Власьев, Всеволод Алексеевич
| Всеволод Алексеевич Власьев | |||||
| Дата рождения | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Дата смерти | |||||
| Принадлежность | |||||
| Род войск |
| ||||
| Звание | |||||
| Часть |
30-й флотский экипаж | ||||
| Командовал |
люггер «Стрела» | ||||
| Сражения/войны | |||||
| Награды и премии |
| ||||
| В отставке | |||||
Всеволод Алексеевич Власьев (1797—1855) — российский контр-адмирал.
Биография
Родился в семье бригадира Алексея Борисовича Власьева и его супруги Екатерины Семеновны, урожденной Крюковой.
В 1813 году поступил на службу в Черноморский флот в чине гардемарина. В 1813—1815 годах совершал плавания по Чёрному морю на фрегате «Минерва», транспортном судне «Рион» и бриге «Мингрелия».
18 февраля 1816 года был произведен в чин мичмана и зачислен в 30-й флотский экипаж. В 1816—1820 годах принимал участие в плаваниях на линейном корабле «Анапа», фрегатах «Лиман» и «Воин», транспортном судне «Рион» и корвете «Крым». 15 октября 1820 года переведен в 36-й флотский экипаж. 21 апреля 1821 года произведен в чин лейтенанта. В 1821—1823 годах совершал плавания по Чёрному морю на бриге «Эммануил», фрегате «Флора» и транспортном судне «Ингул». 10 июня 1823 года переведен в 33-й флотский экипаж. В 1823—1826 годах крейсировал на фрегатах «Евстафий», «Поспешный» и «Штандарт» у абхазских берегов, совершал плавания на транспортном судне «Ингул», бриге «Меркурий» и шхуне «Севастополь». 3 июня 1827 года зачислен в 38-й флотский экипаж.
В 1827—1828 годах командуя люггером «Стрела» крейсировал у абхазских берегов и участвовал в осаде крепости Анапа. В 1827 году «за отличное выполнение обязанностей» Всеволоду Алексеевичу объявлена Высочайшая благодарность. В 1828 году «за отличие, оказанное при осаде крепости Анапа» награждён орденом Св. Анны 3-й степени с бантом. 20 февраля 1829 года переведен в 32-й флотский экипаж. В том же году на фрегате «Флора» участвовал в боевых действиях против турок. 30 апреля 1830 года переведен в 43-й флотский экипаж.
В 1831 году на яхте «Твердис» участвовал в описи Дуная. 6 декабря 1831 года произведен в чин капитан-лейтенанта. В 1832—1834 годах на канонерской лодке «Забияка» производил опись Дуная. 21 октября 1834 года переведен в 35-й флотский экипаж. В 1835—1836 годах находился в плавании на корвете «Варшава». 31 августа 1836 года зачислен в 42-й флотский экипаж. В 1836—1837 годах командовал бригом «Улисс». В 1837 году командовал корветом «Варшава». В том же году «в награду отлично усердной службы» награждён орденом Св. Владимира 4-й степени. В 1837—1841 годах командовал фрегатом «Бургас». 26 января 1838 года переведен в 40-й флотский экипаж.
13 апреля 1838 года участвовал в штурме села Соча-Пета. 15 июня следующего года произведен в чин капитана 2-го ранга. В 1841 году «в награду отлично усердной службы» удостоен орденом Св. Станислава 2-й степени. 5 декабря того же года «за выслугу в офицерском чине 25 лет» награждён орденом Св. Георгия 4-й степени. В 1842 году командовал 84-пушечным кораблем «Султан Махмуд». 20 января 1843 года переведен в 28-й флотский экипаж и назначен командиром транспортного судна «Березань». В 1843—1845 годах командовал фрегатом «Мидия». 15 апреля 1845 года произведен в чин капитана 1-го ранга. В январе 1846 года назначен командиром фрегата «Флора» и 43-го флотского экипажа. В июле того же года назначен командиром корабля «Святослав» и 37-го флотского экипажа. 2 января 1847 года Всеволоду Алексеевичу объявлено Высочайшее благоволение «за успешную проводку из Николаева в Очаков вновь построенного корабля „Святослав“».
12 марта 1852 году уволен от службы по болезни с производством в чин контр-адмирала.
Напишите отзыв о статье "Власьев, Всеволод Алексеевич"
Примечания
Ссылки
- [alerozin.narod.ru/vlas.htm Один из первых подводников России]
Отрывок, характеризующий Власьев, Всеволод Алексеевич
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.
