Врангель, Егор Васильевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Врангель Егор Васильевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Егор Васильевич Врангель
Georg Gustav Ludwig von Wrangel
Имя при рождении:

Georg Gustav Ludwig von Wrangel

Род деятельности:

правовед

Дата рождения:

9 октября 1784(1784-10-09)

Место рождения:

Майдель, Ревельское наместничество

Подданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти:

15 июня 1841(1841-06-15) (56 лет)

Место смерти:

Санкт-Петербург

Барон Его́р Васи́льевич Вра́нгель (нем. Georg Gustav Ludwig von Wrangel; 9 октября 1784, Майдель[de] — 15 июня 1841, Санкт-Петербург) — профессор российского права, действительный статский советник.

Сын барона Вильгельма Врангеля (нем. Bernhard Wilhelm von Wrangel; 17471845; из дома Тольсбург-Эллистфер) и баронессы Барбары Врангель (нем. Hedwig Barbara Elisabeth von Wrangell; 17581838; из дома Лагена). Родной брат адмирала Василия Васильевича Врангеля и троюродный — Егора Ермолаевича Врангеля (18031868; деда П. Н. Врангеля).

Окончив курс в Дерптском университете, продолжал занятия в Виттенбергском и Гейдельбергском университетах, служил в 1804 году секретарём Дерптского уезда Лифляндской губернии. Затем поступил на службу при М. М. Сперанском в Комиссию составления законов.

16 декабря 1809 года зачислен на должность адъюнкта правоведения Казанского университета, помощником к профессору И. Е. Нейману. 23 марта 1811 года стал там же экстраординарным профессором, а 27 марта 1815 года — ординарным. 5 августа 1819 года Врангель, избранный за два месяца до того (2 июня) деканом нравственно-политического отделения, по итогам ревизии был уволен из Казанского университета за злоупотребления по службе, обнаруженные членом Главного правления училищ М. Л. Магницким[1].

Увольнение не помешало Врангелю устроиться (в 1820 году) профессором в Петербургский университет и Педагогический институт, читая вместе с тем лекции в Царскосельском лицее и Благородном пансионе при Петербургском университете. При открытии Императорского училища правоведения он был назначен его инспектором и преподавателем государя наследника (будущего Александра II). Похоронен на Волковском лютеранском кладбище (могила утрачена).



Семья

Жена — Прасковья (1794—1858), дочь профессора Ильи Фёдоровича Яковкина. 7 детей:

Напишите отзыв о статье "Врангель, Егор Васильевич"

Примечания

  1. Подробнее см. Томсинов В. А. [www.garant.ru/dosug/95.htm Развитие русской юриспруденции в первой трети XIX века (продолжение)] // Законодательство. — 2007. — № 4. [web.archive.org/20081219095008/www.garant.ru/dosug/95.htm Архивировано] из первоисточника 19 декабря 2008.

Источники

Отрывок, характеризующий Врангель, Егор Васильевич

Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…