Временное рабоче-крестьянское правительство Украины
Вре́менное рабо́че-крестья́нское прави́тельство Украи́ны (укр. Тимчасовий Робітничо-Селянський Уряд України) — второе советское правительство Украины (конец 1918 — начало 1919 гг.).
Содержание
Крах австро-германской оккупации
В конце сентября 1918 года Четверной союз начал разваливаться. В последних числах сентября капитулировали войска Болгарии, через месяц — турецкая армия. В октябре 1918 года в Австро-Венгрии произошла буржуазно-демократическая революция, в результате которой монархия была свергнута, Австро-Венгерская империя распалась. 3 ноября австро-венгерские войска сложили оружие. Лишившись союзников, Германия, где 9 ноября также победила буржуазно-демократическая революция, признала своё поражение и 11 ноября подписала акт о перемирии. Правительства стран Антанты потребовали от Германии оставить свои войска на оккупированной территории бывшей Российской империи до тех пор, пока их не сменят войска Антанты[1].
II съезд КП(б)У, состоявшийся в октябре 1918 года, определил в качестве главных задач партии изгнание немецких оккупантов, восстановление советской власти и объединение Советской Украины с Советской Россией[1].
11 ноября Совнарком Российской Советской Республики дал директиву Реввоенсовету Республики о подготовке в десятидневный срок наступления Красной Армии против германо-австрийских войск и украинских национальных войск и группировок, об оказании помощи Украинской Красной армии[2]. В помощь большевикам Украины ЦК РКП (б) направил несколько групп партийных, советских и военных работников.
13 ноября правительство Советской России аннулировало Брестский мирный договор, получив возможность открыто помогать революционным силам Украины и других оккупированных районов страны, что имело решающее значение для успеха их борьбы против оккупантов и внутренней контрреволюции. В постановлении ВЦИК об аннулировании Брестского договора содержалось приветствие трудящимся оккупированных областей страны, указывалось, что Российская Советская Республика призывает их «к братскому союзу с рабочими и крестьянами России и обещает им полную, до конца идущую поддержку в их борьбе за установление на их землях социалистической власти рабочих и крестьян»[3].
Революция в Германии и аннулирование Советской Россией Брестского договора способствовали росту освободительной борьбы на территории Украины. Политические забастовки, вспыхнувшие в начале ноября, приобретали всё более широкий размах. 11 ноября началась всеобщая забастовка в Екатеринославе. В городе был создан Временный рабочий комитет, состоялись выборы в Совет рабочих депутатов. Массовым восстанием к середине ноября была охвачена значительная часть Екатеринославской губернии. Повстанцы разгоняли гетманскую администрацию и «варту», восстанавливали советскую власть. В Харькове на совместном заседании губкома и губревкома с представителями ЦК КП(б)У было принято постановление о немедленном захвате власти в Харьковском районе. 22 и 23 ноября на харьковских заводах состоялись выборы в Совет рабочих и солдатских депутатов, где большевики получили большинство мест. Уже в начале ноября рабочие отряды под руководством большевиков обезоружили «варту» и разогнали гетманскую администрацию в Енакиевском и Краматорском районах. 18 ноября в Краматорске состоялся районный съезд Советов. С помощью рабочих Краматорска и Дружковки в ноябре была восстановлена Советская власть в Дебальцеве и других городах и рабочих посёлках Донбасса. Положение здесь осложнялось тем, что с Дона в Донецкий бассейн выдвинулись отряды генерала Краснова, захватившие ряд районов и устроившие террор против рабочих[3].
27 ноября повстанческие отряды под руководством губернского военно-революционного комитета овладели Полтавой, но советская власть продержалась в городе лишь два дня. Перешедший на сторону Директории атаман Болбочан, войдя в сговор с находившимся в Полтаве командованием германских войск, поднял мятеж и захватил власть. Мощное повстанческое движение разворачивалось на Правобережной Украине (Волынь, Подол), на юге Украины (Поднестровье, Херсонщина)[3].
Рост революционных настроений среди солдатских масс оккупационных войск приводил к их разложению, чему способствовала большевистская агитация. В «нейтральной полосе» отмечались случаи братания немецких солдат с бойцами советских частей. Во многих немецких частях на Украине к концу ноября были созданы Советы солдатских депутатов. Солдатские массы требовали возвращения на родину. Нередко солдаты сами, не ожидая приказов командования, самостоятельно уходили на Запад, бросая или обменивая на продукты оружие, боеприпасы, обмундирование. Особенно характерным это было для австро-венгерских оккупационных войск[3].
В этот период на большей части Украины власть захватила Директория Украинской Народной Республики. Одновременно началась интервенция стран Антанты, высадивших свои войска на юге — в Одессе, Севастополе и других городах Причерноморья. Интервенты ставили своей целью укрепление сил внутренней контрреволюции, недопущение восстановления Советской власти и создание плацдарма для наступления на Советскую Россию.
