Во имя Бога (фильм)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Во имя бога (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Во имя Бога
азерб. Bismillah
Жанр

социальная драма

Режиссёр

Аббас-Мирза Шарифзаде

Автор
сценария

Павел Бляхин

В главных
ролях

Мирза Ага Алиев, Мустафа Марданов, Кязим Зия, Мовсун Санани и др.

Оператор

Аркадий Яловой

Кинокомпания

Бакинская киностудия при Государственной кинофабрике

Страна

Азербайджанская ССР

Язык

немой фильм (русские титры)

Год

1925

Следующий фильм

Путешествие в Азербайджан

К:Фильмы 1925 года

«Во имя Бога» или «Бисмиллах»[прим. 1] (азерб. Bismillah) — первый фильм азербайджанского режиссёра Аббас-Мирзы Шарифзаде, снятый в 1925 году на антирелигиозную тему[1]. Фильм был снят в тот период, когда в стране шла борьба с исламской религией. Фильм «Во имя Бога» считался «значительным успехом киноискусства Азербайджана»[1].



История фильма

22 апреля 1925 года газета «Бакинский рабочий» писала, что съёмки фильма «Бисмиллах» по сценарию Павла Бляхина были поручены Шарифзаде. Газета «Коммунист» от 27 апреля, сообщая о съёмках фильма, писала, что фильм «снимается с участием тюркских (имелись в виду азербайджанские) актёров»[2]. 1 июня этого же года при Государственной кинофабрике открылась киностудия, режиссёрскую часть которой возглавил Аббас-Мирза Шарифзаде. Аждар Неджад 31 мая 1925 года в газете «Коммунист» писал, что фильм «Во имя Бога», остановленный с прошлого года по некоторым причинам, уже месяц как снимается в управлении Шарифзаде, и что будет представлен не позднее 25 июля в честь Мухаррама[3].

13 июля фильм «Бисмиллах» был показан для студентов, артистов и приглашённых зрителей. 24 июля возвращающиеся из Ирана берлинские деятели кино, будучи в фото-киноуправлении Азербайджана, пожелали послать в Берлин фильм «Бисмиллах» и ряд других фильмов. Совкино заказало 12 экземпляров фильма. В октябре фильм был показан и в Москве. В Харькове для Украины также были заказаны 4 экземпляра данного фильма[4]. Асад Тахир писал, что такие снятые западные фильмы как «Мусульманка», «Стамбульский нищий», «Багдадский вор» не могут соперничать с фильмом «Бисмиллах» на предмет изложения восточной тематики, поскольку этот фильма сам «был снят на Востоке, восточной постановкой, восточными актёрами». Азиз Шариф писал, что, сняв фильм «Бисмиллах», Аббас-Мирза Шарифзаде доказал, что является способным режиссёром[5]. Советское правительство активно использовало этот в фильм антиисламской пропаганде[6].

После того, как Шарифзаде был репрессирован, его имя было вырезано из титров всех, снятых им фильмов[6].

Напишите отзыв о статье "Во имя Бога (фильм)"

Примечания

Комментарии
  1. С фразы «Бисмиллах» начинается практически каждая сура Корана (кроме девятой), её произносят в каждой молитве, перед началом любого важного дела, с неё обычно начинаются многие другие документы, составляемые мусульманами (письма, договоры, обращения, завещания и т. п.)
Источники
  1. 1 2 История Азербайджана. — Издательство Академии наук Азербайджанской ССР, 1958. — Т. 3-й. — С. 482.
    Значительным успехом киноискусства Азербайджана явился снятый по сценарию П. Бляхина в 1925 г. антирелигиозный фильм «Бисмиллах» («Во имя бога»). В его создании активное участие принимал А. М. Шарифзаде, впервые выступивший как кинорежиссёр.
  2. Мәммәдли, 1985, с. 117.
  3. Мәммәдли, 1985, с. 118.
  4. Мәммәдли, 1985, с. 120.
  5. Мәммәдли, 1985, с. 124.
  6. 1 2 Документальный фильм «Aktyor ömrü. Abbas Mirzə Şərifzadə». ITV, 2013.

Литература

  • Абасмирза Шарифзаде (сборник документов, повествующих о жизни, творчестве и деятельности) / Составитель Гулам Мамедли (азерб.). — Б.: Ишыг, 1985. — 242 с.  (азерб.)

Отрывок, характеризующий Во имя Бога (фильм)

– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,