Врхбосна

Запрос «Верхняя Босния» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Врхбо́сна (сербохорв. Врхбосна, букв. «Верхняя Босния»; редко Верхняя/Горная Босния) — средневековая жупа и область в центральной части современной Боснии и Герцеговины.

Впервые упоминается как жупа под своим названием в 1244 году. Название означает местность, расположенную в верхнем течении реки Босны (от серб. врх — «верх»). Центром жупы в разное время были укрепления Ходидед и Врхбосна. Около 1462 года в завоёванной турками Боснии на территории жупы было основано Сараево, которое согласно общепринятой точки зрения не было связано со средневековыми поселениями, существовавшими в этой местности.

История

Жупа располагалась в межгорной Сараевской котловине в долине реки Миляцки, в среднем течении Босны, в районе современного Сараева. Граничила с Дубравской жупой на востоке, Комской и Неретванской на юге и Лепеницкой на западе. Жупа Врхбосна упоминается в грамоте венгерского короля Белы IV от 20 июля 1244 года, составленной на латыне, в связи с возведением католической церкви Святого Петра (построена в 1238 году) в здешнем местечке Брдо, местоположение которого остаётся неизвестным: In supra Vrhbozna Burdo cum omnibus suis pertinenciis, ubi ipsa ecclesia cathedralis sancti Petri est fundata.

Центр жупы первоначально располагался к востоку от современного Сараева, в укреплении Ходидед, а позднее — в укреплении Врхбосна на месте современного сараевского квартала Вратник, или Боснийский санджак с центром в Сарай-оваси (от турецкого saraj — «дворец» и ovasi — «поле»). До 1451 года находился во владениях властельского рода Павловичей. Дубровчане называли Врхбосной торг в местечке Трговиште или Стара Варош (в 1455 году проживало около 300 жителей), располагавшемся на расстоянии около одного километра к западу от восточной окраины долины Миляцки, на её малом притоке. Перепись населения, проведённая турками в 1455 году, засвидетельствовала ещё несколько средневековых поселений в этом районе. Среди них был торговый пункт Торник, известный по дубровницким документам с 1402 года, и представлявший собой крупнейший в жупе рынок.

Происхождение Сараева

После завоевания Боснии турками на территории жупы был учреждён вилайет Ходидед (или Сарай-оваси). Будущий город Сараево был основано как касаба около 1462 года.

По мнению ряда учёных, на месте городского квартала Скендерия на левом берегу Миляцки в Средние века существовал город Врхбосна. Сараевский историк Хазим Шаб в 1960 году утверждал, что Врхбосной называлась область в Боснии, а не какой-то конкретный город. Согласно общепринятой точки зрения в современной науке, Сараево было основано турками вне связи с поселениями Боснийского королевства. Это подтверждается, в частности, переносом средневекового села Бродац в излучине Миляцки в район современной Бентбаши (ныне в городской черте Сараева), чтобы освободить место под строительство нового поселения.

В 1516 году пресвитер Вук по заказу плевальского князя Михаила составил псалтырь в «месте Врхбосане, называемом Сараево» В 1550 году венецианский путешественник Катерино Дзено был первым европейцем, применившим к городу турецкое название «Сараево» (итал. Sarraglio) вместо средневекового «Врхбосна». В 1941 году Сараево, включённое в состав «Независимого государства Хорватии», было подчинено великой жупе Врхбосна.

«Верхняя» и «Горная» Босния

В прошлом историки и географы делили Боснию на Верхнюю и Нижнюю. Так, например, путешественник Бенедикт Курипешич в своём «Путевом дневнике» 1530—1531 годов писал:

Xотя я и должен был описать всю Боснию, но не могу это сделать, потому что не видел другую часть, Верхнюю Боснию, а только Нижнюю Боснию… Прежде всего, Нижняя Босния очень гориста, повсюду простира­ются леса… Верхняя Босния не так дика и гориста как Нижняя Бос­ния. Здесь есть много пастбищ и равнин, опоясанных голыми горами…

Врхбосна называлась также Горной Боснией, хотя этим термином обозначалась и средняя Босния и Босния вообще. В настоящее время Горной Боснией (сербохорв. Gornja Bosna) называется горный район к югу от Сараева, расположенный в верхнем течении реки Босны, в окружении гор Трескавицы и Белашницы, а также ущелья Крупац.

Примечания

Комментарии

Источники

Литература

• [www.enciklopedija.hr/Natuknica.aspx?ID=65477 Vrhbosna] (хорв.). Hrvatska enciklopedija.

Отрывок, характеризующий Врхбосна

– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.