Воткинский завод

АО «Воткинский завод»
Тип	Акционерное общество
Год основания	1759
Расположение	Россия Россия: Воткинск, Удмуртия
Ключевые фигуры	Толмачёв, Виктор Григорьевич (генеральный директор)
Отрасль	Машиностроение
Продукция	Нефтегазовое и горное оборудование, товары народного потребления, станкостроение, военная техника, буровое оборудование, нефтегазовая арматура
Число работников	10,5 тыс. (2011 год)
Награды
Сайт	[www.vzavod.ru/ www.vzavod.ru]

К:Предприятия, основанные в 1759 году Во́ткинский заво́д (также Боткинский, ныне — Акционерное общество «Воткинский завод») — градообразующее предприятие города Воткинска, Удмуртская Республика, основанное в 1759 году.

В 1757 году граф П. И. Шувалов получил разрешение императрицы Елизаветы на строительство Воткинского железоделательного завода, его строительство началось в 1758 году по указу государственной Берг-коллегии. Первое железо на Воткинском железоделательном заводе было получено 21 сентября (2 октября) 1759.

С 1837 по 1848 годы начальником Воткинского железоделательного завода был горный начальник Камско-Воткинского округа Илья Петрович Чайковский (1795—1880), отец композитора Петра Ильича Чайковского.

В течение XVIII — XX веков на Воткинском заводе выпускались железо, якоря, железнодорожная техника и мосты, морские и речные суда, паровозы, экскаваторы, золотодобывающие драги, различное вооружение, различного рода гражданское и промышленное оборудование.

В настоящее время одно из предприятий на основе Воткинского завода выпускает межконтинентальные ракеты стратегического назначения «Тополь-М», являющиеся основой ядерного щита России и ряд других изделий военного назначения. Среди гражданской продукции — оборудование для нефтяной, газовой промышленности и станки.

История предприятия

Завод от основания до 1917 года

Причиной для постройки завода послужило истощение лесов возле существовавших тогда (середина XVIII века) горных предприятий Урала. Завоз дров издали приводил к удорожанию производства железа. Выходом из этой ситуации было перемещение обработки руды в местности с ещё не вырубленными лесами. Кроме Воткинского железоделательного завода, как пример реализации такой стратегии, можно привести также расположенный неподалёку Ижевский железоделательный завод, построенный в 1760 — 1763 годах. Место для Воткинского и Ижевского железоделательных заводов было выбрано по сочетанию близости к крупной водной артерии (река Кама, протекающая в 15 — 20 километрах от нынешнего города Воткинска), наличия лесов, бывших в то время главным топливом для промышленности, и близости к горнодобывающим предприятиям. Всего в период с 1754 по 1763 годы было построено 42 частных завода, принадлежавших знатным особам Российской империи (граф П. И. Шувалов, граф М. И. Воронцов и другим).

В 1763 году, после смерти Шувалова (1762 год), Воткинский и Ижевский заводы отошли в казну в покрытие семейных долгов Шуваловых.

В дальнейшем (XVIII—XX веках) на Воткинском заводе выпускались якори, железнодорожная техника, суда, экскаваторы, золотодобывающие драги, различное вооружение.

Так, например, в середине второй половины XVIII века по указу императрицы Екатерины II от 1773 был начат выпуск якорей для Военно-морского флота. В первой половине XIX века на долю завода приходилось до 62 % общего объёма якорного производства в России.

Воткинский завод был одним из передовых для того времени. Из событий, имевших большое значение для развития мировой промышленности, можно отметить начало выпуска (в 1811 году) литой стали по принципиально новому методу талантливого металлурга-самоучки Бадаева. Эта высококачественная инструментальная сталь применялась для изготовления различного инструмента (металлорежущего, медицинского, штампов). Признанием заслуг завода было выполнение в 1858 году воткинскими мастеровыми ответственного заказа на изготовление и сборку каркаса шпиля для собора Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге (главной достопримечательности Санкт-Петербурга).

Также завод выпускал броневую сталь для нужд Военно-морского флота.

