Вселенная «Дозоров»
Содержание
|
Вселенная «Дозоров» — художественная вселенная, придуманная писателем Сергеем Лукьяненко. Описана им в романах «Ночной Дозор» (1998), «Дневной Дозор» (в соавторстве с Владимиром Васильевым) (2000), «Сумеречный Дозор» (2004), «Последний Дозор» (2005), «Новый Дозор» (2012), «Шестой Дозор» (2014), «Школьный надзор» (2014) (в соавторстве с Аркадием Шушпановым) и «Теневой Дозор» (2015) (в соавторстве с Аркадием Шушпановым), «Печать Сумрака» (в соавторстве с Иваном Кузнецовым) (2014), «Участковый» (в соавторстве с Алексом де Клемешье) (2014), рассказах «Мелкий Дозор» (2007), «Новогодний Дозор» (2014), киносценарии «Ночной дозор» (2002) и комиксе «Ночной Дозор» (2009). Также фигурирует в романах Владимира Васильева «Лик Чёрной Пальмиры» (2004), «Время инверсий» (2014), повести Виталия Каплана «Иной среди Иных» (2012) и его же рассказе «Корона» (2012), романе Игоря Долголикова «Время Драконов» (2003), трилогии Юрия Мишина «Секретный Дозор» (2015), романе Макаровой Людмилы «Оперативный Резерв» (2015). Фильмы «Ночной Дозор» (2004) и «Дневной Дозор» (2005) сняты по мотивам киносценария «Ночной Дозор», опубликованного в сборнике «Атомный Сон», и их события происходят в совершенно иной вселенной, имеющей мало общего с той, что описана в книгах. Используется в настольных и видео- играх: например, в онлайн-игре «Дозоры. Запрещённая игра» (2005) или настольной карточной игре «Ночной Дозор: Своя судьба» (2005).
Завязка
Некоторые из людей (примерно один из десяти тысяч) рождаются Иными — со способностями к магии. (Слово «люди», строго говоря, неправильно, потому что Иные не относят себя к людям).[1] Они могут входить в Сумрак — магический мир, недоступный обычным людям. Могущество Иных огромно — они не знают болезней, могут остановить своё старение, подчинять себе обычных людей.
По своей природе Иные разделяются на Тёмных и Светлых. Светлые считают, что живут ради других — ставят основной целью перед собою защиту людей, предотвращение людских преступлений, строгое соблюдение порядков и законов, освобождение Мира от зла. Тогда как Тёмные выступают за свободу личности, индивидуальные интересы и выгоды. Причины подобного разделения — это разные механизмы получения ими магической энергии. И Светлые и Тёмные пополняют свои магические резервы за счёт энергии людей. Светлые забирают у людей положительные эмоции: смех, радость, счастье. Тёмные — отрицательные эмоции: скорбь, печаль, гнев. Светлые считают этот способ недопустимым для Иных, поэтому пользуются реже и по крайней необходимости… Именно различное отношение к людям и окружающему миру и лежит в основе их конфликта. Некогда, поняв, что их борьба может уничтожить всё живое на Земле, силы Света и Тьмы заключили Договор о перемирии:
Мы — Иные.
Мы служим разным силам,
Но в Сумраке нет разницы между отсутствием тьмы и отсутствием света.
Наша борьба способна уничтожить мир.
Мы заключаем Великий Договор о перемирии.
Каждая сторона будет жить по своим законам.
Каждая сторона будет иметь свои права.
Мы ограничиваем свои права и свои законы.
Мы — Иные.
Мы создаём Ночной дозор,
Чтобы силы Света следили за силами Тьмы.
Мы — Иные.
Мы создаём Дневной дозор,
Чтобы силы Тьмы следили за силами Света.
Время решит за нас.
И с тех пор их война перешла в разряд холодной: каждый Иной получает право совершить определённое число магических воздействий, направленных на других. Вампиры и оборотни регулярно получают лицензии на охоту (жертвы отбираются случайным образом при помощи «вампирской лотереи»). Соответственно, за соблюдением Договора Тёмными следит Ночной Дозор, а за Светлыми — Дневной Дозор. В качестве высшей инстанции, следящей за соблюдением положений Договора, выступает Инквизиция — малочисленная, но могущественная организация, состоящая как из Тёмных, так и Светлых.
Главный герой гексалогии — светлый маг Антон Городецкий, служащий в Ночном Дозоре Москвы. От его лица ведётся повествование во всех книгах, кроме «Дневного Дозора». В экранизациях он также является основным действующим лицом.
Магическая система «Дозоров»
Уровни
По своей силе большинство Иных подразделяются на 7 уровней: от седьмого (низшего) до первого (самого высокого). Подавляющее большинство магов принадлежит к уровням с четвёртого по седьмой. Магов третьего уровня значительно меньше, а магов первых двух уровней единицы даже в таком большом городе, как Москва.
Есть и маги, более сильные, чем маги первого уровня. Они называются высшими магами. Сила Высших магов, за исключением нулевых (см. ниже), примерно одинакова. В Москве есть семь Светлых и четыре Тёмных Высших мага:
- Светлые
- Арина, высшая целительница. До событий Последнего дозора была высшей ведьмой.
- Гесер («Борис Игнатьевич»), глава московского Ночного Дозора
- Ольга, жена Гесера
- Антон Городецкий. Стал высшим в «Сумеречном Дозоре» из-за воздействия заклинания из книги «Фуаран». Стал человеком в «Шестом Дозоре».
- Светлана, жена Антона, в Дозорах не работает.
- Надя, дочь Антона и Светланы, впоследствии нулевой маг. Инициирована в «Последнем Дозоре».
- Марк Жермензон
- Сергей Глыба
- Тёмные
- Завулон, глава московского Дневного Дозора.
- Юрий, заместитель Завулона по оперативной работе. В романе «Новый Дозор» сообщается, что он перебрался в Минск.
- Николай, сотрудник Московского Дневного Дозора. Упоминается в книгах «Дневной дозор» и «Лик чёрной Пальмиры». В романе «Новый Дозор» сообщается, что он «в отставке».
- Эдгар, призванный маг из Таллинского Дневного Дозора, впоследствии ставший Инквизитором. Высшим стал благодаря действию заклинания из книги «Фуаран». Развоплощён Ариной в «Последнем дозоре».
Самые сильные из высших магов — нулевые, или абсолютные, маги. В книгах упоминаются:
- Светлый, а затем Тёмный маг Мерлин.
- Вампир Константин Саушкин (стал нулевым благодаря заклинанию из книги Фуаран; умер через несколько суток, однако был воскрешен Сумраком в «Шестом дозоре»).
- Иешуа(Иисус Христос)-Абсолютный Светлый маг,умел творить добро в больших количествах,не нарушая баланс сил.О нем,в отличии от Мерлина, известно очень мало достоверных сведений.
- Светлая Надежда Городецкая[2],
Категории
Категорией называется официально признанный уровень. Высшему магу даётся титул мага вне категорий.
«Магическая температура»
В Сумеречном Дозоре раскрывается природа силы Иных. Магическую силу производят люди и вообще все живые существа. Маги в большинстве случаев производят меньше силы, чем люди: их магическая температура ниже. Благодаря этому маги могут использовать силу, производимую людьми. Таким образом, все Иные являются паразитами, хотя большинство из них об этом не знает. Чем ниже магическая температура, тем сильнее Иной и тем выше его уровень.
Самыми могущественными являются маги с нулевой температурой — Абсолютные, или нулевые маги. За всю историю вражды Света и Тьмы известны несколько подобных иных: Надежда Городецкая (светлый маг), Мерлин (светлый, затем тёмный маг[3]), Костя Саушкин (вампир, искусственно увеличивший свою силу до предела с помощью книги Фуаран), Иешуа.
Сумрак
Собирательное название шести слоев реальности, существующих одновременно с нашим миром и связанных с ним. Только Иные способны погрузиться в Сумрак. Каждый слой выглядит как другой мир, однако некоторые предметы существует сразу в нескольких слоях сумрака, хотя иногда воздействие на «сумеречный» предмет не приводит к аналогичному изменению предмета настоящего. Чем сильнее Иной, тем глубже он способен погрузиться. Первый слой доступен для любого Иного. Ниже третьего уровня могут погружаться только маги первого уровня и Высшие. Люди могут воздействовать на Сумрак только косвенно. Зачарованное специальным заклятием оружие способно достать до второго слоя. Ядерный взрыв поражает не только мир людей, но и все слои Сумрака. Двери в сумраке, даже запертые в обычном мире, открыты (но их можно закрыть из Сумрака). На первых слоях сумрака запахи отсутствуют. Цвета блекнут примерно до третьего (там их практически нет), а затем снова начинают набирать силу.
Седьмой уровень Сумрака — это наш мир, то есть Сумрак закольцован. Преодолеть барьер между шестым и седьмым могут только нулевые Иные.
Единственная известная форма жизни, обитающая в сумраке — это синий мох. Он питается человеческими эмоциями (так же, как и Иные).
У каждого Иного реакция на сумрак индивидуальная — всё зависит от его силы и умения: более сильные и опытные видят очертания предметов в сумраке чётче и передвигаться им легче; слабые же, чем глубже погружаются в сумрак, тем медлительнее.
Пребывание в Сумраке требует от организма больших затрат как магической энергии, так и содержащейся в крови глюкозы, и особенно опасно для неопытных Иных (т. н. «сумеречная кома»). Иной, потративший слишком много энергии, может остаться в Сумраке навсегда.
