Во-ан-Велен — Ла Суа (станция метро)
«Во-ан-Велен — Ла Суа» Vaulx-en-Velin - La Soie Линия А | |
| Лионский метрополитен | |
 Станция «Во-ан-Велен — Ла Суа» | |
| Дата открытия: | |
|---|---|
| Район: |
коммуна Во-ан-Велен |
| Тип: |
подземная |
| Количество платформ: |
2 |
| Тип платформ: |
боковые |
| Форма платформ: |
прямая |
| Выход к улицам: |
авеню Каню |
| Наземный транспорт: |
трамвай в аэропорт (Rhônexpress) |
«Во-ан-Веле́н — Ла Суа́» (фр. Vaulx-en-Velin – La Soie) — конечная станция линии А Лионского метрополитена. Самая новая станция линии A.
Содержание
Расположение
Станция находится в пригороде Лиона, коммуне Во-ан-Велен. Расположена рядом с депо метро, в месте слияния авеню Каню (фр. avenue des Canuts) с улицами Пудретт (фр. rue de la Poudrette) и Ла Суа(фр. rue de la Soie)[1][2].
Особенности
Открыта 2 октября 2007 года в качестве единственной дополнительной станции на продолжении линии A от станции Лоран Бонве — Астробаль. Состоит из двух путей и двух боковых платформ[1].
Происхождение названия
Первая часть названия дана в честь пригорода Лиона, коммуны Во-ан-Велен, на территории которой расположена станция метро. Вторая часть — по расположенной в непосредственной близости от выходов из метро улицы Ла Суа (дословный перевод с французского — шёлк).
Достопримечательности
- Гидроэлектростанция Кюссе
- Ипподром Вийёрбанна
- Стадион Эдуар Обер
Наземный транспорт
Со станции существует пересадка на следующие виды транспорта[1]:
Rhônexpress — трамвай в аэропорт
— трамвай
— «главный» автобус
— автобус
— рабочий автобус
Напишите отзыв о статье "Во-ан-Велен — Ла Суа (станция метро)"
Примечания
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Во-ан-Велен — Ла Суа (станция метро)
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
