Кочетов, Всеволод Анисимович

Кочетов Всеволод Анисимович
Памятник Кочетову В. А. в Великом Новгороде
Место рождения:	Новгород, Российская империя
Род деятельности:	прозаик
Направление:	социалистический реализм
Жанр:	роман, повесть
Язык произведений:	русский
Награды:

Все́волод Ани́симович Ко́четов (1912—1973) — советский писатель. Член ВКП(б) с 1944 года.

Биография и творчество

Родился 22 января (4 февраля) 1912 года в Новгороде в крестьянской семье. В 1927 году переехал в Ленинград, где жил его старший брат. В Ленинграде Кочетов окончил в 1931 году сельскохозяйственный техникум, после чего несколько лет работал в деревне агрономом. Также работал на судостроительной верфи.

В 1938 году началась его журналистская работа как корреспондента газеты «Ленинградская правда».

В годы Великой Отечественной был на журналистской работе, сотрудник газет Ленинградского фронта. В послевоенный период занялся писательской деятельностью, начав её с повести «На невских равнинах» (1946), посвящённой событиям Великой Отечественной войны. Произведения создавал в жанре социалистического реализма и в духе официального советского патриотизма. Успех Кочетову принёс опубликованный в 1952 году роман «Журбины», посвящённый жизни рабочих судоверфи. Роман был переведён на многие языки и неоднократно переиздавался. Его роман «Братья Ершовы» (1958), задуманный как ан­титеза роману В. Д. Дудинцева «Не хлебом еди­ным», в котором он осуждает явления «от­тепели», был раскритикован за преувеличения в газете «Правда» (треть статьи была отведена критике, а две трети — похвалам). Юрий Жданов отметил в «Литературной Газете», что «Роман „Братья Ершовы“ является ответом художника-большевика некоторым литераторам, работникам искусства, которые дрогнули в обстановке сложной борьбы против буржуазной идеологии, стали жертвами и носителями хмурых, „оттепельных“ настроений, ревизионистских шатаний».

Был секретарём ленинградского отделения СП (1953—1955) и членом правления СП СССР с 1954 года, главным редактором «Литературной газеты» в 1955—1959, журнала «Октябрь» с 1961 года. В 1956—1966 годах являлся членом ЦРК КПСС. Современники Кочетова отмечали, что он не был зазнавшимся бюрократом и свои административные возможности партийного деятеля часто применял для помощи нуждающимся писателям, помогая им материально (в том числе, оказал поддержку В. М. Шукшину).

На XXII съезде КПСС обвинил руководство Союза писателей СССР в «утрате боеспособности», «забвении главных вопросов нашей идейно-творческой жизни» и потребовал его «переформирования».

В последнем романе «Чего же ты хочешь?» (1969) Кочетов выступил против «разложения советского общества западной псевдокультурой и пропагандой» (сам автор в романе выступает под именем писателя Булатова). На роман было написано сразу две пародии: пародия З. С. Паперного «Чего же он кочет?» и С. С. Смирнова «Чего же ты хохочешь?» (в пародии Смирнова упоминается и роман «Братья Ершовы» — под названием «Братья Ежовы»). В самиздате появилась рецензия Виктора Сокирко «Кривое зеркало». Роман привлёк внимание и составителей бюллетеня ЦРУ, которые назвали его «букварём консервативных жупелов».

В 1969 году 20 представителей интеллигенции (в частности, академики Роальд Сагдеев, Лев Арцимович и Аркадий Мигдал) подписали письмо с протестом против публикации «мракобесного романа» («Чего же ты хочешь?»). За Кочетова вступился Михаил Шолохов в своём письме 11 ноября 1969 года к Брежневу: «Мне кажется, что не надо ударять по Кочетову. Он попытался сделать важное и нужное дело, приёмом памфлета разоблачая проникновение в наше общество идеологических диверсантов».

4 ноября 1973 года покончил жизнь самоубийством на даче в Переделкино (улица Довженко, д. 13), застрелившись из охотничьего ружья (по другим сведениям — из именного пистолета). По мнению ряда источников, он принял решение добровольно уйти из жизни, испытывая тяжёлые мучения в результате ракового заболевания. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 7).

