы идём,
И я курю, а ты конфетки... ешь.
И светят фонари давно,
Ты говоришь: «Пойдём в кино»,
А я тебя зову м-м-м в кабак, конечно.
М-м-м-м-м, Восьмиклассница-а-а
М-м-м-м-м— Кино, «Восьмиклассница»
История песни
«Восьмиклассницей» Виктор Цой называл девушку, с которой познакомился в ПТУ. Время от времени он играл в небольшой рок-группе при училище, исполнявшей не только известные зарубежные хиты, но и песни собственного сочинения. Тогда-то у подобного творчества появилось несколько поклонниц, и с одной из них Виктор Цой сблизился — стал проводить с ней много времени, встречаться по вечерам и провожать до дома. После одной из таких романтических прогулок он вернулся особенно одухотворённым, сел и буквально за двадцать минут сочинил эту песню. Как вспоминал Алексей Рыбин, он её даже не сочинял, а просто пересказал то, что в этот вечер с ним на самом деле произошло, переложил на стихи всё от «конфеты ешь» до «по географии трояк».
«Никогда бы не подумал, что я способен ещё на такие романтические отношения»
Во время записи «Восьмиклассницы» произошёл курьёз, вместо требуемой тридцать восьмой скорости была включена девятая, поэтому трек получился дефектным, и это обстоятельство в будущем помешало изданию альбома на виниле[2]. Запись продолжалась на протяжении полутора месяцев, всего было сведено 14 композиций, 13 из которых попали на альбом[3].
В записи участвовали
| |
| «Восьмиклассница» (1982) | |
| | |
| Помощь по воспроизведению | |
- Виктор Цой — вокал, гитара
- Алексей Рыбин — гитара
- Борис Гребенщиков — гитара, металлофон, подпевки
- Михаил Васильев — драм-машина, подпевки
- Всеволод Гаккель — виолончель
- Андрей Романов — флейта
- Андрей Тропилло — звукорежиссер, флейта, подпевки[4].
Кавер-версии
- Для проекта «КИНОпробы» версию песни записала группа «Мумий Тролль».
«Кино» и «Аквариум» — вообще это были две записи русскоязычного рока, которые попались мне для прослушивания. Это, по-моему, было в 1983–84 году. И на одной бобине был записан с одной стороны альбом «Аквариума», а с другой стороны альбом 45 «Кино». Поэтому, в общем-то, выбор песни для трибьюта был вполне закономерен.— Илья Лагутенко о песне «Восьмиклассница»[5]
- В 2002 году в трибьют-концерте "День рождения Виктора Цоя" песню исполнит Алексей Рыбин - гитарист первого состава группы "Кино".
- Своеобразную версию песни с сильно изменённым текстом можно услышать в фильме «Стиляги».
Напишите отзыв о статье "Восьмиклассница"
Примечания
- ↑ Алексей Рыбин. [www.erlib.com/%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B5%D0%B9_%D0%A0%D1%8B%D0%B1%D0%B8%D0%BD/%C2%AB%D0%9A%D0%B8%D0%BD%D0%BE%C2%BB_%D1%81_%D1%81%D0%B0%D0%BC%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D0%BD%D0%B0%D1%87%D0%B0%D0%BB%D0%B0_%D0%B8_%D0%B4%D0%BE_%D1%81%D0%B0%D0%BC%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D1%86%D0%B0/ — Глава 5. Кино с самого начала и до самого конца]. — Москва: Феникс, 2001. — 278 с. — ISBN 5-222-01924-1.
- ↑ Как гласит история, в момент записи Тропилло вышел из комнаты, а Гребенщиков, примеряя на себя условную тогу Брайана Ино, сказал: «Мотор!» — и повернул ручку скорости на магнитофоне не в ту сторону. И лишь позднее выяснилось, что данное исполнение «Восьмиклассницы» — к слову, автобиографичной по содержанию — оказалось самым удачным.
- ↑ Алексей Рыбин. [www.erlib.com/%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B5%D0%B9_%D0%A0%D1%8B%D0%B1%D0%B8%D0%BD/%C2%AB%D0%9A%D0%B8%D0%BD%D0%BE%C2%BB_%D1%81_%D1%81%D0%B0%D0%BC%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D0%BD%D0%B0%D1%87%D0%B0%D0%BB%D0%B0_%D0%B8_%D0%B4%D0%BE_%D1%81%D0%B0%D0%BC%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D1%86%D0%B0/ — Глава 8. Кино с самого начала и до самого конца]. — Москва: Феникс, 2001. — 278 с. — ISBN 5-222-01924-1.
- ↑ [www.kinoman.net/discography/album_view.php?album_id=1&sid=dc6f20bb411439df3058979a5ba3438b Состав людей, занятых в исполнении]
- ↑ Андрей Шевелёв. [www.mumiytroll.com/press/article/555_19.10.2000 Отрывок из пресс-релиза «КИНОпробы. Tribute Виктор Цой»]. Официальный сайт группы Мумий Тролль (19 октября 2000). Проверено 17 августа 2010. [www.webcitation.org/61FxaG8Hs Архивировано из первоисточника 27 августа 2011].
|
Это заготовка статьи о песне. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Восьмиклассница
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