Умершие Иные развоплощаются и оказываются на шестом слое Сумрака. Попасть на этот слой и говорить с ними могут только Великие маги, а сами развоплощенные способны иногда подняться на слой выше, но добраться до первого слоя могут лишь единицы. Покинуть же Сумрак самостоятельно не способен никто из них.
Инициация и стороны Силы
Существует две стороны Силы — светлая и тёмная. Маг является Светлым или Тёмным не с рождения: он выбирает сторону Силы в момент инициации его другим действующим магом. Сторона, которую он выбирает, чаще всего зависит от душевного расположения, в котором он находится при инициации. Поэтому наставники стараются подготовить душевное состояние инициируемого, зачастую без его ведома. Но бывает так, что неинициированный Иной с самого начала склонен к какой-то стороне Силы.
До инициации будущий маг обладает лишь зачатками способности к магии. Такие маги называются неопределившимися или неинициированными. После инициации маг обычно проходит обучение и определяется его категория.
Инициация может быть опасна, слабый человек — ребёнок или пожилой — может её не пережить.
Для Светлых Иных важны такие ценности, как долг, верность, служение людям, любовь. Они питаются светлой энергией, которую выделяют люди, испытывающие «светлые», радостные переживания. При этом Светлые могут забрать все «светлые» чувства, что может пагубно повлиять на психику людей. Поэтому «тотальный» забор «светлых» эмоций используется только в самых крайних случаях. Светлый Иной, без особой причины совершивший поступок, несоответствующий этике Светлых, развоплощается, если не сумеет убедить себя, что его поступок был этически оправдан. С другой стороны, Светлые часто совершают сомнительные поступки: так, глава московского отделения Ночного Дозора Гесер часто жертвует своими подчинёнными ради победы над Тёмными.
Для Тёмных Иных важны такие ценности, как свобода, независимость, сила. Питаются Тёмные Иные тёмной энергией, которую выделяют люди, испытывающие «тёмные» переживания — страх, злобу, удовольствие и т. д., что зачастую ведёт к кратковременному улучшению самочувствия людей. Затем негативные переживания возвращаются с двойной силой, в отличие от позитивных, которые не возвращаются. Тёмная сторона гораздо менее склонна к сочувствию к своим «пешкам». Так, за весь цикл Завулон успел «разыграть» огромное количество слабых тёмных, отдавая их ради различных целей (ради отвода глаз, ради устранения мешающих светлых и т. д.).
Шухарты
Светлые, которые «однажды срываются от несовершенства мироздания и решают творить добро направо и налево», игнорируя любые правила и приказы начальства. Названы по фамилии главного героя произведения А. и Б. Стругацких «Пикник на обочине». Обычно имеют невысокий уровень («ну пятый-четвёртый, редко третий»). Действия шухартов непродуманы, не приводят к улучшению жизни людей, но дают Тёмным Иным право на аналогичные по силе вмешательства. По этой причине шухарты нейтрализуются Ночным Дозором.
Изначальные Силы
Когда был создан Договор, он был скреплён Изначальным Светом и Изначальной Тьмой. Теперь сами Изначальные Силы следят за равновесием Света и Тьмы. Изначальные Силы подтверждают клятву или вызов небольшим огненным лепестком (у Светлых), сгустком тьмы (у Тёмных).
Зеркало
Используется Сумраком, чтобы восстановить равновесие в случае, когда одна из сторон оказывается значительно сильнее другой. Обладает следующими свойствами:
- Зеркало не является ни Иным, ни человеком.
- Способно отражать все воздействия противника и подниматься до его уровня.
- Изначально маг-Зеркало выглядит и является очень слабым и набирает силу по мере воздействия на него более сильных магов.
- В Зеркало превращается неинициированный слабый Иной, равно далекий и от Света, и от Тьмы, либо питающий симпатии одновременно и к Свету и к Тьме.
- В ходе превращения в Зеркало память частично стирается.
- В ходе превращения в Зеркало Иной становится Тёмным, если сильнее Светлые, и наоборот.
- Выполнив свою миссию по восстановлению равновесия, Зеркало исчезает (развоплощается).
Тигр
Одно из порождений Сумрака, олицетворение его части в человеческом облике. Обладает следующими свойствами:
- Разумен и не имеет воли, но из-за длительного пребывания среди людей «очеловечивается».
- Подстёгивает пророков донести своё главное пророчество людям[4].
- Охотится на пророков[5].
Двуединый
Другое (самое первое) порождение Сумрака. Воплощается в виде двух Иных (тёмном и светлом), которые затем сливаются в одно целое. В невоплощенном виде является синим мхом. Обладает следующими свойствами:
- Разумен и имеет волю.
- Призван соблюдать мировой баланс добра и зла, путём разрушения цивилизации и упрощением жизни оставшихся людей до базовых потребностей[6].
Вампиры и оборотни
Вампиры и оборотни известны под общим названием низших Тёмных. Обладают следующими общими свойствами.
- Часто презираются другими магами (как «врагами» светлыми, так и «своими» тёмными).
- Обычно имеют низкий уровень. Исключения — так называемые Высшие вампиры (например, погибший в «Сумеречном Дозоре» инквизитор Витезслав) и древние оборотни (например, инквизитор Хена, упоминается в книге «Лик Чёрной Пальмиры». В этом же произведении упоминается, что не существует Высших оборотней). По своей силе обычно соответствуют магам первого уровня.
- Способны превращать людей в себе подобных (вампиры — в вампиров, оборотни — в оборотней). Для этого нужно согласие обоих: и низшего Тёмного, и человека. Такие превращения, за некоторыми исключениями, категорически запрещены Дозорами.
- Вампиры имеют собственную иерархию, сильный может подчинить себе слабого в своеобразном поединке воли. Победитель обретает власть над побеждённым. На самом деле, сломить вампира может и другой Иной, что было представлено в «Последнем Дозоре».
- Сильные высшие вампиры имеют титул хозяина (мастера), а самый сильный из хозяев именуется хозяином хозяев (мастера мастеров). За титул хозяина хозяев должны бороться в массовом поединке насмерть как минимум, двенадцать претендентов.
- Вампиры — первые из Иных на Земле («Шестой дозор»).
Вампиры
Во Вселенной «Дозоров» представление о вампирах довольно сильно отличается от описаний, встречающихся в классической литературе и мифологии.
- Вампиры нуждаются в человеческой крови. Однако с конца XX века они научились обходиться донорской кровью (см. ниже «Коктейль Саушкина»), хотя многие предпочитают высасывать кровь живого человека.
- Каждый вампир, согласно договору, может получить у светлых магов определённое количество лицензий на убийство. Считается, что система лицензий — наименьшее зло: без неё вампиры убивали бы людей в огромных количествах.
- Жертвы выбираются по жребию («вампирская лотерея»). Освобождены дети до 12 лет, Иные и их близкие.
- Жертву, на которую выпал жребий, вампир полностью подчиняет своей воле: она сама приходит на Зов вампира и не испытывает ни боли, ни страха, когда её кровь выпивают.
- Многие вампиры отказываются от лицензий на убийство, выбирая донорскую кровь и получая за это льготы,в том числе возможность получать кровь редкой группы..
- Наиболее сильные (но не обязательно высшие) вампиры способны превращаться в различных животных, например, в летучую мышь, волка, зайца или крысу, как было сказано в «Сумеречном Дозоре». Однако принимать личину других людей или иных могут принимать только высшие вампиры (как было описано в «Шестом Дозоре»).
- Отражаются в зеркалах[7]. В отличие от фольклорных представлений, наоборот, «отведшего глаза» вампира можно увидеть только в отражении.
- Не испытывают проблем со светом[7], хотя солнечный свет для них неприятен.
- Не боятся чеснока, осины или серебра (к которому вполне могут прикоснуться)[7].
- Тем не менее, серебряные пули, попавшие в вампира, причиняют сильную боль и могут временно вывести вампира из строя, но не убить.
- От крепкого алкоголя получают сильный ожог. Однако могут пить, например, вино.
- Не могут войти в чужой дом без приглашения. При приглашении возникает незримая «вампирская тропа».
- Редко встречаются в Восточной Европе, в отличие от Европы Западной.
- Вампир может повысить магическую силу, убив большое число людей. Так, в «Последнем Дозоре» вампир Геннадий Саушкин стал высшим, убив 52 человека.
- По крайней мере один вампир был способен пройти сквозь стекло, не повредив его[8]. Неизвестно, была ли эта способность ему присуща как вампиру или как нулевому магу, которым он на тот момент был.
Коктейль Саушкина
Рецептура, позволяющая быстро достичь максимума своей силы вампирам, без убийств людей. Разработана сотрудником НИИ Гематологии, высшим вампиром Константином Саушкиным. Представляет собой концентрат донорской крови от 12 человек[9].
Оборотни
- Примерно раз в 2-3 недели оборотень теряет над собой контроль и превращается в зверя (перекидывается). Безумие длится до нескольких дней. Периодические сумасшествия настолько мучительны, что из-за них оборотень может покончить жизнь самоубийством.
- Превращения не связаны с фазами Луны.
- Кроме потери контроля над собой, оборотень может перекинуться и по собственному желанию.
- Оборотни не имеют четкой иерархии, так как они связаны в семьи или прайды.
