Вранкович, Стоян

Стоян Вранкович
Stojan Vranković
Завершил карьеру
Центровой
Рост:	218 см
Вес:	118 кг
Гражданство:	Югославия Югославия → Хорватия Хорватия
Родился:	22 января 1964(1964-01-22) (60 лет), Дрниш, СР Хорватия, Югославия
Выступал за команды
Задар (1986—1989) Арис (1989—1990) Бостон Селтикс (1990—1992) Панатинаикос (1992—1996) Миннесота Тимбервулвз (1996—1997) Лос-Анджелес Клипперс (1997—1999) Фортитудо (Болонья) (1999—2001)
Медали Олимпийские игры Серебро Сеул 1988 Сборная Югославии Серебро Барселоны 1992 Сборная Хорватии Чемпионаты мира Бронза Испания 1986 Сборная Югославии Бронза Канада 1994 Сборная Хорватии Чемпионаты Европы Бронза Греция 1987 Сборная Югославии Золото Югославия 1989 Сборная Югославии Бронза Германия 1993 Сборная Хорватии Бронза Греция 1995 Сборная Хорватии

Стоян «Стойко» Вранкович (хорв. Stojan Vranković; 22 января 1964, Дрниш, СР Хорватия, СФР Югославия) — югославский и хорватский баскетболист.

Бывший игрок баскетбольных клубов «Задар», «Арис», «Бостон Селтикс», «Панатинаикос», «Миннесота Тимбервулвз», «Лос-Анджелес Клипперс» и «Фортитудо» (Болонья).

Достижения

• На Олимпийских играх 1988 и 1992 годов завоевал серебряные медали.
• На чемпионатах мира 1986 и 1994 годов выиграл бронзовую медаль.
• На чемпионата Европы 1989 года завоевал золотые медали.
• На чемпионатах Европы 1987, 1993, 1995 годов выиграл бронзовую медаль.
• Выиграл чемпионат Югославии с «Задаром» (1986 год).
• Выиграл чемпионат Греции с «Арисом» (1990 год).
• Выиграл чемпионат Италии с «Фортитудо» (2000 год).
• Завоевал серебряные медали чемпионата Италии с «Фортитудо» (2001 год).
• Выиграл Евролигу с «Панатинаикосом» (1996 год).
• Выиграл дважды Кубок Греции с «Панатинаикосом» в 1993 и 1996 годах.

Ссылки

• [www.nba.com/historical/playerfile/index.html?player=stojko_vrankovic Профиль на сайте nba.com]
• [www.basketball-reference.com/players/v/vrankst01.html Статистика Вранковича в НБА на сайта www.basketball-reference.com]

Отрывок, характеризующий Вранкович, Стоян

Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.