Вражливый, Василь

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Вражлывый»)
Перейти к: навигация, поиск
Василь Вражливый
Васи́ль Вражли́вий
Имя при рождении:

Василий Яковлевич Штанько

Место рождения:

Опошня, Зеньковский уезд, Полтавская губерния, Российская империя (ныне Зеньковский район, Полтавская область, Украина)

Гражданство:

Российская империя Российская империя (1898—1917)
УНР (1917—1919)
УССР (1919—1922)
СССР СССР (1922—1936)

Род деятельности:

писатель, переводчик

Годы творчества:

1920-е — 1934

Язык произведений:

украинский

Васи́ль Вражли́вый (укр. Василь Вражливий; наст. имя и фам. Василий Яковлевич Штанько, укр. Василь Якович Штанько; 19031937) — украинский советский писатель, переводчик.





Биография

Родился в многодетной семье крестьянина-середняка. Окончил сельскую школу, учился в Зеньковской и Полтавской гимназиях. По совету родителей поступил в агрономическую школу, но не закончил её, поддавшись влечению к литературному творчеству, которое под влиянием земляка А. Заливчего привлекало его с юных лет.

Печататься начал с 1923. Член Союза пролетарско-колхозных писателей «Плуг», затем вошёл в ВАПЛИТЕ, а после её ликвидации — в «Пролитфронт».

Будучи другом Е. Плужника и Г. Эпика, Вражливый вместе с ними был причислен к одной «контрреволюционной организации». О своих политических взглядах на допросах после ареста 25 декабря 1934 в Харькове заявил: «Я не был ни в каких партиях, был просто националистом, я воспитанник Хвылевого, находился под его влиянием, и уже в 1927—1928 годах это определило мой дальнейший политический путь». После чего был признан членом «группы писателей-националистов с террористическими настроениями по отношению к вождям партии».

27—28 марта 1935 на процессе боротьбистов в Киеве Вражливый вместе с 16 другими обвиняемыми был осуждён выездной сессией Военной коллегии Верховного Суда СССР на 10 лет концлагерей. Отбывал ссылку на Соловках.

Постановлением тройки УНКВД по Ленинградской области повторно приговорен к расстрелу. Приговор приведён в исполнение 8 декабря 1937 года.

Реабилитирован посмертно в 1956.

Творчество

Вражливый — прозаик не из «громких» и не из «эффектных» с точки зрения литературной техники. Он наблюдал и воспроизводил не парадную сторону жизни, а затенённую, незаметную и временами страшную, драматическую. Жизнь Вражливый описывал без мелодраматических надрывов, в объективной манере, не выказывая открыто ни своих эмоций, ни своего отношения, при этом заботясь о построении сюжета и естественной форме повествования.

В первый сборник «В овраге» (1924), изданный Союзом крестьянских писателей «Плуг», вошло всего четыре рассказа — «В овраге», «Раздорожье», «В лесу», «Тьма». В каждом из них — картины чёрной беды на селе в голодный год, которая гонит из дома на заработки или толкает на преступление, убийства.

Подобные сюжеты и во втором сборнике Вражливого «Земля» (1925). Психологически достоверный, жуткий рассказ «Волчьи Байраки» (позже он дал название сборнику 1929) — из жизни нищих. Персонажи живут в норах-землянках на окраине города, кормятся и одеваются на помойках. Одни сходят с ума, другие вырождаются.

В рассказы писателя врываются и события времён НЭПа. Так, в «Паштетной» бывшие «сильные мира», ища способы разбогатеть после революции, устраивают публичный дом под вывеской лавочки сладостей.

Остроактуальные проблемы воспитания беспризорных затрагивает Вражливый в рассказе «Жизнь белого дома», вышедшем отдельной книгой в 1927 г.

Ненавязчивая ироничность и «печальный тон» (последнее отмечали критики 1920-х гг.) — привлекательные черты повествования Вражливого. Для многих его произведений доминирующим мотивом стали человеческое милосердие и жестокость, порой немотивированная. Психологическим этюдом на эту тему является «Палата без номера», вошедшая в второе издание сборника «Молодость» (1929). На нескольких страницах разворачивается настоящая трагедия смертельно больного, одинокого учителя, жертвы прокурора-садиста.

Морально-этические проблемы — в поле зрения автора в рассказах «Молодость» и «Письмо другу». Их объединяет до определённой степени автобиографический момент, остроумные зарисовки студенческого быта — голодного и холодного. Есть здесь и нищие кварталы времён НЭПа — как контраст сыто-удовлетворённому существованию «нэпманов», и тайные преступления, и сплетни-пересуды.

В 1929 г. появилось едва ли не лучшее произведение Вражливого — повесть «Отец», помещённая в сборнике «Молодость» и вышедшая отдельным изданием. Для разработки социально-нравственных вопросов автор выбрал необычную, по крайней мере для украинской прозы 1920-х гг., ситуацию: сын попа становится революционером, после октября 1917-го — на партийной работе. Однако в центре внимания — не сын, а отец, глубоко страдающий от разлуки с сыном. И хотя его отречение от сана не является актом приспособления к обстоятельствам, всё же тайком он надеется, что сыновье сердце оттает. Лишённый средств к существованию, о. Василий живёт в сторожке почти на нищенском положении и, так и не дождавшись малейшего внимания от сына, кончает самоубийством. В 1930 г. опубликован русский перевод повести.

В начале 1930-х годов писатель едет в Казахстан. В 1932 появляются его очерки о Каспии — «Глубокие разведки». Поездки дали ему материал для повести «Победа» (1932) и романа «Дело сердца» (1933), в которых говорится о социалистическом строительстве в Казахстане, в частности о борьбе за нефть в Кара-Кугу на берегу Каспийского моря. Эти последние произведения Вражливого вполне вписываются в контекст лучших украинских, и не только украинских, так называемых «производственных романов» начала 1930-х годов: «Роман Межгорья» И. Ле, «Время, вперёд» В. Катаева, «Кварцит» О. Досвитного и др.

Среди переводов Вражливого — роман «Шагреневая кожа» Бальзака (1929).

Со стороны рецензентов в адрес Вражливого постоянно звучали мелкие придирки, распространённые тогда обвинения в «биологизме», во внимании к тёмным сторонам бытия.

Избранная библиография

  • В яру. — Х., 1924.
  • Земля. — Х., 1925.
  • Життя білого будинку. — Х., 1927.
  • Батько. — Х., 1929.
  • Вовчі байраки. — Х., 1929.
  • Молодість. — Х., 1929.
  • Шість оповідань. — Х.-К., 1930.
  • Перемога. — Х., 1932.
  • Глибокі розвідки. Нариси про Каспій. — Х., 1932.
  • Справа серця. — Х., 1933.

На русском языке

  • Отец; [Палата без номера: Рассказы] / Пер. с укр. О. Гарцевой; Предисл. В. Державина. — М.—Л.: Гос. изд-во, 1930. — 134, [2] с.

Напишите отзыв о статье "Вражливый, Василь"

Ссылки

  • [lib.misto.kiev.ua/UKR/BIOGRAPHY/vrajliviy.txt Василь Вражливий] (укр.)

Отрывок, характеризующий Вражливый, Василь

Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?