Ширяев, Всеволод Александрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Всеволод Александрович Ширяев»)
Перейти к: навигация, поиск
Всеволод Александрович Ширяев
Дата рождения

7 августа 1911(1911-08-07)

Место рождения

Санкт-Петербург, Российская империя

Дата смерти

4 сентября 1942(1942-09-04) (31 год)

Место смерти

Яшкульский район, Калмыкия

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

Военно-воздушные силы СССР

Годы службы

19301942

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Советско-финская война,
Великая Отечественная война

Награды и премии

Все́волод Алекса́ндрович Ширя́ев (7 августа 1911, Санкт-Петербург — 4 сентября 1942, Яшкульский район, Калмыкия) — командир эскадрильи 806-го штурмового авиационного полка (289-я штурмовая авиационная дивизия 6-й штурмовой авиационный корпус, 8-я воздушная армия, Сталинградский фронт), капитан. Герой Советского Союза.





Биография

Всеволод Александрович Ширяев родился 7 августа 1911 года в Петербурге в семье русского рабочего.

Окончил 7 классов школы в Гатчине и школу ФЗУ в Ленинграде. Работал ремонтным рабочим на Октябрьской железной дороге.

В РККА с 1930 года. Окончил Ленинградскую военно-теоретическую авиационную школу и в 1933 году 2-ю Борисоглебскую военную авиационную школу лётчиков. Служил младшим лётчиком, командиром звена, затем эскадрильи. Участник советско-финской войны 1939—1940 годов.

C июня 1941 года Ширяев служил в 276-м ближнебомбардировочном авиаполку, сформированном в городе Тихорецке Краснодарского края. 27 марта 1942 года из экипажей этого полка был сформирован 806-й штурмовой авиационный полк.

На фронтах Великой Отечественной войны с августа 1942 года. Командир эскадрильи 806-го штурмового авиационного полка капитан Ширяев В. А. водил группы штурмовиков на боевые задания. Во время боёв под Сталинградом проявил высокое мужество и отвагу. В одном из боёв его самолёт был подбит, а сам он ранен, но сумел выполнить боевую задачу и привёл группу без потерь на свой аэродром.

4 сентября 1942 года капитан Ширяев во главе эскадрильи вылетел на уничтожение противника в районе села Хулхута (Яшкульский район, Калмыкия). В первом заходе от прямого попадания зенитного снаряда самолёт Ширяева загорелся, но он продолжал бомбить и штурмовать цель. Видя, что спасти самолёт невозможно, он отделился от группы, определил наибольшее скопление техники противника и направил туда охваченный пламенем Ил-2. На глазах у ведомых штурмовик командира взорвался, уничтожив немало гитлеровцев.

Награды

Увековечивание памяти

  • В 1973 году приказом министра обороны СССР капитан Ширяев навечно зачислен в списки 1-й эскадрильи 806-го авиационного полка истребителей-бомбардировщиков.
  • Его имя носит Уттинская средняя школа Яшкульского района Калмыкии.
  • На здании школы № 4 в Гатчине, где он учился, установлена мемориальная доска.
  • В Астрахани есть улица Ширяева, на одном из домов улицы установлена мемориальная доска.

Напишите отзыв о статье "Ширяев, Всеволод Александрович"

Примечания

  1. [ioc.pnpi.nw.ru/victory/texts/history2.htm Подвиги авиаторов].

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1168 Ширяев, Всеволод Александрович]. Сайт «Герои Страны».

  • [www.bvvaul.ru/profiles/222.php Ширяев Всеволод Александрович].

Отрывок, характеризующий Ширяев, Всеволод Александрович

– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.