Временное повышение

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Временное повышение в воинском звании (brevet promotion, /brəˈvɛt/, чит. «бре́вет», в русскоязычной военной литературе традиционно применяется транслитерационный вариант перевода в качестве приставки к званиям «бревет-майор» «бревет-полковник» и т. п.) — существующая в армиях США и Великобритании историческая практика временного присвоения воинского звания, обычно без прибавки к жалованию. Существует специальный глагол-термин to brevet, например: He was brevetted major general («Он был временно повышен в звании до генерал-майора»). Такое повышение должно отражаться в офицерском звании, например: Bvt. Maj. Gen. Joshua Chamberlain. Само слово «бревет» буквально означает патент, то есть документ, выдаваемый на руки тому или иному лицу в подтверждение его квалификации и присвоенного временного звания.





Исторические предпосылки

В отличие от Северо-Восточной Руси, где в силу специфики исторического развития были сильны самодержавные тенденции, нашедшие своё выражение в централизации власти в руках сначала князей, а затем царей и императоров, единственной легитимной формой военной службы была государева служба (любая иная трактовалась как разбой и была поставлена вне закона), соответственно чему, на местах уполномоченные князем (или царём) воеводы занимались укомплектованием земских войск, в южноевропейских землях (особенно на Аппенинском полуострове) и англосаксонских странах были сильны традиции местного самоуправления вплоть до самостоятельного осуществления местными общинами военных функций в рамках осуществления своего права на самооборону, дарованного Великой хартией вольностей (среди прочего, запретившей королю привлекать иностранных наёмников и существенно расширивших права местных общин), что делало практически невозможной (на том этапе исторического развития) унификацию организационных структур военных частей и подразделений, и порождало проблемы сохранения званий и должностей при переходе лиц командного состава из одних подразделений и частей в другие. Сама организация военных формирований по цеховому принципу (также как и других корпоративных сущностей, что отразилось среди прочего на некоторых англоязычных и франкоязычных военных терминах, например, в названии самостоятельной тактической единицы — англ. company, фр. compagnie; и звания рядового военнослужащего — англ. private), как профессиональное объединение людей, преследующих коммерческую выгоду, порождала совершенно другой способ построения военной карьеры в сравнении со странами, где была сильна власть суверенаРоссией, Китаем и некоторыми другими, где первостепенное значение имела не профессиональная компетентность того или иного военачальника, а его персональная лояльность суверену, служба которому имела как правило бессрочный, реже долгосрочный характер и была либо вообще пожизненной (Золотая Орда, Российская империя до 25 февраля 1730 г., Китай в эпоху династии Мин и других династий), либо носила форму повинности, отбытие которой занимало определённый срок от нескольких лет до несколько десятилетий, в зависимости от исторического этапа (Российская империя с 25 февраля 1730 г. до 18 февраля 1762 г.), — для европейской военной традиции, наоборот, ключевым фактором было квалифицированное выполнение индивидом своих функциональных обязанностей (что и делало тех или иных офицеров более или менее востребованными на рынке военных услуг), а его текущая принадлежность уходила на второй план по объективным причинам (поскольку, во-первых, длительность найма обуславливалась текущей потребностью стороны-нанимателя в военных услугах, которая как правило не превышала одного сезона — до выполнения нанятым своих обязанностей, предусмотренных договором найма, во-вторых, наниматели не могли себе позволить пожизненный найм офицерских кадров, что было нецелесообразно по чисто практическим соображениям, в-третьих, сами военные были заинтересованы в трудоустройстве к более обеспеченным в финансовом плане нанимателям, которые могли предложить им более высокое жалование, соответственно чему, наниматели у военных профессионалов часто менялись и могли чередоваться). На Руси это с местной спецификой и терминологией было распространено в западнорусских землях, например, в Новгородской республике и среди её политических и торговых союзников — Псковской республики и других земель, где были сильны традиции местного самоуправления. Указанные выше тенденции были тем сильнее в конкретных странах и регионах, чем более развитыми были рыночные отношения, чем слабее была там центральная власть (или вообще отсутствовала как таковая, уступая место локальным властным субъектам с разной степенью суверенитета), чем большей была степень фрагментированности административно-территориальных образований, чем более пёстрым было их устройство (княжества, герцогства, графства, курфюрства, епископства, архиепископства, республики, вольные города, купеческие гильдии и другие сущности, выступающие в роли самостоятельных субъектов международных торговых отношений и субъектов применения военной силы), и чем более интенсивным и насыщенным было взаимодействие между ними в политической, экономической и военной сфере (сменяющие друг-друга временные союзы, альянсы, конфедерации, то враждующие, то объединяющиеся друг с другом, то снова враждующие и снова объединяющиеся). Это многообразие форм военного устройства и применения военной силы на Западе и было одной из предпосылок для появления такого явления как «бревет».