- Оборотней следует отличать от магов-перевёртышей (в Дозорах это Тигрёнок и Медведь). Перевёртыш превращается в зверя по собственному желанию и всегда способен контролировать эту способность. Кроме того, у перевёртыша может быть множество обликов (например, Медведь демонстрировал гризли, бурого и белого медведей), тогда как оборотень ограничен одним, редко двумя.
- Боевые маги-оборотни существуют и среди Тёмных (см. «Лик Чёрной Пальмиры»).
Регистрация
Все вампиры и оборотни (включая Высших Вампиров и Инквизиторов) относятся к низшим Тёмным и обязаны пройти регистрацию в Ночном Дозоре города, в котором находятся (например Инквизитора-вампира Витезслава регистрировал Гесер в Сумеречном Дозоре). При регистрации вампирам, не являющимся высшими, ставят печать. Носится на груди. При необходимости эту метку можно привести в действие, и тогда Иной, носящий её, мгновенно погибает. Таким образом Антон Городецкий уничтожил вампира, напавшего на Егора («Ночной Дозор»).
От регистрации вампиров и оборотней следует отличать регистрацию всех Иных — она производится на таможне и в городах, куда перемещается Иной.
Превращение человека в Иного
Человека можно превратить в вампира или оборотня, но существование в виде вампира или оборотня вряд ли кому-либо понравится. За исключением этого, единственным известным способом превращения человека в Иного является заклинание, находящееся в книге «Фуаран». Применение этого заклинания рассекретило бы Иных и привело к войнам между Иными и людьми с катастрофическими для обеих сторон результатами.[10] Кроме того, возможность превращать тысячи и миллионы людей в Светлых или Тёмных Иных нарушила бы равновесие между Дозорами и с большой вероятностью привела к страшным кровопролитным войнам между Иными.[11] По этой причине Фуаран засекретили до такой степени, что очень немногие Иные вообще знают о существовании этого заклинания. В «Сумеречном Дозоре» книгу, содержащую заклинание Фуаран (по-видимому, единственную копию), уничтожают. Ведьма Арина владеет неполной копией заклинания (выученного наизусть из книги).
Бессмертие
Иные формально бессмертны. Однако многие из них гибнут в войнах между Светлыми и Тёмными магами или в магических поединках. Светлые Иные могут добровольно развоплотиться, раскаиваясь в серьёзных проступках (например, в убийстве). Мага может казнить Инквизиция. Не исключена и смерть от несчастного случая или руки обычного человека (физически маги ничем от обычных людей не отличаются,хотя более живучи.Впрочем атомный взрыв уничтожает даже Иных в Сумраке,причем на всех слоях). Тем не менее, некоторые маги живут очень долго: так, возраст Гесера и Завулона составляет более 2000 лет, а инквизитора Хены более 10000.
После гибели своей физической оболочки маг продолжает существовать в Сумраке. При необходимости он может быть вызван оттуда (например, для дачи показаний) или даже возрождён, хотя для таких процедур нужны огромные затраты энергии, кроме того, живой маг примерно того же уровня, как и вызываемый, должен предоставить своё тело. (В «Дневном Дозоре» таким образом на суд Инквизиции была вызвана ведьма Алиса)
Маг не может сделать человека бессмертным, хотя может продлить ему жизнь и сохранить молодость.Например так сделал Светлый маг Семен.хотя бессмертной свою возлюбленнуб сделать не смог,отчего страдал.
Дозоры и Инквизиция
Чтобы не уничтожить друг друга, Светлые и Тёмные Иные подписали Великий Договор о перемирии. Ночной Дозор, состоящий из Светлых магов, следит за Тёмными, а Дневной Дозор состоит из Тёмных магов и следит за Светлыми. Дозоры часто интригуют друг против друга, каждая сторона старается усилить себя и ослабить противника.
Не все маги входят в Дозоры. Часть предпочитает вести свою жизнь, не участвуя в войне между Светлыми и Тёмными.
Инквизиция, состоящая как из Тёмных, так и из Светлых магов, следит за соблюдением договора и карает магов, его нарушивших. Авторитет Инквизиции непререкаем. Хотя Инквизиция, вероятно, слабее как Ночного, так и Дневного Дозора, но при попытке Ночного Дозора взбунтоваться против Инквизиции, на сторону Инквизиции встанет Дневной Дозор и наоборот.
Большинство магов не понимают, что необходимы оба Дозора. Без Дневного Дозора Светлые (или некоторые из них) попытались бы «осчастливить» людей с катастрофическими результатами. Без Ночного Дозора Тёмные захотели бы поработить людей. Можно сказать, что оба дозора — в действительности инструменты Инквизиции.
В критических ситуациях, когда опасность угрожает всему магическому сообществу или всему миру, светлые и тёмные маги действуют совместно, иногда обмениваясь информацией и оказывая друг другу оперативную помощь, а иногда даже формируя единую группу из светлых и тёмных магов (как произошло в «Сумеречном Дозоре»).
По количеству сотрудников Инквизиция значительно уступает Дозорам, но входят в неё очень сильные маги — обычно, не ниже второго-третьего уровня, однако не обязательно. Кроме того, сотрудники Инквизиции имеют в своём арсенале сильные артефакты. Вампиров и оборотней в Инквизиции очень мало. По именам упоминаются только Высший вампир Витезслав (убит Костей Саушкиным в «Сумеречном Дозоре»), и оборотень Хена, обращающийся в смилодона, один из самых старых Иных на Земле («Лик чёрной Пальмиры»).
В случае объявления открытой войны между Дозорами сотрудники Инквизиции присоединятся к одной из сторон, но в этом варианте развития событий Инквизиция скорее будет уничтожена, пытаясь предотвратить войну.По мнению Гесэра,если бы один из Дозоров сумел вычислить все офисы Инквизиции и бросить на каждый сильную группу боевых магов,есть шанс перебить всю Инквизицию,что вынуждает что случае даже подозрения в раскрытии переносить штаб Инквизиции.Вампир Витезслав заявляет Городецкому,что крепче всего Инквизицию сплачивает страх,в связи с чем ренегатов-инквизиторов очень мало.
Заклинания
Заклинание — основная форма магического воздействия Иных, преобразующая энергию Сумрака в определённое действие. Как правило, заклинания не требуют произнесения формул (кроме некоторых мощных — «Фуаран» или «Белое марево») или использования предметов. В некоторых случаях требуется сложить руки в определённом жесте (например, «Прах» или «знак Силы»). Скорость сотворения заклинания зависит от опыта и силы Иного. Есть возможность заранее подготовить одно или несколько заклинаний и «подвесить» их на руки для мгновенного применения. Другой вариант ускорения — заранее вложить заклинание в артефакт (см. Артефакты), при этом в артефакте можно накопить намного больше Силы, чем есть в распоряжении применяющего его Иного. Традиционно заклинания делят на боевые (для атаки или защиты) и бытовые, причём бытовых в 2-3 раза больше[12] — просто их редко удостаивают упоминания. Это деление в какой-то мере условно: «Тройным лезвием» можно колоть дрова (хотя это считается пижонством), а «тёрка» или «аспирин» могут оказаться грозным оружием — просто для их быстрого сотворения и нацеливания нужен большой опыт. Существует способ вплести одно заклинание в другое. Внешне безобидное заклинание, порождающее умиротворение и желание любоваться пейзажем, после проникновения под защиту мага незаметно трансформируется в заклинание «длинного языка», заставляющее его раскрывать свои секреты[13]}.
- Абсолютный Запор — есть два заклинания с таким названием. Одно наглухо запирает любые двери, другое, вероятно, вызывает абсолютный запор у того, к кому оно применяется.
- Авиценна — заклинание магического исцеления.
- Агапэ — знак любви.
- Аспирин − тёмное заклинание, понижает температуру цели до температуры окружающей среды, может использоваться в бою.
- Барьер воли — заклинание защиты разума.
- Белое марево — самое сильное и страшное из упоминаемых в книгах заклинаний Светлых. По силам только высшим магам, «требует максимального сосредоточения и полной прокачки Силы в радиусе трёх километров». После произнесения изо рта мага вырывается белый туман, вызывающий локальное «схлопывание» всех слоёв Сумрака, и превращающий всех противников-иных в камень, внутри которого души остаются вечно живыми, но бездвижными и лишёнными всех чувств, медленно сходя с ума; людей сумрак перемалывает без следа. Придумано Мерлином, использовано лишь один раз Рустамом и Гесером, не знавшими, как именно оно действует.
- Белое копьё — боевое заклинание Светлых. Магическое копье, действует соответственно названию. Упоминается в романе «Последний дозор». В шестом дозоре было использовано Антоном Городецким против Двуединого. «Я видел, … как загорелось пальто Темного, пробитое „белым копьем“…»
- Белый меч — светлое заклинание, преобразующее Силу в белый клинок. Использует Светлана в бою против ведьмы Арины («Сумеречный Дозор»). Также Светлана использовала «защиту Лужина», вероятно с помощью меча. В теории заклинание поражает лишь Тёмных и склонившихся ко Злу людей. На практике человек становится уязвим к Мечу при появлении у него агрессии, страха, злобы. Таким образом любой человек, кроме абсолютных праведников, может стать его жертвой.
- Бука — боевое заклинание. Предположительно, из арсенала Светлых. Эффект от применения данного заклинания не описан. Применялась в книге «Последний Дозор».
