Вронский, Вахтанг Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вахтанг Вронский
Имя при рождении:

Вахтанг Иванович Надирадзе

Место рождения:

Тифлис, Российская империя

Профессия:

артист балета, танцовщик, балетмейстер, хореограф, режиссёр

Гражданство:

Российская империя Российская империяСССР СССР

Награды:

Вахта́нг Ива́нович Вро́нский (укр. Вронський Вахтанг Іванович; настоящая фамилия — Надира́дзе) (19051988) — советский украинский артист балета, балетмейстер, хореограф, режиссёр, фольклорист. Народный артист СССР (1962).





Биография

Вахтанг Надирадзе родился 10 сентября (28 августа1905 года (по другим источникам — 28 (15) августа 1905 года[1] и 28 октября[2]) в Тифлисе (ныне — Тбилиси, Грузия).

В 1923 году окончил Государственную балетную школу при Тбилисском театре оперы и балета (ныне Тбилисское хореографическое училище) у М.И. Перини[3]

С 1923 года — танцовщик Ростовского передвижного театра музыкальной комедии (ныне Ростовский государственный музыкальный театр). Работал также в театре Ташкента.

С 1926 года — артист Азербайджанского театра оперы и балета им. М. Ахундова в Баку. В 1932 году дебютировал в театре как балетмейстер. Поставил танцы в операх «Кармен» Ж. Бизе, «Самсон и Далила» К. Сен-Санса.

В 1933—1937 годах — солист и балетмейстер Саратовского театра оперы и балета. Поставил оперу «Даиси» З. Палиашвили.

В 1937—1940 годах — солист и балетмейстер Азербайджанского театра оперы и балета им. М. Ахундова. Вернулся в бакинский театр для постановки репертуара к Декаде азербайджанского искусства в Москве.

Первая большая самостоятельная балетмейстерская работа — постановка балета «Корсар» А. Адана, Л. Делиба, Р. Дриго, Ц. Пуни

В 1940—1954 годах — главный балетмейстер Одесского театра оперы и балета.

В 1941—1944 годах работал в объединенном Днепропетровском и Одесском театрах оперы и балета (во время эвакуации в Красноярске).

В 1951—1954 годах — по совместительству художественный руководитель Государственного ансамбля танца Украинской ССР (ныне Национальный заслуженный академический ансамбль танца Украины имени Павла Вирского).

В 1954—1969 годах — главный балетмейстер Киевского театра оперы и балета им. Т.Г. Шевченко.

Смолоду увлекался собиранием народных танцев. Организовывал концертные путешествия артистов в отдаленные районы Одесской области, на Виниччину, Полтавщину, Закарпатье, изучая украинский танцевальный фольклор.

В 1958 году возглавил хореографическую труппу Государственного народного хора Украины под управлением Г. Верёвки на Всемирной выставке в Брюсселе. Обновил танцевальный репертуар ансамбля и поставил массовый «Гопак», которым завершался концерт.

Развивал различные жанры хореографического искусства. Кроме балета, достиг значительных успехов также в народно-сценической и ледовой хореографии.

Одновременно с работой в театре, в 1961—1973 годах — художественный руководитель и балетмейстер Украинского художественно-спортивного ансамбля «Балет на льду», где за годы работы создал три оригинальные танцевальные программы на основе украинского танцевального фольклора[4].

Гастролировал с ансамблем по городам СССР и за рубежом: Польша, Мексика, Финляндия и др.

В 1978—1979 годах — художественный руководитель и балетмейстер Московского театра «Балет на льду».

В 1985—1986 годах — руководитель Киевского театра классического балета, созданного при Украинском гастрольно-концертнои объединении (в 1998 году объединён с Киевским детским музыкальным театром, с 2005 года — Киевский муниципальный академический театр оперы и балета для детей и юношества).

Член ВКП(б) с 1940 года.

Жил в Киеве. Умер 27 февраля 1988 года. Похоронен на Байковом кладбище рядом с женой В.М. Ферро[5].

Семья

Звания и награды

Творчество

Партии

Азербайджанский театр оперы и балета

Постановки

Азербайджанский театр оперы и балета

Одесский театр оперы и балета

Киевский театр оперы и балета

Украинский художественно-спортивный ансамбль «Балет на льду»

Программы

Киевский театр классического балета

  • 1981 — «Украинское гран-па» на музыку Е.И. Русинова
  • 1982 — «У Солохи» на музыку А.П. Рябова
  • 1982 — «Легенда про Киев» на музыку К.Я. Доминчена[6].

Фильмография

  • 1956 — Песни над Днепром (фильм-спектакль) (совм. с А. Мишуриным)
  • 1958 — Лилея (фильм-балет) (сорежиссёр и сценарист совм. с В. Лапокнышем)

Напишите отзыв о статье "Вронский, Вахтанг Иванович"

Примечания

  1. [calendar.interesniy.kiev.ua/Event.aspx?id=1225 Киевский календарь]
  2. [www.teatral.org.ua/persons/vaxtang-vronskij/ Вахтанг Вронский | teatral — все о театре!]
  3. [dancelib.ru/baletenc/item/f00/s02/e0002763/index.shtml Тбилисское Хореографическое Училище]
  4. [bo0k.net/index.php?p=achapter&bid=19985&chapter=1 Роль "балету на льоду” під керівництвом В. ВРонського (1960-1973 рр.) у становленні нового напряму в льодовій хореографії ::РОЛЬ "БАЛЕТУ НА ЛЬОДУ” ПІД КЕРІВНИЦТВОМ В. ::Bo0k.n...]
  5. [kiev-necropol.narod.ru/VronskyVI.html Вронский Вахтанг Иванович]
  6. plie.ru/?vpath=/news/data/ic_news/1066/

Отрывок, характеризующий Вронский, Вахтанг Иванович

– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.