США

Такие назначения были массовым явлением в армии США в XIX веке. Временно назначенные офицеры получали соответствующие знаки отличия, но не получали прибавки к жалованию. Во время гражданской войны фактически все высшие офицеры получили ту или иную форму временного повышения, в основном в последние дни войны. Так как на тот момент не существовало унифицированной процедуры аттестации лиц офицерского состава, а каждый вид вооружённых сил, род войск или служба войск, более того, каждое военное соединение и часть, представляли собой самостоятельный субъект военного администрирования, самостоятельно осуществляющий мобилизационные (призывники) и вербовочно-комплектационные (добровольцы) мероприятия, и сам проводящий аттестацию или переаттестацию командного состава (англ. military commission[ing]) — для военнослужащих не было ничего необычного в том, чтобы иметь несколько различных званий одновременно, например, являться временным генерал-майором добровольцев, бригадным генералом добровольцев, временным подполковником регулярной армии и капитаном регулярной армии (пример федерального генерала Ранальда Макензи). На ранних этапах развития американской государственности, в США была распространена европейская практика позднего Средневековья — начала Нового времени, когда городские или сельские общины, городские власти, купеческие гильдии, и другие самостоятельные субъекты публично-правовых отношений, за свой собственный счёт нанимали офицеров (капитанов и гран-капитанов), которые были уполномочены (как и всякий подрядчик в публичных или частно-правовых отношениях) вести найм солдат (от слова «сольди», характерного для германо-итальянской военной традиции) и самостоятельно выбирать себе помощников (лейтенантов и суб-лейтенантов). Для этих целей ему единоразово или по частям выделялась необходимая сумма денег (соответственно, контракт заключался либо в письменной форме, либо в форме устного соглашения) и ставилась конкретная задача (например, проведение одного или серии карательных рейдов на местные индейские поселения, поиск и ликвидация разбойничьей банды и т. п.). Долгосрочный найм без определения сроков применялся в случаях наличия постоянной угрозы, затруднительной с точки зрения возможностей к её полному устранению. На долгосрочной основе нанимались военные специалисты для организации гарнизонно-караульной службы, транспортно-логистического сообщения (обеспечения безопасности грузопассажирских перевозок).

Как правило, офицер начинал службу именно с временных повышений, что играло помимо прочего и функцию фильтра, — для отсева всякого рода неблагонадёжных лиц до присвоения им полных званий. Например, генерал Джордж Пикетт в Мексиканскую войну получил временные повышения до капитана, и лишь после войны — реальное повышение до лейтенанта. Генерал Томас Джексон за ту же войну получил временное повышение до майора. Обычно выпускник академии Вест-Пойнт получал временное звание второго лейтенанта и затем ждал, пока освободится соответствующее место в регулярной армии.

Первые временные повышения были введены во время американской войны за независимость. Это было связано с тем, что не всегда удавалось найти места для иностранных офицеров-добровольцев, - в основном французов. Первым временно повышенным офицером был Жак Антуан де Франшесен (Jacques Antoine de Franchessin) 20 июля 1776 года. Ему было присвоено временное звание подполковника Континентальной армии. До конца войны временные повышения получили еще 35 иностранных офицеров. К 1784 году эти звания были присвоены еще 50-ти офицерам.

