Аргус
А́ргус (точнее Аргос или Арг др.-греч. Ἄργος), прозванный Паноптес, то есть всевидящий — в древнегреческой мифологии[1] многоглазый великан; в переносном смысле — неусыпный страж.
Сын Арестора (по Ферекиду), либо (по Асклепиаду) сын Инаха[2], либо (по Керкопу) сын Аргоса и Исмены, либо (по Акусилаю и Эсхилу) сын Геи[3], либо сын Агенора (см. статью о другом варианте сказания).
Предание
По преданию, он поборол чудовищного быка, опустошавшего Аркадию. Он задушил также змею Эхидну, дочь Земли и Тартара.
По Гесиоду и Ферекиду, у него было четыре глаза, он никогда не спал[4]. По Овидию, у него было 100 глаз (согласно Нонну, 1000)[5]. Гера поставила его стражем превращённой в корову Ио.
Аргус привязал превращенную в корову Ио к оливе в роще Микен. Гермес убил его ударом камня[6], или, усыпив его игрой на флейте, отрубил ему голову. С тех пор Гермеса называли Аргоубийцей.
Гера превратила его в павлина, либо разукрасила его глазами павлиний хвост.
Последующая традиция
Аргус часто изображался на вазах и на помпейской стенной живописи. Император Адриан пожертвовал в Герейон павлина из золота и драгоценных камней[7].
Считается, что первоначально многоглазый Аргус означал звёздное небо.
Только недавно поднялись победители-боги Крониды с почвы земли на твердь неба и ступили на небесную дорогу. Стала тогда титанида Гера небесной богиней, и звездным стражем-хранителем стоял над ней всевидящий титан Аргус Панопт, сверкая на краю темного неба. Чудо-глазами было усыпано тело Аргуса. И тысячи тысяч земных глаз смотрели с земли на небо, на его глаза и дивились чудной тайне их мерцания. Титаны протягивали руки к этим огненным цветам, чтобы сорвать их с неба и приколоть к груди гор,— до того забыли они, что Аргус тоже титан.
Бывало, к вечеру, после заката, ложился огромный Аргус над морем на хребет гор, и видели корабли издалека в открытом море, как мерцает его тело, словно звезды праматери Ночи. Вот взмахнет он усыпанной глазами рукой по небу, и кажется, что посыпались с неба дождем звездные ресницы.
Верным слугой был Аргус Гере… (Я. Э. Голосовкер «Сказания о Титанах»)
Напишите отзыв о статье "Аргус"
Примечания
- ↑ Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т.1. С.100; Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.1. С.167
- ↑ Конъектура к Аполлодору, в оригинале Ферекид и Асклепиад указаны наоборот
- ↑ Эсхил. Прикованный Прометей 567—570; Нонн. Деяния Диониса XX 81
- ↑ Псевдо-Гесиод. Эгимий, фр.294 М.-У.; Комментарий Д. О. Торшилова в кн. Гигин. Мифы. СПб, 2000. С.177
- ↑ Овидий. Метаморфозы I 722—723; Нонн. Деяния Диониса XII 70
- ↑ Гомер. Одиссея I 38; Гимны Гомера III 74; Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 1, 3; Гигин. Мифы 145
- ↑ Павсаний. Описание Эллады II 17, 6
Литература
- Я. Э. Голосовкер «Сказания о Титанах». М.: «Нива России», 1993 г. (59)
- Сайт «Mythical Creatures and Monsters» [bestiary.us/argus.php]
Ссылки
- Аргус, великан // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [bestiary.us/argus.php Аргус] на сайте «Энциклопедия вымышленных существ»
|
Это заготовка статьи по античной мифологии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Аргус
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