Создание правительства
Назревающий крах оккупации, вызванный революционными событиями в Германии, и мощный подъём освободительной борьбы украинских рабочих и крестьян выдвинули на повестку дня создание правительства рабочих и крестьян, которое могло бы взять на себя восстановление на Украине советской власти, уничтоженной с приходом австро-германских оккупантов в марте-апреле 1918 года.
28 ноября 1918 года в Курске группой членов Центрального исполнительного комитета Советов Украины было провозглашено Временное рабоче-крестьянское правительство Украины, сформированное на базе Всеукраинского центрального военно-революционного комитета.
В обнародованном 29 ноября Манифесте Временное рабоче-крестьянское правительство объявило власть гетмана Скоропадского низложенной, заявило о восстановлении советской власти на Украине и объявило незаконными и не подлежащими исполнению законы, приказы, договоры, постановления и распоряжения гетмана и Центральной рады УНР. Советское правительство Украины объявило все фабрики, заводы, рудники, банки, торговые учреждения собственностью трудящихся; все помещичьи земли со всем инвентарём безвозмездно передавались крестьянам; заработная плата повышалась до уровня, установленного в Советской России. В Манифесте указывалось на опасность для советской власти со стороны англо-американских империалистов, а также внутренней контрреволюции в лице фабрикантов, помещиков, кулаков, которые собрались под белогвардейскими и буржуазно-националистическими знамёнами[4]. Манифест подписали председатель правительства Г. Пятаков и члены правительства К. Ворошилов, А. Сергеев (Артём), Э. Квиринг, В. Затонский, Ю. Коцюбинский.
Боевые действия
Декретом Временного рабоче-крестьянского правительства Украины от 30 ноября была создана Украинская советская армия (главнокомандующий В. А. Антонов-Овсеенко), в состав которой вошли сформированные в так называемой нейтральной зоне между Советской Россией и оккупированной австро-германскими войсками Украиной 1-я Повстанческая и 2-я Повстанческая дивизии и отдельные повстанческие отряды, преобразованные в регулярные части и соединения, а также части погранохраны Брянского, Льговского, Курского и Острогожского районов.
12 декабря части 1-й и 2-й Украинских советских дивизий начали наступление, в ходе которого были заняты Клинцы, Новозыбков, Новгород-Северский, Глухов, Шостка, Волчанск и Купянск.
21 декабря 2-я Украинская советская дивизия после отхода немецких войск с границы заняла Белгород (находился в составе Украины с мая 1918 г.) и начала наступление на Харьков.
С 24 декабря 1918 года по 7 января 1919 года правительство размещалось в Белгороде в здании гостиницы Яковлевой на Старо-Московской ул. (ныне пр. Богдана Хмельницкого, здание не сохранилось)[5].
Постановлением Временного рабоче-крестьянского правительства Украины от 27 декабря при военном отделе правительства была учреждена коллегия в составе председателя Артёма (Ф. А. Сергеева) и членов П. А. Кина и А. В. Сурика (Емельянова), на которую были возложены обязанности по организации и управлению армией.
К концу года Украинская советская армия в составе 1-й Украинской советской, 2-й Украинской советской и Запасной советской украинской дивизий, Брянского, Льговского и Курского пограничных полков, а также нескольких отдельных формирований насчитывала свыше 14 тысяч штыков, 1350 сабель, 6220 обученных, но не вооружённых бойцов, 139 пулемётов, 20 орудий[6].
В ночь с 1 на 2 января 1919 года в Харькове началось большевистское восстание. Совет немецких солдат поддержал восстание и выдвинул петлюровцам ультиматум — в течение суток вывести все войска из Харькова. 3 января в Харьков вошли советские войска[6][7].
4 января был образован Украинский фронт, организовавший наступление двумя группами войск на Полтаву — Лозовую и Киев — Черкассы. 5 февраля был взят Киев, в течение нескольких следующих недель — вся Левобережная Украина.
После падения правительства гетмана Скоропадского сменившему его режиму Директории не удалось создать устойчивые регулярные воинские формирования. Армия Директории состояла из разрозненных отрядов повстанцев-крестьян, принявших участие в антигетманском восстании. В ходе наступления Красной армии зимой 1918/1919 года повстанческие части, разочарованные политикой национального правительства и привлечённые социальными лозунгами советской власти, массово переходили на сторону большевистского правительства Советской Украины. Как правило, повстанческие соединения, объявившие о своей советской ориентации, в полном составе, во главе со своими командирами («атаманами», «батьками»), по взаимному соглашению включались в состав армии Советской Украины, получая номер и официальное наименование, с последующим приведением повстанческих частей к штатам Красной армии и назначением комиссаров-большевиков.