В начале XIX века армии США пришлось охранять большое количество пограничных фортов, но количество офицеров было лимитировано указом Конгресса, поэтому возникла проблема нехватки офицеров для гарнизонной службы. В этой ситуации пришлось восполнять нехватку временными офицерами.

Гражданская война

Историк Блэр Ховард писал: «Временные повышения породили большую путаницу в среде федеральных офицеров. К концу войны примерно 1700 офицеров имели временные звания бригадных генералов и генерал-майоров. Это мешало различать звания. Долгое время после войны в армии не могли разобраться, как обращаться к офицерам или какое звание должно быть отражено на их униформе. Например, хотя Джордж Кастер был всего лишь подполковником регулярной армии к моменту своей гибели при Литл-Биг-Хорн, он имел временное звание генерал-майора одновременно и в регулярной и в добровольческой армии[1]».

Великобритания

В Британской империи наличие системы временных (а фактически альтернативных) воинских званий, сосуществующей с конвенциональной армейской и флотской, было обусловлено существованием нескольких десятков частных компаний, каждая из которых имела собственные корпоративные вооружённые силы — свою армию и флот. Наличие множества компаний со своими частными армиями было продиктовано британским же способом администрирования имперских провинций, который предполагал наличие частного посредника (компании) между королевским двором и провинциями, авторизовавшегося или лицензировавшегося в предусмотренном порядке, что давало ему широчайшие полномочия в том числе и в плане организации собственных регулярных или иррегулярных военных или паравоенных (военно-полицейских) организаций и структур, в зависимости от конкретных обстоятельств, требующих военного вмешательства и других форм применения силы.

Наиболее сильной в этом отношении была Британская Ост-Индская компания (ОИК), текущий военный потенциал которой, в количественном исчислении живой силы и военных плавсредств составлявший около сорока тысяч европейцев — военнослужащих офицерского и сержантско-старшинского состава сухопутных войск и свыше двухсот тысяч туземных военнослужащих рядового и сержантского состава[2] (что не было рекордом, Голландская Ост-Индская компания в своё время отправила в Индию более миллиона солдат, матросов и других служащих, не считая привлечённых ею же рабов и туземцев),[3] а также свыше ста кораблей и судов общим тоннажом ок. 90 тыс. тонн и семи тысяч матросов,[4] позволял вести совершенно автономные военные действия сразу на нескольких сухопутных и морских театрах военных действий без привлечения имперских войск. Поскольку компании обеспечивали своим служащим более высокое жалование и целый ряд других преференций, молодые офицеры королевской армии и флота, несмотря на трудности связанные с обратной аттестацией в случае возвращения в строй королевских частей или на борт королевских кораблей, старались как можно скорее перейти на службу в компании. Поскольку количество потенциальных кандидатов превышало потребности компаний в командных кадрах, сотрудники компаний, ответственные за проведение набора, имели возможность выбирать наиболее достойных в профессиональном плане кандидатов. Кроме того, в структуре компаний действовали собственные военные учебные заведения, где обучались курсанты по программам обучения, в целом стандартизированным под общевойсковые, но с уклоном на подготовку для несения службы в конкретных регионах мира (как правило, Индийский субконтинент и Азиатско-Тихоокеанский регион), где требовалось вооружённое обеспечение коммерческих интересов компаний-нанимателей. Королевское армейское командование и адмиралтейство со своей стороны прилагало усилия к тому, чтобы снизить или лимитировать отток квалифицированных командных кадров, — одним из таких регуляторов был барьер, связанный с отсутствием унифицированной (единой для всех вооружённых формирований) системы званий и процедур аттестации/переаттестации. Ещё одним компромиссным вариантом было введение в 1837 г. системы «локальных званий», то есть таких званий, которые действовали только в том конкретном регионе мира, где дислоцировалось то или иное британское военное объединение, — в первую очередь это нововведение предназначалось для индийских владений Британской короны[5].

