Вотинов, Африкан Иванович

Африкан Иванович Вотинов
Дата рождения	26 февраля 1918(1918-02-26)
Место рождения	пос. Майкор, Пермский край
Дата смерти	20 марта 1967(1967-03-20) (49 лет)
Место смерти	Томск
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота, пограничные войска
Годы службы	1938—1956
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Африкан Иванович Вотинов (1918—1967) — старшина Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1945).

Биография

Африкан Вотинов родился 26 февраля 1918 года в посёлке Майкор (ныне — Пермский край) в рабочей семье. В 1934 году окончил семилетнюю школу, после чего работал учеником слесаря, затем слесарем на Майкорском металлургическом заводе. С 1936 года Вотинов был сварщиком на азотно-туковом заводе в городе Березники. В 1938 году он был призван на службу в Пограничные войска НКВД СССР Ворошиловским районным военным комиссариатом Пермской области. Окончил четвёртую морскую пограничную школу младшего начальствующего состава. Служил на Камчатке, был старшиной пограничного катера. С августа 1942 года — на фронтах Великой Отечественной войны.

С июня 1944 года старший сержант Африкан Вотинов командовал отделением 143-го стрелкового полка 224-й стрелковой дивизии 59-й армии Ленинградского фронта. Отличился во время боёв с финскими войсками на островах в Выборгском заливе. Утром 4 июля 1944 года Вотинов с бойцами отделения высадился на острове Сурнион-Сари (Крепыш), обеспечив высадку всего взвода без потерь. Когда в глубине острова получил тяжёлое ранение командир взвода, финские подразделения перешли в контратаку. Приняв командование на себя, Вотинов поднял взвод в атаку, отбив атаку. В бою Вотинов лично уничтожил 8 солдат и 1 офицера. После освобождения Сурнион-Сари отделение Вотинова переправилось через пролив и высадилось на остров Эсси-Сари. Когда одна из рот была прижата к земле сильным огнём противника, Вотинов со своим взводом атаковал его с фланга, забросав гранатами дома, откуда вёлся наиболее сильный огонь. 6 июля взвод участвовал в освобождении острова Ракха-Сари, захватив Безымянный остров и отрезав путь противнику к отступлению.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года за «образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм» старший сержант Африкан Вотинов был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 4716.

В декабре 1944 года Вотинов был отозван с фронта и направлен на учёбу в Асиновское пехотное училище в Томской области, однако окончить его не успел и в октябре 1945 года был демобилизован. Первоначально работал начальником отдела кадров Майкорского металлургического завода. В октябре 1946 года Вотинов поступил на сверхсрочную службу в погранвойска. В 1956 году он в звании старшины был демобилизован. Проживал в Томске. С 1958 года он работал механиком в лаборатории телевидения Томского политехнического института, затем сотрудником кафедры радиопередающих устройств в институте радиоэлектроники и электронной техники. Умер 20 (по другим данным — 28) марта 1967 года, похоронен на городском кладбище Северска (первоначально — на кладбище возле станции Томск-II).

Был также награждён орденами Славы 3-й степени и Красной Звезды, а также рядом медалей.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Золотые Звёзды Прикамья. 3-е изд. Пермь, 1974.
• Кузнецов И. Золотые звезды: Томичи- Герои Советского Союза.- Томск, 1987.
• Пограничная служба России. Энциклопедия. Биографии. — Москва, 2008.

Отрывок, характеризующий Вотинов, Африкан Иванович

– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.