- Взор Сердца, Ясный Взгляд, Истинное Зрение — похожие заклинания, позволяют видеть невидимое. С помощью последних двух можно смотреть даже на первый слой Сумрака.
- Гремлин — заклинание, порождающее сущность, которая медленно разрушает технику. Например, в «Дневном Дозоре» Алиса применила это заклинание, чтобы испортить автомобиль нагрубившего ей водителя.
- Длинный Язык — слабое и легко скрытое заклинание делает противника разговорчивым, заставляя разбалтывать информацию.
- Доминанта — заклинание абсолютного подчинения.
- Кольцо Шааба — охранное заклинание, завязанное на определённое слово.
- Ледяная Кора — ментальная защита.
- Молот Судьбы — заклинание огромной силы, которые тёмные применили в битве на Плато Демонов. Упоминается в книге «Сумеречный Дозор»: «А впереди дымится чье‑то тело, наполовину ушедшее в размягчившийся камень. Не у всех соратников чары выдержали Молот Судьбы».
- Марево Трансильвании — «Марево — странное заклинание. Оно словно уродливое зеркало, обращающее твою сумеречную Силу против тебя самого. Оборотня оно превратит в бесформенную кучу мяса и костей, ведьму — в высушенную мумию. От мага останется только пепел, плывущие в небе хлопья, будто в насмешку раскрашенные в прижизненные цвета: белый для Светлых, чёрный для Темных». Применяется только Тёмными Иными. Было применено Зеркалом Виталием Рогозой для отражения атаки Тигрёнка в «Дневном дозоре» и Юрием в «Печати сумрака».
- Морфей — заклинание, усыпляющее людей на определённой площади: благодаря постепенному действию (несколько секунд, примерно пять) позволяет избежать лишних жертв, например связанных с потерей управления автомобилями на ходу и т. п. По этой простой причине предпочитается Светлыми.
- Огненная кобра — заклинание, использованное против Завулона, создающее гигантскую огненную змею которая самостоятельно борется с противником.
- Огненная Стена (или Стена огня) — довольно сильное групповое заклинание. Наносит значительный урон огнём противнику, причём чем меньше противников в группе, тем большие повреждения получит каждый из них.
- Око мага — что-то вроде магического радара в Сумраке и реальном мире. имеет форму большого шара, напоминающую глаз.
- Опиум — менее гуманный аналог Морфея, в отличие от последнего усыпляет резко, без промедления, что может вызвать аварии и жертвы среди людей, так как не даёт жертве время остановиться или прекратить занятия.
- Паранджа — заклинание, как правило, накладываемое Тёмными женщинами. Аналог магической косметики. Не действует на фотоснимках и видеозаписях.
- Петров — заклинание, накладываемое для мгновенного обучения 15 распространённых языков (среди них упоминается польский).
- Плеть Шааба — боевое заклинание Тёмных: огненная струя, принимающая облик огромной змеи с некоторыми зачатками разума, изменяющая направление в полёте. Любимое заклинание Завулона. В книге «Новый Дозор» упоминается похожее заклинание, используемое Завулоном в битве с Тигром. Пламя было синего цвета, так что не установлено, являлось ли оно Плетью Шааба, либо каким-то другим заклинанием.
- Портал — заклинание позволяющее почти мгновенно переносится на большие расстояния при помощи врат, без наводки используется только высшими иными (или зеркалом). При помощи мага в пункте назначения создавать портал проще.
- Поцелуй Ехидны — Что-то вроде дождя из кислоты.
- Прах — заклинание против дэвов и големов. В силу редкости последних, практически не используется, не преподается Иным при обучении в дозорах. Несложное заклинание, требующее правильно сложенного магического паса и берущее много Силы. Использовалось Антоном в Последнем дозоре против дэва. Он, в свою очередь, узнал об этом заклинании от Ольги.
- Пресс — заклинание чистой Силы. Сгущает Силу до осязаемого состояния, используется чтобы давить противника.
- Прометей — безопасный розжиг костра.
- Путы Захви — жертва заклинания не имеет возможности двигаться и как-то действовать, но способна слышать, видеть и говорить (не путать с трансом). Применялось Лайком в «Лике Чёрной Пальмиры».
- Радужная сфера — достаточно сильная универсальная защита.
- Реморализация — заклинание, заставляющее субъекта строго соблюдать заданную, либо собственную мораль.
- Саркофаг времён — заклинание из арсенала Инквизиции. Применивший его Иной оказывается вместе со своей жертвой запертым в каменном саркофаге, плывущим в небытии, до скончания времён. Случаев побега из саркофага времён пока не существует. Антон Городецкий в книге «Новый дозор» был освобожден из саркофага времен, где он был заключен с ведьмой Ариной — Тигром. В «Шестом Дозоре» Арина так же была освобождена Антоном с помощью Тигра.
- Свет — зажигает огонь на ладони.
- Серый молебен — заклинание против нежити: вампиров, зомби и т. п. Ослабляет и замедляет вампиров, на большей мощности упокаивает. Скелетов, зомби, то есть нежить, не имеющую собственной воли, а подчиняющуюся воле поднявшего их колдуна, развеивает.
- Снежная паутина — поисковое заклинание с большим радиусом действия, и требующее больших затрат Силы.
- Сократ — кратковременное, но сильное заклинание, заставляющее говорить только правду.
- Спайдерфлэйм — (англ. spiderflame — паучье пламя) — заклинание, вызывающее возгорание объекта пламенем характерного тускло-синеватого цвета.
- Сфера Невнимания — заклинание, предохраняющее от излишнего любопытства людей. Не делает объект невидимым, но люди упорно стараются не замечать его. Не действует на Иных и чувствительных к магии людей.
- Сфера отрицания — заклинание, используемое как защита против вражеских заклинаний, при сильной подкачке может надёжно защитить даже против заклинаний высших магов. Пропускает физические атаки.
- Сфера Спокойствия — заклинание ментальной защиты.
- Тайга — очень мощное заклинание, имеющее форму огненной сети, опутывающей противника. Упоминается в «Новом Дозоре» и было использовано чтобы замедлить Тигра, правда воздействие было минимальное, так что настоящий эффект неизвестен.
- Танатос — заклинание, подавляющее волю и вызывающее остановку сердца. Убивает не сразу, жертву можно спасти, как это было в «Сумеречном Дозоре».
- Тень владык — самое сильное из упоминаемых в книгах заклинаний Тёмных. Временно вызывает души умерших Великих Тёмных Иных с шестого слоя Сумрака, накачивает их Силой и заставляет уничтожать всё вокруг.
- Тёрка — бытовое заклинание, используется боевыми магами для повреждения кожи противника, «делает противника на миллиметр-другой тоньше». В быту используется как обычная тёрка или щётка.
- Тройной ключ — заклинание, порождающее любовь, веру и понимание. К тому же разбивает ментальную защиту противника.
- Тройное лезвие — заклинание, материализующее 3 кинжалоподобных лезвия, с большой скоростью летящих в указанном магом направлении.
- Файербол (англ. fireball — огненный шар, шаровая молния) — широко распространённое как у Светлых, так и у Тёмных заклинание. Во врага пускается сгусток огня. Существует также «групповой файербол» и какая-то особая версия последнего у Инквизиторов. «Правильно» созданный файербол обладает способностью к самонаведению и, попав в цель, горит подобно напалму.
- Фриз (англ. freeze — заморозка) — локальная остановка времени, применяется для иммобилизации противника без причинения ему вреда. Цель, находящаяся под воздействием фриза, совершенно неуязвима к любым физическим и магическим атакам, что позволяет использовать данное заклинание в том числе и для обеспечения абсолютной защиты. В книге «Шестой Дозор» на «фриз» был зачарован амулет Надежды Городецкой, направленный на неё саму, как последний рубеж экстренной защиты.
- Хрустальный щит — очень мощная защита от физического воздействия на объект. Побочным эффектом дает слабую магическую защиту. Щит может продавить только Нулевой маг, или порождение сумрака — Тигр.
- Хрустальный шар — создает вокруг мага шар из «хрусталя», защищающий его от любого физического воздействия.
- Ход — заклинание, позволяющее бежать с очень высокой скоростью. При попадании под воздействие заклинания сердечной мышцы (миокарда) может вызвать остановку последнего.
- Щит мага — универсальная защита, мощность зависит от вкладываемой силы.
Артефакты/амулеты
Упоминаемые в книгах «артефакты исключительной силы»:
- Венец Всего — камни в основании замка в Эдинбурге, позволяют освобождать ушедших Иных, даруя им окончательную смерть. Также воздействует на Иных, ставших жертвами Белого Марева.
- «Фуаран» — книга, написанная ведьмой Фуаран много веков назад. Содержит заклинания для превращения человека в Иного и возвышения Иного до Высшего Иного (возможно даже нулевого). По сути — лабораторный журнал ведьмы, в котором подробно описаны попытки превратить её дочь в Иную и в самом конце — единственный известный способ сотворить это. Книга была потеряна после уничтожения ведьмы Фуаран. Найдена Инквизицией (в лице Витезслава Грубина) в избе ведьмы Арины. Антон Городецкий случайно оказался в поле действия заклинания и стал Высшим магом. Впоследствии сгорела в атмосфере («Сумеречный Дозор»), затем частично воссоздана Ариной «по памяти» («Последний Дозор»). Затем была сотворена Анной Голубевой в реверсированной и обычной версиях («Школьный Надзор»).
