Вртанес Кертог
Вртанес Кертог (арм. Վրթանես Քերթող; около 550—620[1]) — армянский летописец и богослов[2].
В 604—607 годах местоблюститель католикосата[3]. Владел греческим языком, был знатоком церковной литературы (Иоанн Златоуст, Евсевий Кесарийский и другие). От литературного наследия Вртанеса Кертога сохранились несколько трудов, а также некоторые письма, адресованные армянскому и грузинскому духовенству. Вртанес Кертог был современником и очевидцем строительства церкви св. Рипсиме, написал краткую историю[2] её строительства.
Главный труд — трактат «Относительно иконоборцев»[2], направлен против распространившегося в Армении в ту эпоху иконоборчества[1]. Является одним из первых по времени в истории иконоборчества[3]. Этот труд содержит ценные сведения об истории армянской культуры, о существовании в Армении фресок святого Григория Просветителя, св. Рипсимэ, св. Гаянэ и других с ранних времен существования в Армении христианства. Возможно ему принадлежит один из глав сочинения Мовсеса Каганкатваци — «Послание Давиду, епископу Мец-Колманка»[2].
Напишите отзыв о статье "Вртанес Кертог"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.pravenc.ru/text/76104.html#part_24 Армения] // Православная энциклопедия. — М., 2001. — Т. 3. — С. 286—322.
- ↑ 1 2 3 4 [www.pravenc.ru/text/%D0%92%D1%80%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%B5%D1%81%20%D0%9A%D0%B5%D1%80%D1%82%D0%BE%D0%B3.html Вртанес Кертог] // Православная энциклопедия. — М., 2005. — Т. 9. — С. 535.
- ↑ 1 2 Манук Абегян. [www.portal-credo.ru/site/?act=lib&id=290 Армянская церковная литература древности]
См. также
Литература
- Г. Зарбаналян. Древнеармянская письменность, Венеция, 1897, стр., 465—468 (арм.)
- Е. Дурян. Исследования и критика, Иерусалим, 1935, стр., 299—308 (арм.)
Отрывок, характеризующий Вртанес Кертог
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