С 1977 года в Новгороде, родном городе В. А. Кочетова, в день рождения писателя стали проводиться (раз в пять лет) Кочетовские чтения.

Государственные награды

• Два ордена Ленина (1962; 1967)
• орден Октябрьской Революции (04.02.1972)
• орден Красной Звезды (31.08.1944)
• медали

Память

В Москве Кочетов жил в элитном сталинском доме по адресу ул. Гончарная, д. 26. На доме установлена мемориальная доска.

Дача Кочетова в Переделкино отошла обозревателю "Литературной газеты" Анатолию Рубинову, который приватизировал её во время перестройки; позднее дачный дом сгорел.

В 1987 году молодой режиссёр Н. Ключников снял документальный фильм «Всеволод Кочетов» по сценарию Юрия Идашкина (с большими отклонениями от сценария).

В Великом Новгороде одна из улиц названа его именем, там же установлен памятник писателю. Есть улица Кочетова в Кызыле и в других населённых пунктах бывшего СССР.

Сочинения

• Дозор (стихотворение), 1934.
• На невских равнинах (повесть), 1946.
• Предместье (повесть), 1947.
• Кому светит солнце (повесть), 1949 (новый вариант — «Профессор Майбородов», 1961).
• Черты характера (сборник рассказов), Л.: Лениздат, 1949.
• Под небом родины (роман), 1950 (новый вариант — «Товарищ агроном», 1961).
• Журбины (роман), 1952 (экранизация в 1954 году — «Большая семья»).
• Братья Ершовы (роман), 1958.
• Молодость с нами (роман), 1956.
• Руки народа. Из китайского дневника, М.: Советский писатель,1961.
• По двум тысячелетиям. Поездка в Италию. М.: Молодая гвардия, 1961
• Секретарь обкома (роман), 1961 (экранизирован в 1964 году).
• Улицы и траншеи. Записи военных лет, 1965. (здесь под именем Веры Горбылёвой изображена жена Кочетова Вера Андреевна, 1914-2001)
• Встречи добрые и недобрые. М.: Правда, 1966
• Остров бурь. М.: Молодая гвардия, 1967
• Угол падения (роман), 1967 (экранизация в 1970 году — «Угол падения»).
• Итальянские странички. М.: Правда, 1968
• Чего же ты хочешь? (роман), 1969.
• Публицистика. Воспоминания современников, 1976.
• Эстафета поколений (статьи, очерки, выступления, письма), 1979.
• Искусство жить. М., Современник, 1979
• Молнии бьют по вершинам (роман), 1983 .

Издания

• Собрание сочинений в 6 томах, М., Художественная литература,1973—1976. — 150 000 экз.
• Собрание сочинений в 6 томах, М., Художественная литература,1987—1989. — 100 000 экз.
• Избранные произведения в 3-х томах. М., Художественная литература, 1962. — 100 000 экз.
• Избранные произведения в 3-х томах. М., Художественная литература, 1982. — 100 000 экз.

Литература

• Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>

Ссылки

• Личное дело Кочетова Всеволода Анисимовича, РГАЛИ [rgali.ru/object/249998154 ф. 632 оп. 4 ед. хр. 175]
• Кочетов Всеволод Анисимович, РГАЛИ [rgali.ru/object/211501684 ф. 631 оп. 39 ед. хр. 3013]
• [www.fictionbook.ru/author/kochetov_vsevolod/chego_je_tiy_hochesh/kochetov_chego_je_tiy_hochesh.html Текст романа «Чего же ты хочешь?»]
• [va-kochetov.moy.su/statji/Estafeta/ Сборник статей «Эстафета поколений», изданный посмертно]
• [www.litrossia.ru/2010/22/05287.html Далёкий от эстетики ортодокс: Всеволод Кочетов]
• [magazines.russ.ru/october/2004/8/popov7.html Всеволод Кочетов как предтеча концептуализма]

Отрывок, характеризующий Кочетов, Всеволод Анисимович

– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.