- Коготь Фафнира — коготь Великого Тёмного мага, убитого в своём сумеречном облике дракона, ставший сильным артефактом после того, как Братья Регина (секта, созданная учениками Фафнира) несколько поколений питали его силой.
- Кот Шрёдингера — артефакт, действующий во всех слоях Сумрака. Пушистая меховая лента, надеваемая на шею, как правило преступникам при конвое Инквизицией. Обезглавливает конвоируемого при малейшем магическом воздействии с его стороны. Своё название получила за то, что никто так и не смог окончательно выяснить, является ли она одушевленным предметом. Существует в единственном экземпляре.
- Мел Судьбы — кусочек мела, с помощью которого можно изменить Книгу Судьбы любого человека или Иного. Сделать это может только Светлая Великая Волшебница. В книге «Ночной Дозор» Светлана хотела изменить судьбу Егора, но в это же самое время Ольга изменила Книгу Судьбы самой Светланы.
- Минойская Сфера — открывает портал откуда угодно, а его точку назначения невозможно проследить (первое упоминание в книге «Сумеречный Дозор» описывает минойскую сферу как инструмент, блокирующий магическое взаимодействие некоего объёма пространства с окружающим миром[14]). Имеет только один заряд, перезаряжать его умеют только ведьмы. С разряженной Минойской Сферой ведьма Арина была заперта заклинанием Саркофаг Времён.
- Призма Силы — хрустальная прозрачная призма. Использующий призму Иной вытягивает жизненную силу из того, на кого сквозь неё смотрит. Использовала Алиса Донникова («Ночной дозор»)
Кроме того Иные способны создавать амулеты/жезлы, «заряжая» их освоенными заклинаниями. Сила амулета зависит от длительности создания и «зарядки», ибо даже слабый Иной, потратив много времени и сил, может создать относительно сильный артефакт.
Артефакты/амулеты являются основным способом работы Ведьм и Целительниц с Сумраком. Для магов же всецело полагаться на амулеты/жезлы было, мягко говоря, зазорно, ибо «Сила мага — в умелом использовании Сумрака и заклинаний», однако их использовали повсеместно.
В более древние времена очень популярны были посохи — «гибрид обычного жезла и длинной дубины. Некоторые, скажем честно, владели дубинкой куда лучше, чем магией». Как рассказывается в «Последнем Дозоре», во время похода на премьеру фильма «Властелин Колец» сотрудники Ночного Дозора не смогли удержаться от смеха при виде сцены битвы посохами между Гэндальфом и Саруманом.
Персонажи
Светлые
Возможно, этот раздел содержит оригинальное исследование. Добавьте ссылки на источники, в противном случае он может быть удалён.
Дополнительные сведения могут быть на странице обсуждения. (16 апреля 2014) |
- Антон Городецкий
Светлый маг. Попал в Ночной дозор за 5 лет до начала описанных в первой книге событий, то есть примерно в 1993 году. Согласно описанному в «Шестом дозоре», он мог быть потенциальным темным Иным, но Гесер успел инициировать Антона раньше темных. Присвоена 5 категория, хотя его сила фактически была выше (потолок 2 уровень). В течение 5 лет служил программистом в аналитическом отделе Ночного Дозора, позже работал оперативником. В конце «Сумеречного дозора» стал Высшим магом в результате применения заклинания Фуаран. Муж Светланы, отец Нади, внук Завулона. Возраст на начало «Ночного дозора» — около 30 лет, в конце романа «Шестой дозор» при расторжении договора с Двуединым поставил себя на роль жертвы, но выжил, хотя перестал быть Иным.
- Гесер (сотрудники Ночного Дозора зовут его Борис Игнатьевич) — Высший маг, глава Ночного Дозора Москвы. Родился в Тибете. В «Последнем Дозоре» упоминает о своем ровесничестве с Мерлином из преданий о короле Артуре. Его истинный возраст — не менее 2000 лет . Битва иных, в которой принимал участие Гесер будучи уже Высшим магом, на так называемом плато демонов происходила более 2000 лет назад. Ранее работал в Средней Азии, переехал в Россию около 400 лет назад ради Ольги. (Здесь ляп книги: Гесер, согласно книге, переехал в Европу в пятнадцатом веке. В 1998 г., когда происходило действие «Ночного дозора» Ольге было 443 года, значит, она родилась в 1554 или 1555 г.) Также Гесер — это главный герой тибетского эпоса, по всей видимости, автор намекает, что шеф Ночного дозора и есть тот Гесер, воспетый в легендах тибетцев.
- Светлана Назарова (в замужестве — Городецкая) — Великая волшебница, сотрудница Ночного Дозора, позже ушла в отставку. До инициации работала врачом. Вышла замуж за Антона и родила дочь Надю. Возраст на начало «Ночного дозора» — 25 лет. В первых трёх книгах Светлана была волшебницей, но в «Последнем дозоре» вдруг оказалась целительницей (то есть Светлой ведьмой).
- Ольга — Великая волшебница, специализирующаяся на силовых взаимодействиях, гражданская жена Гесера. За ошибочный компромисс с силами Тьмы во время Октябрьской революции, которая являлась операцией Ночного Дозора, была приговорена к заключению в теле совы. С помощью Гесера и Антона искупила свою вину и была прощена. Возраст на начало «Ночного дозора» — 443 года.
- Надя Городецкая — Абсолютная волшебница, могла стать мессией Света, но, благодаря интриге Завулона, в 3-й части книги «Дневной Дозор» оказалась «лишь» потенциально сильнейшей волшебницей в истории. Дочь Антона и Светланы, родилась в конце 2000 года. Инициирована в конце «Последнего дозора». Согласно описанному в «Новом дозоре» Надежде под силу уничтожение всей Земли, равно как и уничтожение самого Сумрака и физической возможности применения магии, В Дозоре шести представляла светлых.
- Арина — высшая ведьма, глава конклава ведьм, долгое время владела книгой «Фуаран». Именно на её примере выясняется способность ведьм «впадать в спячку» на некоторое количество лет. По собственной воле и по договорённости со Светлыми саботировала эксперимент Иных по реморализации советского города в рамках коммунистической морали за вознаграждение отрезом китайского шелка, полученного от Гесера. Стала Светлой («Последний Дозор»). Объявлена в розыск. В конце пятой книги оказывается замурованной в Саркофаге времён, созданном Городецким для себя и неё, но остаётся в нём в одиночестве по причинам, описанным в книге; при этом в кармане у неё остаётся разряженная «Минойская сфера», способная перенести своего владельца куда угодно и откуда угодно. Была извлечена Тигром из Саркофага времен и в Дозоре шести представляла ведьм.
- Семён Павлович[15] Колобов[16] — маг первого уровня, обычно прикидывается провинциалом. Старейший и опытнейший оперативник Ночного Дозора Москвы.
- Илья — относительно молодой маг первого уровня, заместитель Гесера по патрульной службе. Несмотря на возраст, — один из сильнейших Светлых в Москве. В частности, в «Дневном Дозоре» упоминается, что в городе живут всего четверо Тёмных, с которыми он не справится без посторонней помощи.
- Тигрёнок (Екатерина Сорокина) — боевой маг-перевёртыш (способна превращаться в тигра). Оперативник Ночного дозора. Убита в «Дневном дозоре» Зеркалом Виталием Рогозой.
- Медведь — боевой маг-перевёртыш, способен превращаться в медведей различных пород. Друг и постоянный напарник Тигрёнка. По слухам был Темным Иным.
- Игорь Теплов — боевой маг третьего уровня, родился в начале 1920-х годов. Во время Великой Отечественной войны служил разведчиком-диверсантом, по окончании войны инициирован и с тех пор служил в Ночном Дозоре. Считался самым жизнерадостным из дозорных. Пал жертвой Завулона, просчитавшего, что Игорь станет незаменимым воспитателем для будущей дочери Светланы, Величайшей Светлой. В результате интриг Завулона Игорь трагически влюбился в ведьму Алису, и, узнав о том, что она — Тёмная, вызвал её на дуэль и убил. Несмотря на то, что трибунал Инквизиции полностью оправдал Игоря, он развоплотился от осознания собственной вины.
- Алишер Ганиев — молодой Светлый маг четвёртого уровня, родом из Узбекистана, «сын девоны и человеческой женщины». Вместе с отцом привёз в Москву Мел судьбы. В дальнейшем вместе с Антоном участвовал в самаркандской операции. Резкий и суровый оперативник. Нелюбим соотечественниками.
- Томас Лермонт (также называемый Фомой Лермонтом, или Томасом-Рифмачом) — Высший Светлый маг, глава Ночного дозора Шотландии, дальний родственник Михаила Лермонтова.
- Александр фон Киссель (сумеречное имя — Иоскеха)— Светлый маг вне категорий, глава Ночного Дозора Киева. Родной брат Александра Шереметьева — главы Дневного Дозора Киева.
- Игнат — светлый инкуб. По всей видимости, бисексуал — в одной из сцен его находят в постели со Светланой и другой девушкой, но, видимо, он неравнодушен и к мужскому полу.[17]
- Гарик — боевой маг второго уровня. Имеет два высших образования (хотя внешне напоминает туповатого амбала), увлекается экстремальным парашютированием. Иной во 2-м поколении (В «Ночном Дозоре» есть упоминание, что его отец — Тёмный маг). Потрясающе невезуч в амурных делах.