В 1840-х годах при начальнике Илье Петровиче Чайковском предприятие меняет специализацию и из чисто металлургического превращается в машиностроительное. В 1847 году начато производство пароходов, а в 1868 — паровозов. Уникальность этих начинаний в том, что завод находился на берегах небольшой мелкой речки, в 12 км по прямой от полноводной Камы, и не был связан с железнодорожной сетью страны. Поэтому пароходы и другие суда строились с условием окончания срока постройки к началу весеннего половодья. На территории предприятия возвели специальную плотину для создания небольшого накопительного пруда. Весной вода заполняла этот пруд и затопляла территорию судоверфи. Построенные суда всплывали. Тогда открывали ворота на плотине накопительного пруда, и пароходы с большой водой по реке Вотка уходили в реку Сива, а уже по ней в Каму. Всего заводом было построено около 400 судов различных типов. Точно так же, по большой воде, отправляли с предприятия паровозы. Сначала их грузили на специальную баржу, далее по рекам Вотка, Сива, Кама они плыли до ближайшей железнодорожной станции. Так продолжалось до 1916 года, когда Воткинский завод соединился с железнодорожной сетью страны. Всего на предприятии построили 631 паровоз широкой колеи разных серий.

В 1871 году была запущена вторая в России и первая на Урале мартеновская печь. Из мартеновской стали наладили прокат железнодорожных рельсов.

В конце XIX века, в связи со строительством Транссибирской магистрали, завод освоил выпуск новой продукции — железнодорожных мостов. По общей длине построенных железнодорожных мостов в 1915 году Воткинский завод вышел на первое место в России.

Постепенно из всех заводских производств на первое место вышло паровозостроение, которое занимало около 40 % производственных мощностей.

С 1917 до 1957

В ходе гражданской войны завод многократно подвергался разграблению всеми воюющими сторонами, в результате чего он фактически прекратил работу и в 1922 году был законсервирован.

9 сентября 1925 года завод заново открылся как производитель сельскохозяйственного оборудования.

С 1930 по 1937 годы завод был в ведении Всесоюзного объединения тяжелой промышленности и начал выпуск высокопроизводительных паровых экскаваторов и золотодобывающих драг. За 7 лет производства была выпущена и отправлена на стройки страны 271 машина.

С 1 января 1938 года, с передачей Наркомату оборонной промышленности, завод стал артиллерийским. 11 марта 1938 года переименован в Завод № 235. За счёт сворачивания гражданской продукции на освободившихся площадях развернули производство 152-мм гаубицы обр. 1938 г.. С началом в 1941 году Великой Отечественной войны выпуск гаубиц прекратили и освоили производство 45-мм противотанковых пушек образца 1937 года 53-К, а в 1943 году было освоено производство 76,2-мм дивизионных пушек образца 1942 года (ЗИС-3). Одновременно выпуск 45-мм противотанковых пушек был свёрнут. Выпуск артиллерийских орудий составил:

• в 1941 году — 597 45-мм противотанковых пушек образца 1937 года 53-К;
• в 1942 году — 11 143 45-мм пушки 53-К;
• в 1943 году — 12 730 45-мм пушек 53-К и 1655 76,2-мм дивизионных пушек образца 1942 года ЗИС-3, всего — 14 385 артиллерийских орудий;
• в 1944 году было выпущено 200 45-мм противотанковых пушек 53-К и 2899 76,2-мм пушек ЗИС-3;
• в январе-апреле 1945 года выпуск пушек ЗИС-3 составил 1820 единиц.

Всего за годы войны было выпущено 31 044 пушки (24 670 45-мм и 6374 76,2-мм), что составило около 18,39 % от общего выпуска артиллерийских орудий в стране.

В послевоенное время и до 1957 года Воткинский машиностроительный завод выпускал 100-мм зенитные пушки КС-19, 57-мм противотанковую пушку ЗИС-2 и другое военное оборудование, а также развернул гражданское производство (локомобили для сельского хозяйства, узкоколейные паровозы и башенные краны).

С 1956 года на заводе начинается развитие станкостроения.

Ракетное производство (с 1957 по нынешнее время)

В 1957 году постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР предприятие было перепрофилировано на выпуск баллистических ракет. Первой освоенной ракетой была оперативно-тактическая ракета 8А61 разработки ОКБ-1 с жидкостным двигателем и с дальностью полета до 150 км, принятая на вооружение в июле 1955 года. На заводе первая 8А61 была выпущена в 1958 году.

Также завод производил ядерную модификацию 8А61 — 8К11, а с 1960 года, их преемницу, оперативно-тактическую ракету 8К14 разработки СКБ-385 с дальностью полета до 300 км. Она выпускалось серийно более 25 лет и более 30 лет стояла на вооружении Советской Армии ВС СССР.

В 1962 году по постановлению ЦК КПСС и Совета Министров СССР на Воткинском машиностроительном заводе началось освоение более мощной оперативно-тактической ракеты 9М76, входящей в состав комплекса 9К76 «Темп-С». Первые серийные ракеты были выпущены в 1966 году. «Темп-С» стал первым ракетным комплексом с твердотопливной управляемой баллистической ракетой, принятым на вооружение Советской Армии ВС СССР. Впоследствии эти ракеты были уничтожены в соответствии с Договором о ликвидации ракет средней и меньшей дальности от 8 декабря 1987 года.

