Вотава, Мирослав

Мирослав Вотава
Общая информация
Родился	25 апреля 1956(1956-04-25) (68 лет) Прага, Чехословакия
Гражданство	Германия
Рост	180 см
Позиция	полузащитник
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
?—1968	Дукла
1968—1973	Виттен
1973—1974	Боруссия (Д)
Клубная карьера*
1974—1982	Боруссия (Д)	257 (28)
1982—1985	Атлетико Мадрид	96 (9)
1985—1996	Вердер	367 (18)
1997	Ольденбург	15 (0)
Национальная сборная**
1979—1981	Германия	5 (0)
Тренерская карьера
1997—1998	Ольденбург
1998—1999	Меппен
2002—2004	Унион
Международные медали
Чемпионаты Европы
Золото	Италия 1980
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Мирослав Вотава (нем. Miroslav Votava; 25 апреля 1956, Прага, Чехословакия) — немецкий футболист чехословацкого происхождения, играл на позиции полузащитника.

Карьера

Мирко родился в Праге, в столице тогда ещё чехословацкой республики. Во время пражской весны вместе с родителями покинул страну, переехав сначала в Австралию, а потом в Германию.

Футболом Мирко стал заниматься ещё в Чехословакии, в команде «Дукла». После переезда в Германию он стал заниматься в школе «Виттен», где его в 1973 году и заметили представители дортмундской «Боруссии», игравшей в то время во второй Бундеслиге. Проведя один год в молодёжном составе, Мирко был заявлен за основную команду. Дебютировал в «Боруссии» Мирко 3 августа 1974 года матчем с «Арминией» из Билефельда в первом туре второй Бундеслиги того сезона. Поединок закончился со счётом 1:1, Мирослав вышел в основе и провёл весь матч. Спустя два сезона «Боруссия» вышла в Бундеслигу и 25 сентября 1976 года состоялся дебют Мирко уже в главном турнире страны. Дортмундцы играли в седьмом туре против «Бохума» и проиграли матч со счётом 1:2. Мирко вышел на поле на 55-й минуте. заменив при этом Ханса-Вернера Хартля. В «Боруссии» Миролав был игроком основы и провёл за клуб 257 матчей, в которых забил 28 мячей.

В 1982 году перешёл в мадридский «Атлетико», в котором провёл три сезона, сыграв 96 матчей и забив 9 мячей.

В 1985 году Мирко вернулся в Германию. Теперь его клубом стал «Вердер», набиравший приличные обороты. Мирко помог клубу дважды стать чемпионом Германии и выиграть кубок обладателей кубков. В «Вердере» он отлично сыгрался с ещё с одним опорником, Гюнтером Херманом. Вдвоём они составили одну из самых непроходимых связок чемпионата Германии тех времён. В «Вердере» Мирко стал самым возрастным игроком, забивавшем в Бундеслиге. Он отличился 24 августа 1996 год, забив гол в ворота «Штутгарта», что не помогло его команде выиграть — победа со счётом 2:1 осталась за «швабами». На тот момент Мирославу было 40 лет и 121 день. Всего за «Вердер» он провёл 11 сезонов, сыграл 367 матчей и забил 18 мячей.

Карьеру Мирко закончил в 1997 году будучи игроком «Ольденбурга».

Карьера в сборной

21 ноября 1979 года Мирко дебютировал в сборной гостевым товарищеским матчем со сборной СССР, закончившемся победой немецкой дружины со счётом 3:1. Он вышел на поле на 74-й минуте, заменив Бернарда Дица. Вместе со сборной стал чемпионом Европы 1980 года, сыграв лишь в первом матче турнира.

Статистика по сезонам

Сезон	Команда	Лига	Матчи	Голы
1974/75	Боруссия (Дортмунд)	Вторая Бундеслига	37	3
1975/76	Боруссия (Дортмунд)	Вторая Бундеслига	31	0
1976/77	Боруссия (Дортмунд)	Бундеслига	22	3
1977/78	Боруссия (Дортмунд)	Бундеслига	33	2
1978/79	Боруссия (Дортмунд)	Бундеслига	34	5
1979/80	Боруссия (Дортмунд)	Бундеслига	33	4
1980/81	Боруссия (Дортмунд)	Бундеслига	33	8
1981/82	Боруссия (Дортмунд)	Бундеслига	34	3
1982/83	Атлетико Мадрид	Ла-Лига	31	4
1983/84	Атлетико Мадрид	Ла-Лига	33	4
1984/85	Атлетико Мадрид	Ла-Лига	32	1
1985/86	Вердер	Бундеслига	32	1
1986/87	Вердер	Бундеслига	34	3
1987/88	Вердер	Бундеслига	32	2
1988/89	Вердер	Бундеслига	33	1
1989/90	Вердер	Бундеслига	30	3
1990/91	Вердер	Бундеслига	31	2
1991/92	Вердер	Бундеслига	32	0
1992/93	Вердер	Бундеслига	33	3
1993/94	Вердер	Бундеслига	33	1
1994/95	Вердер	Бундеслига	33	1
1995/96	Вердер	Бундеслига	28	0
1996/97	Вердер	Бундеслига	6	1
1996/97	Ольденбург	Вторая Бундеслига	15	0
1974—1997	Итого	Везде	735	55

Достижения

Сборная Германии

• Чемпион Европы 1980 года

«Атлетико»

• Победитель кубка Испании: 1984/85

«Вердер»

• Победитель Бундеслиги: 1987/88, 1992/93
• Серебряный призёр Бундеслиги: 1985/86, 1994/95
• Бронзовый призёр Бундеслиги: 1988/89, 1990/91
• Обладатель кубка Германии: 1990/91, 1993/94
• Финалист Кубка Германии: 1988/89, 1989/90
• Победитель Кубка обладателей кубков: 1991/92

Ссылки

• [www.national-football-teams.com/v2/player.php?id=18390 Профиль футболиста] (англ.). National-football-teams.com. Проверено 8 июля 2010. [www.webcitation.org/67LbqcbjZ Архивировано из первоисточника 2 мая 2012].
• [www.fussballdaten.de/spieler/votavamiroslav/ Профиль футболиста] (нем.). Fussballdaten.de. Проверено 8 июля 2010. [www.webcitation.org/67Lbr4h8i Архивировано из первоисточника 2 мая 2012].
• [www.weltfussball.de/spieler_profil/mirko-votava/#redirect Профиль футболиста] (нем.). Weltfussball.de. Проверено 8 июля 2010. [www.webcitation.org/67LbrYvds Архивировано из первоисточника 2 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Вотава, Мирослав

– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.