- Фарид — боевой маг, оперативник Ночного Дозора Москвы. Чаще всего работает в паре с Данилой.
- Данила — боевой маг, оперативник Ночного Дозора Москвы. Чаще всего работает в паре с Фаридом.
- Толик — маг третьего уровня, глава компьютерного отдела после ухода Антона Городецкого.
- Андрей Тюнников — боевой маг пятого уровня, стажёр Ночного Дозора, близкий друг и любовник Тигрёнка. Погиб, случайно наткнувшись на охранное заклинание Кольцо Шааба чрезмерной силы, поставленное Виталием Рогозой. («Дневной Дозор»).
- Лас — маг седьмого уровня, сотрудник Ночного Дозора Москвы. Родился обычным человеком. Стал Иным после того, как Костя Саушкин подействовал на него заклинанием из книги «Фуаран». Непрофессиональный музыкант, большой любитель розыгрышей. Ученик и протеже Антона Городецкого. (Прототипом Ласа является реальный русский рок-музыкант и автор песен Александр «Лас» Ульянов. В книгах «Сумеречный Дозор» и «Лик Чёрной Пальмиры» используются тексты его песен)
- Рустам — Светлый маг вне категорий, предположительно ровесник Гесера. Бывший друг Гесера, ныне его враг. Появляется в «Последнем дозоре» и помогает ответить Антону Городецкому на вопрос о артефакте Мерлина «Венец Всего». В человеческом мире практически не обитает (использует иногда тело своего ученика Афанди — Светлого Иного седьмого уровня).
- Тимур Борисович Равенбах — сын Гесера и Ольги, бизнесмен, родился человеком. Родители долгое время считали его умершим во время войны от дифтерии. В возрасте 61 года был с помощью книги «Фуаран» превращён Ариной в Иного четвёртого-пятого уровня. Благодаря хитроумной интриге Гесера, после того, как его родство с главой Ночного Дозора перестало быть тайной, был реморализован (без этого он, скорее всего, стал бы Тёмным) и инициирован как Светлый Иной.
- Марк Эммануилович Жермензон — Высший боевой маг, вышедший в отставку по ранению, но призванный Гесером для защиты Нади от Тигра («Новый Дозор»). Владеет искусством создания големов.
- Сергей Глыба — Высший прорицатель, до появления Тигра вёл человеческую жизнь. Людям известен как экстрасенс, делающий громкие предсказания[18] — почти никогда не сбывающиеся[19].
Сотрудники самаркандского Ночного Дозора
- Валентина Фирсенко — волшебница четвёртого уровня, глава Дозора.
- Нодир — маг четвёртого уровня.
- Мурат — маг пятого уровня. Погиб во время нападения на Дозоры. Применил заклинание Белого Меча против людей, и, не выдержав мук совести, развоплотился.
- Тимур — маг шестого уровня. Погиб во время нападения на Дозоры — расстрелян из автоматов с заговорёнными пулями.
- Афанди — очень старый Иной седьмого уровня. На момент событий книги «Последний Дозор» ему около 300 лет. Умеет на время повышать собственный уровень как минимум до второго, очевидно, используя для этого энергию своего ушедшего в Сумрак учителя — высшего мага Рустама. Также может временно предоставлять Рустаму своё тело. Возможно, это Ходжа Насреддин.
Сотрудники Санкт-Петербургского Ночного Дозора
- Начальник Ночного Дозора Санкт-Петербурга — неназванный маг четвёртого уровня, глава Дозора. Упоминается в книге «Лик Чёрной Пальмиры».
- Кирилл Батурин — маг пятого уровня. Случайно оказался в месте проведения операции команды Лайка и невольно помог, хотя так и не понял этого. Лайк собирался
Упоминается в книге «Лик Чёрной Пальмиры».
Тёмные
- Завулон
Великий Тёмный маг, глава Дневного Дозора Москвы. Точный возраст не известен, по некоторым источникам — превышает отметку в две тысячи лет. Известен в кругу друзей как Артур («Лик Чёрной Пальмиры»), в составе Дозора шести представлял темных магов.
- Костя Саушкин
Молодой вампир-идеалист, позже высший вампир, сосед Антона Городецкого. До инициации последнего они были друзьями, после поступления Антона на службу в Ночной Дозор дружба дала трещину. Учился на физическом факультете МГУ, но перешёл на биологический, мечтая найти «лекарство» от вампиризма. После событий «Ночного Дозора» стал сотрудничать с Дневным Дозором. Благодаря разработанному им «коктейлю Саушкина» из донорской крови 12 человек, Костя быстро стал высшим вампиром (по силе — фактически Тёмным №2 в Москве), так никого и не убив. В «Сумеречном Дозоре» Витезслав при помощи книги «Фуаран» усилил Костю до уровня абсолютного мага, сделав его сильнейшим Темным в мире, после чего Костя вызвал его на поединок, убил и завладел книгой. Мечтая «стать таким как все», Костя вознамерился сделать всё население Земли Иными, но погиб. В романе «Шестой дозор» был воскрешен сумраком как представитель от вампиров при расторжении договора с Двуединым.
- Алиса Донникова — ведьма 3-го уровня, любовница и фаворитка Завулона. Попалась на попытке несанкционированного забора энергии у людей, но была выкуплена Завулоном за право на магическое воздействие второй степени. После этого попала в немилость и была использована в качестве разменной пешки в операции по устранению Игоря Теплова. Лишенная Силы была внедрена для восстановления (путём подпитки от детских плохих снов) в пионерлагерь «Артек». Будучи временно лишена способностей Иной, полюбила Игоря Теплова (также лишенного Силы); впоследствии, когда Игорь вызвал её на дуэль — отказалась собирать силу для поединка. Убита Игорем на дуэли (утонула в море под действием вызванного Игорем заклинания «Пресс»). Временно была ревоплощена (возвращена из Сумрака) Пражским Трибуналом Инквизиции для допроса о легальности дуэли с Игорем Тепловым («Дневной Дозор»).
- Геннадий Саушкин — отец Кости Саушкина. Строитель, благонадежный вампир, сосед Антона Городецкого. Инициировал свою жену (мать Кости), а после — самого Костю (инициация была вызвана необходимостью спасти младенца от смерти от двусторонней пневмонии). Становится Высшим вампиром с целью отомстить Антону Городецкому за гибель сына, а также — пробиться на Седьмой уровень сумрака и оживить Костю и жену Полину («Последний дозор»). Именно на его примере читатель узнаёт, что вампир может поднять свою силу путём убийства большого количества людей (пропорционально разнице между начальным уровнем и уровнем, которого вампир хочет достичь). Так, Геннадий убил 52 гастарбайтера, в основном, из республик Средней Азии. Упокоен Антоном Городецким («Последний дозор»).
- Анна Тихоновна Лемешева — начальница патрульных ведьм, в молодости была любовницей Завулона.
- Юрий — Тёмный маг вне категорий, сотрудник Дневного Дозора Москвы, заместитель Завулона по оперативной работе. По существу, второй по силе в Московском Дневном Дозоре. Судя по книге «Лик Чёрной Пальмиры», для многих Светлых был страшнее Завулона.
- Николай — Тёмный маг вне категорий, сотрудник Дневного Дозора Москвы. Третий по силе в Московском Дневном Дозоре. В делах Дозора участвует крайне редко.
- Шагрон — боевой маг третьего уровня Дневного Дозора Москвы, классный водитель. За особые заслуги перед Тьмой пользуется «сумеречным» именем.
- Александр «Лайк» Шереметьев (сумеречное имя — Тавискарон) — глава Дневного Дозора Киева (фактически — всей Украины), Тёмный маг вне категорий. Родной брат Александра фон Кисселя — главы киевского Ночного Дозора. Сибарит и гедонист. Старый приятель Завулона. Упоминается также в книгах Владимира Васильева «Лик Чёрной Пальмиры», «Время Инверсий».
- Шиндже, он же Судья Мёртвых, он же Тень Тьмы — Великий Тёмный маг, давно отошедший от дел и живущий жизнью обычного Иного в Харькове. Упоминается в книге «Лик Чёрной Пальмиры».
- Алита — ведьма, сменившая убитую Игорем Тепловым Алису в качестве фаворитки Завулона. Невольно помогла Завулону в так и не состоявшейся афере с возрождением Фафнира.
- Гэллемар — оборотень, начальник аналитического отдела Дневного Дозора Москвы.
- Денис — Тёмный маг, сотрудник Дневного Дозора Москвы. Известен как отличный водитель. В гараже работает из-за лени.
- Братья Регина — существовавшая на территории Финляндии секта Тёмных Иных, извлекшая и долгое время хранившая Коготь Фафнира. Оставшиеся в живых после попытки отбить Коготь у Инквизиции 4 участников секты по решению Пражского Трибунала почти полностью лишены возможности пользоваться Силой. (По предложению Гесера, им оставлена возможность производить небольшие магические вмешательства).
- Игорь — оборотень (способен превращаться в волка), проживающий в Сергиевом Посаде. Медик по образованию, проходил медицинскую практику в детском онкологическом отделении вместе со Светлым-целителем. По договорённости со Светлым, укусил трёх умиравших от лейкоза детей, превратив их в оборотней, и этим самым дал возможность Светлому исцелить всех остальных[20]. Оборотень попался Антону Городецкому, когда охотился на людей. Это было нарушением Договора. Но Игорь откупился от Антона тем, что вместе со «щенками» (детьми, превращёнными в оборотней) помог отбить дочь Антона Надю у ведьмы Арины. Получил наказание за «мелкую халатность» вместо «попытки убийства». (Фигурирует в романе «Сумеречный Дозор».)