В 1974 году было освоено производство межконтинентальных ракет 15Ж42 подвижного грунтового ракетного комплекса 15П642 «Темп-2С», в 1975 году — БРСД 15Ж45 РК 15П645 «Пионер», в 1976 году — оперативно-тактических ракет 9М714 комплекса 9К714 «Ока», в 1989 году — тактических ракет 9М79-1 комплекса 9К79-1 «Точка-У».

В 1998 году было налажено производство межконтинентальной ракеты стратегического назначения «Тополь-М».

Большой вклад в развитие ракетного производства внес директор завода с 1966 по 1988 Владимир Геннадьевич Садовников (5 января 1928-26 февраля 1990), дважды Герой Социалистического Труда (1976, 1981), награждён тремя орденами Ленина, орденом Трудового Красного Знамени, золотой и серебряной медалями ВДНХ, лауреат Государственной премии СССР. Его именем названа одна из новых улиц Воткинска.

В 2006 году было начато серийное производство ракет комплекса «Искандер-М» (индекс комплекса — 9К720, по классификации МО США и НАТО — SS-26 Stone, буквально «Камень»).

1 июня 2010 года, в рамках программы по созданию ОАО Корпорация «Московский институт теплотехники», ФГУП «Воткинский завод» был преобразован в ОАО «Воткинский завод» и 25 марта 2011 года вошёл в состав ОАО Корпорация «МИТ».

Гражданское производство

Даже в «ракетные времена» на предприятии не прекращалось производство гражданской продукции. Особо стоит выделить станкостроение, за все время было выпущено более 30 тысяч станков.

С 1963 выпускаются даже детские коляски, а с 1965 — автомобильные детали и узлы для Ижевского автозавода. В 1982 начался и до сих пор продолжается выпуск малогабаритной стиральной машины «Фея» и её модификаций.

После начала перестройки и, как следствие, снижения военных заказов увеличилась удельная доля гражданской продукции по отношению к военной. Для поддержания предприятия были освоены новые направления гражданской продукции: рефрижераторные контейнеры, нефтегазовое оборудование, настольные токарные и сверлильные станки, и даже узлы для атомных реакторов; а малоприбыльные производства гражданской продукции (стиральные машины и детские коляски) были переданы дочернему предприятию.

В октябре 1998 года первый вице-премьер Ю. Д. Маслюков провёл в Воткинске Всероссийское совещание ВПК-ТЭК, на которое привез лидеров нефтегазового бизнеса. В частности, руководителя «Роснефти» Сергея Багданчикова, тогдашнего главу ЮКОСа Михаила Ходорковского и президента АК "Транснефть Семена Вайнштока. Результатом стал рост заказов на отечественное нефтегазовое оборудование, позволивший загрузить простаивавшие мощности и персонал Воткинского завода.

Награды

• 1945 — Орден Ленина
• 1966 — Орден Трудового Красного Знамени
• 1976 — Орден Ленина
• 1981 — Орден Трудового Красного Знамени
• 1999 — Благодарность Президента России

Интересные факты

• Воткинский завод прославился своими мастеровыми, выполнившими почётный заказ царского двора — шпиль колокольни Собора Петра и Павла Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге. Первая конструкция шпиля (XVIII века) была неудачной и требовала частых ремонтов. Считается, что царю доложили, что каркас этого шпиля можно было изготовить только в Англии или на Воткинском казённом заводе. Заказ на создание нового шпиля был размещен на заводе в конце 1857, а уже 30 июля 1858 шпиль начали водружать на колокольню. Работы обошлись казне в 26 662 рубля — в 2 раза ниже, чем просили английские специалисты.

• Воткинский завод упомянут в Договоре о ликвидации ракет средней и меньшей дальности между СССР и США как предприятие, подлежащее на постоянной основе инспекции в целях предотвращения нарушения договора (статья XI пункт 6b)

В память об истории завода в городе Воткинске установлены памятники из образцов выпущенной продукции:

• два якоря (один на территории предприятия, второй при въезде на плотину Воткинского пруда);
• 57-мм пушка ЗИС-2 «2243-17», установленная в память 174-го противотанкового артдивизиона имени Комсомола Удмуртии;

Ссылки

• [www.vzavod.ru Официальный сайт АО «Воткинский завод»]

Отрывок, характеризующий Воткинский завод

Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.