Присвоение временных званий, помимо всего прочего, было на руку и руководству компаний тоже, так как было призвано снизить нагрузку на корпоративный бюджет за счёт снижения тарифной сетки на одну или несколько ступеней для служащих, которые в случае их аттестации согласно своему званию без приставки «временный», получали бы ещё большее жалование. Учитывая количество трудоустроенных компаниями военных, в сумме это давало весьма существенную экономию. Продвижение по службе и стандартный срок присвоения очередного воинского звания в компании был значительно более длительным по времени, чем в королевских войсках, — например, от момента аттестации в первичный офицерский чин до получения звания майора ОИК проходило двадцать пять лет, в то время как на получение аналогичного чина в королевских войсках уходило от двенадцати до семнадцати лет, в зависимости от личных качеств конкретного кандидата и условий службы (ускоренное присвоение званий в действующей армии и флоте в сравнении со службой в мирное время). Соответственно, различалась организационно-штатная структура частей и соединений, во главе стандартного королевского армейского полка стоял подполковник, в то время как полком ОИК командовал полковник[5].

Для компаний вообще было не характерно «разбрасываться» званиями, так, например, в 1826 г. в Индии несли службу восемнадцать генералов от королевских войск и только трое от ОИК, индийские армии которой (Бенгальская и Бомбейская соответственно) насчитывали 291 тыс. человек личного состава (при том, что все трое были переаттестованы в генеральском звании, перейдя на службу в компанию уже будучи генералами королевских войск).[5]

Франция

Во Франции существует система временных назначений, отдаленно напоминающая американское "brevet promotion". Например, Шарль де Голль был назначен временным бригадным генералом (général de brigade à titre provisoire) 1 июня 1940 года, когда командовал танковой дивизией (поскольку Франция была к тому времени уже была частично оккупирована немецкими войсками и процедура нормальной аттестации, — бюрократическая процедура, проводящаяся как правило не чаще одного или двух раз в год, и требующая времени и отвлечения аттестуемых и аттестующих от своих основных функциональных обязанностей, — для него была de facto невозможна).

Напишите отзыв о статье "Временное повышение"

Примечания

  1. Blair Howard, Battlefields of the Civil War , Volume 2 Hunter Publishing, Inc, Jun 15, 2007 С. 39
  2. Jones, Phillip E.. [books.google.ru/books?id=2v-UAwAAQBAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Mariners, Merchants And The Military Too: A History of the British Empire.  (англ.)] — P. J. Publishing, 2011. — P.99 — 320 p. — ISBN 978-0-9565549-4-9.
  3. Van Rossum, Matthias van ; Kamp, Jeannette. [books.google.ru/books?id=Q7pkCwAAQBAJ&pg=PT11#v=onepage&q&f=false Introduction: Leaving Work Across the World]. / Desertion in the Early Modern World: A Comparative History.  (англ.) — London and New York: Bloomsbury Academic, 2016. — P.6-7 — 224 p. — ISBN 978-1-4742-1599-2.
  4. Milburn, William. [books.google.ru/books?id=ddtAAQAAIAAJ&pg=PT156#v=onepage&q&f=false Oriental Commerce, &c.  (англ.)] // The Asiatic Journal and Monthly Miscellany for Britih India and its Dependencies. — London: Black, Parbury, & Allen, August 1816. — Vol.2 — P.159 — 663 p.
  5. 1 2 3 Bellamy, Chris. [books.google.ru/books?id=WNumN3xIQRYC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false The Gurkhas: Special Force.  (англ.)] — London: John Murray, 2011. — P.63-64 — 448 p. — ISBN 978-1-84854-343-0.

Ссылки

  • [www.civilwarhome.com/brevetrank.htm Brevet Rank In The Civil War]
  • [www.alia.org.au/~kwebb/Brevets/ Список временно повышенных генералов США во время Гражданской Войны.]


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Временное повышение

Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.