- Галина Добронравова — оборотень (способна превращаться в волка). Укушена оборотнем Игорем в девятилетнем возрасте ради исцеления от лейкоза. Через год участвовала в освобождении Нади Городецкой из заложников у Арины. («Сумеречный Дозор»). В 15-летнем возрасте была направлена Завулоном в Эдинбург на помощь Антону Городецкому. Погибла, приняв на себя очередь заговорённых пуль, предназначенных Антону («Последний дозор»), так как была влюблена в него.
Инквизиторы
- Витезслав Грубин — сотрудник Европейского Бюро Инквизиции, высший вампир. Был проводником Антона в Праге («Дневной Дозор»), непосредственно участвовал в Пражском Трибунале. Прошлое туманно. Упоминается, что случайно убил свою мать, с тех пор ему трудно приближаться к старым женщинам. Также в прошлом имел серьёзные разногласия с Гесером, за которыми последовала дуэль в Красной Купальне в Карлсбаде (которую, судя по всему, Витезслав проиграл). Вызван на поединок и упокоен Костей Саушкиным.
- Максим — Светлый Иной. Инквизитор второго ранга. Будучи неинициированным Светлым, видел малейшую Тьму и убивал неосторожных Тёмных Иных деревянным кинжалом[21]. За многочисленные нарушения Договора получил прозвище «Дикарь» и стал объектом охоты как Дневного, так и Ночного Дозоров («Ночной Дозор»). После задержания сотрудниками Ночного Дозора был инициирован как Иной, практически сразу после этого стал сотрудником Инквизиции.
- Эдгар — Тёмный маг вне категорий, бывший глава Дневного Дозора Эстонии, позже — сотрудник Дневного Дозора Москвы. Некоторое время — на период отсутствия в Москве Завулона — исполнял обязанности главы Дневного Дозора Москвы. После истории с инсценированной Завулоном попыткой возрождения Фафнира (в которой ему якобы отводилась роль жертвы для ревоплощения Фафнира) перешёл на службу в Инквизицию. Являлся членом «Последнего Дозора». По своей просьбе развоплощён ведьмой Ариной («Последний Дозор»).
- Хена — оборотень, превращающийся в смилодона, один из самых старых Иных на Земле. Точный возраст неизвестен даже ему самому. Но смилодонов и мамонтов прекрасно помнит. Единственный Иной такого солидного возраста, который ещё не удалился от дел и при этом не скрывает его. Почтительно его называют Старший. В «Лике Чёрной Пальмиры» Лайк говорит, что есть Иные и постарше Хены, но о них он только слышал. В «Школьном Надзоре» утверждается что он из кроманьонцев.
- Людвиг Иероним Мария Кюхбауэр — один из величайших магов Средневековой Европы. В различные времена был известен также как Дункель, Оливер Розендорфер и Кармадон — Совиная Голова. Примкнул к Инквизиции уже очень давно, поэтому молодые Иные (приблизительно до 200 лет) его не знают. Почтительно называется Грандмейстер. Титул гранда он получил в Андалузии, мейстером стал в нынешней Вестфалии. Последние годы заведует Пражским схроном артефактов исключительной мощи. Как говорит о нём Александр Шереметьев,
ничего и никогда не выпускает из загребущих своих ручонок. Прочие
- Егор — неинициированный Иной седьмого уровня, едва не ставший жертвой вампиров-браконьеров («Ночной Дозор»). После пребывания в Сумраке отказался от выбора Светлой либо Тёмной стороны, так как понял, что обе стороны его использовали. Тем не менее, способностями Иного пользовался, став профессиональным фокусником-иллюзионистом. Гастролирует по Европе с цирковой труппой. Во время событий, описанных в «Последнем Дозоре», был приглашён в Эдинбург Томасом Лермонтом якобы на фестиваль[22]. В качестве потенциального Зеркала становится участником «Дозора шестерых», расторгающим завет Иных с Двуединым.
- Виталий Рогоза — слабый Иной, ставший Зеркалом по воле Сумрака. В «Дневном Дозоре» убил Тигрёнка, поставил слишком сильное охранное заклинание на свои вещи в номере гостиницы и тем самым убил слабенького светлого мага Андрея Тюнникова. Так же на некоторое время полностью лишил Светлану магической энергии. Развоплотился после того, как лишил Светлану Силы, выполнив своё предназначение и восстановив, тем самым, равновесие между Тьмой и Светом.
- Пётр — глава вампиров («Шестой дозор») порожденный силой и страхом. Не является Хозяином Хозяев. Пётр из хитрости и осторожности не афиширует свой возраст, считается, что ему несколько столетий, однако в ходе сюжета выясняется, что он неандерталец, и ему, соответственно, несколько десятков тысяч лет. Пётр — самый старый из описанных в «Дозорах» Иных.
- Тигр — персонаж Нового Дозора. Он является олицетворением части Сумрака. Тигр охотится на пророков, потому что «не все пророчества должны исполниться». На самом деле Тигр просто хочет жить, поэтому ему приходится мешать пророкам. Дело в том, что некоторые пророки предсказывали, что нулевой Иной (то есть дочь Антона Надя) сможет убить Сумрак. Он охотился на пророка Кешу, а потом и на Антона, Надю и Арину, потому что они слышали пророчество. В конце книги Антон жертвует собой и Ариной, замуровывая себя в Саркофаге Времен, чтобы спасти Кешу и Надю, но Тигр вытаскивает Антона из Саркофага, так как Надя «может подумать, что, если Сумрак умрет, то любимый папочка вернется из Саркофага». После этого Тигр ушёл. В «Шестом дозоре» живёт среди людей и социализируется. Погибает в столкновении с Двуединым.
Исторические и легендарные Иные
Также в книгах про Дозоры упоминались некоторые исторические или мифические знаменитости, про которых сообщалось, что они были Иными:
- Жанна д’Арк — хотя и совершала в основном благородные поступки, была слабой Тёмной Иной. Она раскрыла своему соратнику Жилю де Рэ тайну о существовании Иных, от чего тот позже сошёл с ума и замучил более 200 человек в тщетной попытке стать самому Иным. Жанна же магическим вмешательством в жизнь простых людей обратила против себя не только католическую Инквизицию, но и Инквизицию Иных. Тем самым её смерть была предопределена.
- Носферату — вскользь упоминается Гесером в начале «Ночного дозора» как вампир беспримерной силы из далёкого прошлого. Но, по его словам, и сам Носферату был ещё не из лучших.
- Мерлин — тот самый Мерлин из сказаний про короля Артура. Абсолютный маг, пытавшийся сделать Артура идеальным правителем, а его королевство Логрис — царством добра и справедливости. Правда, для достижения своих целей Мерлин не гнушался ничем: в попытке предотвратить гибель Артура в далёком будущем собрал родившихся в предсказанный день младенцев (в том числе и подлинного будущего убийцу — Мордреда) и отправил их в море на старом корабле. Этот поступок превратил Светлого мага в Тёмного. Через какое-то время Мерлину наскучило земное существование, и он добровольно ушёл в Сумрак. С необычайной лёгкостью создавал могучие артефакты, не слишком утруждая себя поисками подходящего названия (За исключением Экскалибура). Перед уходом он создал Венец Всего — лазейку на случай, если Сумрак ему не понравится («Последний Дозор»).
- Томас Лермонт — Высший Светлый маг, глава Ночного Дозора Шотландии.
- Эразм Дарвин — Тёмный Пророк.
- Иисус Христос — Абсолютный Светлый маг. По словам работников Ночного дозора, творил большое количество светлых дел не нарушая равновесия (единственный случай за всю историю). Достоверных фактов о нём известно крайне мало.
- Дон Жуан или Дон Хуан де Тенорио — легендарный испанец, распутник и беззаконник. Темный инкуб, впоследствии вступил в Инквизицию, принял новое имя и стал хранителем легенд. Владеет искусством Дестрезы (старинная испанская система фехтования тяжелой рапирой). Сразился с главой Дневного Дозора Севильи командором Гонзаго де Мендоза и выиграл этот поединок. Но Дон Гонзаго разработал хитрый план до своего развоплощения, поэтому с Дон Жуаном они встретились снова, после чего Хуан де Тенорио смог остаться в живых, но лишившись правой руки. Известно, что одну из легенд Дон Жуан запустил сам. О том, что его всё же затащили в преисподнюю.
Персонажи «Саги о Нибелунгах»
- Фафнир — Великий Тёмный маг. После того как его в сумеречном обличии дракона, убил некто Сигурд, один из его когтей был отделён и стал тёмным артефактом секты братьев Регина. Вокруг Когтя Фафнира, а также возможного воскрешения Фафнира, построен сюжет второй и третьей частей «Дневного Дозора».
- Регин — брат Фафнира, также убит Сигурдом после Фафнира. Его ученики основали секту «Братья Регина», ставившую своей конечной целью воскрешение Фафнира.
- Сигурд (Зигфрид) — Светлый маг, убил Хрейдмара и его сыновей Фафнира и Регина, охотясь за наследством карлика Андвари. Позже погиб сам.