Провозглашение Украинской Социалистической Советской Республики
Вскоре после того, как советские войска заняли Харьков, правительство переехало сюда из Белгорода. С 6 января 1919 года Советская Украина изменила своё официальное название и стала именоваться Украинской Социалистической Советской Республикой[8].
Украинская Социалистическая Советская Республика была провозглашена как самостоятельная республика 10 марта 1919 года на III Всеукраинском съезде советов, прошедшем в Харькове; тогда же была принята первая Конституция УССР.
Состав Временного рабоче-крестьянского правительства Украины
В период с 28 ноября 1918 года по 29 января 1919 года в составе правительства работали следующие лица:
- Аверин, Василий Кузьмич — нарком внутренних дел
- Власенко, Степан Наумович — нарком иностранных дел
- Ворошилов, Климент Ефремович — нарком внутренних дел
- Боголепов, Михаил Иванович
- Жарко, Афанасий Михайлович — нарком путей сообщения
- Забара, Тимофей Яковлевич
- Затонский, Владимир Петрович — нарком просвещения
- Земит, Фридрих Андреевич — нарком финансов
- Квиринг, Эммануил Ионович — нарком народного хозяйства и финансов
- Коцюбинский, Юрий Михайлович
- Магидов, Борис Иосифович — нарком труда
- Межлаук, Валерий Иванович — нарком по военным и морским делам (Январь — 10 февраля 1919)[9]
- Подвойский, Николай Ильич — нарком по военным и морским делам (10 февраля — сентябрь 1919)[10]
- Пятаков, Георгий Леонидович — председатель правительства (28 ноября 1918 — 16 января 1919).[11]
- Раковский, Христиан Георгиевич — председатель Временного Рабоче-Крестьянского правительства Украинской Народной Республики (24 — 29 января 1919)[12]
- Рухимович, Моисей Львович
- Сергеев, Федор Андреевич — нарком военных дел, нарком советской пропаганды
- Скрипник, Николай Алексеевич — нарком госконтроля
- Хмельницкий, Александр Исаакович — нарком юстиции
- Шлихтер, Александр Григорьевич — нарком продовольствия
- Шварц, Исаак Израилевич
См. также
Совет Народных Комиссаров Украины
Напишите отзыв о статье "Временное рабоче-крестьянское правительство Украины"
Примечания
- ↑ 1 2 [chapaev.ru/books/3/Grigoriy--Kuzmin_Razgrom-interventov-i-belogvardeytsev-v-1917---1922-g/21 Г. В. Кузьмин. Разгром интервентов и белогвардейцев в 1917 - 1922 гг. М.: Воениздат, 1977]
- ↑ От повстанчества к регулярной армии. Краснознамённый Киевский. 1979. С.с. 21-24.
- ↑ 1 2 3 4 [uchebnikfree.com/istoriya-ukrainyi-uchebnik/krah-germanskoy-avstro-vengerskoy-okkupatsii-26505.html Кондуфор Ю. Ю. (глав. ред.). История Украинской ССР в 10 томах. Том VI, 1984. Гл. 4. Крах германской и австро-венгерской оккупации. Начало восстановления Советской власти]
- ↑ [constitutions.ru/?p=9016 Манифест Временного рабоче-крестьянского правительства Украины]
- ↑ [belstory.ru/goroda/belgorod/ot-rozhdestva-do-rozhdestva.html От рождества до рождества | Летопись Белогорья]
- ↑ 1 2 Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия.
- ↑ Савченко В. А. Двенадцать войн за Украину. Гл. 6. — С. 145—192.
- ↑ В 1936 году в связи с принятием новой Конституции СССР второе и третье слова в названии республики поменяли местами
- ↑ [www.knowbysight.info/MMM/05538.asp Межлаук Валерий Иванович]
- ↑ [www.knowbysight.info/PPP/08098.asp Подвойский Николай Ильич]
- ↑ [www.knowbysight.info/PPP/05508.asp Пятаков Георгий Леонидович]
- ↑ [www.knowbysight.info/RRR/04416.asp Раковский Христиан Георгиевич (Станчев Кръстю)]
Ссылки
- [www.kmu.gov.ua/control/uk/publish/article?art_id=1261882&cat_id=661258 Правительственный портал. Документы] (укр.)
- [www.kmu.gov.ua/control/uk/publish/article?art_id=661998&cat_id=661258 Правительственный портал. Історія] (укр.)
- [law.edu.ru/article/article.asp?articleID=1130616 Рогожин, А. И. Военное строительство на Украине]
Отрывок, характеризующий Временное рабоче-крестьянское правительство Украины
– Через кого вы получили это? – сказала она.– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.