Вратислав II
| Вратислав II (чешск.) Vratislav II. (польск.) Wratysław II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | ||
| ||
|---|---|---|
| 1061 — 1086 | ||
| Предшественник: | Спытигнев II | |
| Преемник: | Конрад I Брненский | |
| ||
| 15 июня 1086 — 1092 | ||
| (под именем Вратислав I) | ||
| Рождение: | 1035 Богемия | |
| Смерть: | 14 января 1092 Богемия | |
| Род: | Пржемысловичи | |
| Отец: | Бржетислав I | |
| Мать: | Юдит фон Швейнфурт | |
| Супруга: | 1. имя неизвестно 2.Аделаида Венгерская Светослава Польская | |
| Дети: | от 2-го брака: Бржетислав II Младший Вратислав Юдита Чешская от 3-го брака: Болеслав Борживой II Владислав I Юдита Собеслав I | |
Вратислав II (чеш. Vratislav II., 1035 — 14 января 1092) — князь (с 1061 года) и король (с 1086 года) Чехии (под именем Вратислав I).
Биография
Вратислав II происходил из рода Пржемысловичей. Сын Бржетислава I и его жены, Юдит фон Швейнфурт из дома Бабенберг. После смерти отца (в 1055) году Вратислав правит как удельный князь из Оломоуца Моравией. Однако в результате распри со своим старшим братом Спытигневом II был вынужден бежать в Венгрию. При помощи венгерских войск Вратислав вскоре возвращает себе Моравию и Оломоуц. После примирения с Спытигневом и его смерти в 1061 году Вратислав II становится князем Чехии и переезжает в Прагу.
В течение всего своего правления Вратиславу приходится бороться с младшими братьями, особенно с Яромиром, ставшим епископом Праги (с 1068 года). Особое внимание князь уделял Моравии. Разделив на 2 части, Вратислав отдал её как удельные княжества младшим братьям Конраду и Оте. Также добился в 1063 году учреждения Оломоуцского епископства.
Свою резиденцию Вратислав перенёс из Градчан в Вышеград. Проводил внешнюю политику, в значительной степени основанную на заключении выгодных брачных союзов. Первой его женой была венгерская принцесса Адельгейда. После её смерти Вратислав женится вторично на польской принцессе Сватаве, однако это не привело к улучшению сложных польско-чешских отношений; на границе между двумя странами продолжались вооружённые столкновения. В 1071 году император Священной Римской империи Генрих IV, вассалами которого являлись и Чехия, и Польша, пригласил Вратислава и польского короля Болеслава II в Мейсен, где заставил их заключить мир. Впрочем, вскоре Болеслав устроил набег на Чехию, и Генрих собирался организовать поход против Польши в 1072 году, чему, впрочем, помешали внутригерманские обстоятельства.
В это время Вратислав ввязывается в германские междоусобицы на стороне Генриха IV. Чешские войска участвуют в битвах при Хомбурге (1075) и Фларххейме (1080) годах, а также в походе в Италию. К этим войнам Вратислава постоянно добавлялись войны локальные на границах с Польшей и с Силезией. После победы Генриха над саксонскими мятежниками чешский князь получил в лен в 1076 году Лужицкую марку. Вскоре однако император передумал и забрал у Вратислава Лужицы, заменив их на Восточную марку (Австрийскую). В 1085 году, через три года управления ею, Вратислав вынужден был и от неё отказаться, получив взамен королевский титул (в Чехии и Польше). Королевская власть Вратислава над Польшей являлась чисто номинальной.
15 июня 1085 или 1086 года[1] Вратислав II был коронован как чешский король в Праге трирским архиепископом Эгильбертом. Конец его правления ознаменовался враждой со старшим сыном Бржетиславом II, наследником.
Вратислав II умер в 1092 году от несчастного случая, упав с лошади во время охоты. В двух браках у него родились 4 сына (которые после смерти отца сразу вступили в борьбу за власть) и дочь Юдита, вышедшая замуж за Владислава I Германа. Похоронен король в Вышеграде.
Напишите отзыв о статье "Вратислав II"
Примечания
- ↑ [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/premysliden_herzoege_von_boehmen_maehren/vratislav_2_koenig_von_boehmen_1092/vratislav_2_koenig_von_boehmen_+_1092.html Vratislav II.] (нем.)
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Вратислав II
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