Интересные факты
- В «Ночном дозоре» говорится, что Октябрьская революция произошла из-за компромисса Ольги с Темными. В «Сумеречном» это был направленный эксперимент Ночного дозора. Приход к власти нацистов в Германии также упоминается как проект Светлых.
- Происхождение кинжала Максима-Дикаря неясно. В одном месте упоминается, что тот сделал его в детстве сам. В другом — что это детский подарок Петра Нестерова, на тот момент — неинициированного Иного, в дальнейшем — ведьмака Дневного Дозора.
- В «Дневном Дозоре» говорится, что для того, чтобы получать энергию Сумрака, Иной должен затрачивать собственные силы и может «выложиться» (что и произошло с Алисой и Игорем). В «Сумеречном Дозоре» получение Силы не требует усилий и определяется только «магической температурой». (Выложиться — означает вытягивать силу из собственной души, об этом говорит темный лекарь ведьме Алисе Донниковой в холле Дневного дозора по возвращении после стычки со Светлыми в Южном Бутово за незаконно практикующую ведьму)
- В начале «Последнего Дозора» Семён рассказывает, что видел сон: он едет по Москве на «раздолбанном фургоне» и пытается задавить Завулона, который почему-то одет как бомж — намёк на сцену из фильма «Ночной дозор», отсутствующую в книге, а Егор пересказывает Антону Городецкому — как свой сон — основную сюжетную линию фильмов «Ночной Дозор» и «Дневной Дозор»: будто бы он, Егор, — сын Антона и назло ему становится Тёмным Иным и работает в Дневном Дозоре.
- Также в разных частях по-разному описывается первый слой Сумрака — то как режим «Сепия», то как телевизор с убранным контрастом.
- В первой части «Ночного дозора» говорится, что станет Иной Светлым или Темным, определяется взаимодействием Сумрака с истинной сущностью Иного. А в третьей части и далее — настроением и самочувствием при первом входе в сумрак.
- В первой части «Ночного дозора» Антон Городецкий говорит Егору, что Договор был заключён около полувека назад, в то время как во второй части «Ночного Дозора» и последующих книгах можно прочитать, что это произошло минимум несколько веков назад, а также, что инквизиция существовала уже в 15 веке, соответственно и Договор тоже.
- В «Сумеречном дозоре» споря с Костей, Антон заявляет, что Костя желает для всех счастья, даром, и чтобы никто не ушёл обиженным — последние желание Шухарта, главного героя романа Стругацких «Пикник на обочине». Ту же мораль приписывают Светлые шухартам.
- В первой истории «Последнего дозора» говорится, что водоворот Силы на месте Эдинбургского замка нужен, чтобы удерживать Венец Всего на седьмом слое Сумрака, иначе предмет будет «всплывать» в реальный мир. Но в развязке выясняется, что седьмой слой Сумрака — это и есть реальный мир (а Венец Всего — заговорённые камни в фундаменте Эдинбургского замка). Зачем же нужен водоворот Силы, остаётся неясным. Есть подозрение, что он сделан для того, чтобы Иные знали, где искать Венец Всего.
- Во время посещения Городецким Самарканда начальница местного дозора рассказывает ему о случае с наведением порчи на старика Назгула. И поясняет, что Назгул — это имя, а не те назгулы, что в американском кино. Следует добавить, что Назгул, точнее Назгуль — это женское имя.
Время действия
- Действие книги «Ночной дозор»
- происходит в 1998 году.[23]
- Действие книги «Дневной дозор»
- Действие книги «Сумеречный Дозор»
- происходит в 2003 году.[26]
- Действие книги «Последний дозор»
- происходит в 2006 году.[27]
- Действие книги «Новый дозор»
- происходит в 2012 году.[28]
- Действие книги «Школьный надзор»
- происходит в 2004—2005 годах[29].
- Действие книги «Шестой дозор»
- происходит в 2014 году.
Напишите отзыв о статье "Вселенная «Дозоров»"
Примечания
- ↑ «Прежде всего попытаемся определить, кто такие Иные, и их разделение на Свет и Тьму. В книге этот вопрос рассматривается более широко и разносторонне. Вот одно из объяснений данных героями: „Прежде всего я — Иной. Различие Добра и Зла лежит в отношении к обычным людям. Если ты выбираешь Свет — ты не будешь применять свои способности для личной выгоды. Если ты выбрал Тьму — это станет для тебя нормальным. Но даже чёрный маг способен исцелять больных и находить пропавших без вести. А белый маг может отказывать людям в помощи“. Данным высказыванием подчеркивается, что основой разделения на Свет и Тьму являются не морально-ценностные общечеловеческие категории, а убеждения по отношению к приоритету индивидуума над обществом, и наоборот. И здесь наиболее характерными для современного опыта человечества в ХХ веке государственными системами, постулирующими приоритет общества над индивидом и частного над общественным, являются, соответственно, коммунистический и капиталистический (либеральный) строи. Проецируя это на недавнее прошлое России в составе СССР, являвшейся оплотом идей коммунизма, можем вывести, что Светлые есть реакционеры, сохранившие свою убежденность в утопических идеалах. Вот ещё выдержки из книги, напрямую касающиеся приведённых слов. „Завулон посерьёзнел. — Что мы вокруг да около. За последнее столетие силы Света трижды производили глобальные эксперименты. Революция в России, Вторая мировая война. И вот снова. По тому же самому сценарию“. Из разговора Антона с Ольгой: „Коммунизм был нашей идеей? — Не нашей, но мы её поддержали. Она оказалась достаточно привлекательной“. В новейшей истории России был по мнению многих один эпизод, когда, как казалось, население выбирало между отходом в советское прошлое и продолжением демократического курса — и это были президентские выборы 1996 года. Каждый гражданин стоял перед выбором за кого голосовать — за Ельцина или за Зюганова, и фигура каждого из кандидатов была больше чем кандидатура — это был выбор либо в пользу державшейся у руля власти, — непопулярной, но продолжающей декларировать идеи демократии и отходом в якобы коммунистическое прошлое. Разделение мнения народа практически пополам видимо и нашло отражение в книге Лукьяненко, написанной лишь спустя два года, как одно из столкновений глобального противостояния сил Света и Тьмы». Цит. по: Юсев А. Ночной дозор на страже российской государственности // [fantlab.ru/edition75594 Куприянов Б., Сурков М. Дозор как симптом: аналитический сборник, посвящённый крупному явлению отечественной массовой культуры — фильмам «Ночной Дозор» и «Дневной Дозор»]. — М.: АНО «Содействие независимой литературе "Фаланстер"», 2006. — 416 с. — 3000 экз. — ISBN 5-87987-042-1.
- ↑ при появлении Надежды в Эдинбурге маг вне ранга Эдгар называет её нулевой
- ↑ «Последний Дозор»: по наущению Мерлина король Артур отправил на верную гибель корабль с девятью младенцами, так как один из детей, родившихся в определённый период, должен был стать убийцей Артура).
- ↑ Дабы сумрак мог насытиться эмоциями, вызванными у человечества пророчеством.
- ↑ Только в том случае если, пророк предсказывает Сумраку гибель.
- ↑ Смещение баланса приводит к изменению Сумрака, а он по своей природе сопротивляется изменениям.
- ↑ 1 2 3
- ↑ В «Сумеречном Дозоре» Константин Саушкин таким образом ускользает из поезда, прыгнув через оконное стекло
- ↑
- ↑
Даже самый глупый и злобный Иной должен понимать, что начнётся после открытия правды. Новая охота на ведьм, вот что. А на роль ведьм люди охотно назначат и Светлых, и Тёмных. Всех, в ком есть способности Иного…
(Сумеречный дозор, изд. АСТ, 2004, стр. 27) - ↑
Это же новый виток вечной войны! Уже столетия (…) мы вынуждены просеивать тонны песка в поисках золотых песчинок. Равновесие сохраняется. И вдруг — возможность разом превращать тысячи, миллионы людей в Иных! Футбольная команда разом выигрывает кубок — и по десяткам тысяч ликующих людей проходит магический удар, превращающий их в Светлых Иных. А рядом Дневной Дозор отдаёт приказ болельщикам проигравшей команды — и те превращаются в Тёмных Иных.
(Сумеречный дозор, изд. АСТ, 2004, стр. 60-61) - ↑ «Новый Дозор», ч. 1, гл. 5
- ↑ «Новый Дозор», ч. 2, гл. 8. Автор заклинания — Высшая ведьма Арина.
- ↑ [loveread.ws/read_book.php?id=2356&p=75 Сумеречный Дозор | Сергей Лукьяненко | страница 75 | LoveRead.ws — читать книги онлайн бесплатно]
- ↑ Отчество упоминается во второй части «Ночного дозора».
- ↑ Фамилия упоминается в киносценарии к «Ночному дозору» (Атомный сон (сборник), М., 2002)
- ↑
Игнат — наш маг, которого в Дневном Дозоре называли бы инкубом. Или суккубом - ему это почти безразлично. - ↑ Очевидно, имеется в виду Павел Глоба:
И этот крепкий бородатый мужчина... Он действительно был прорицателем. Из числа тех, что публикуются в «жёлтых» газетах... толкутся на телевидении... Он предсказывал финансовый кризис, когда тот заканчивался... - ↑
... ну что же вы, думаете, я буду всерьёз прорицать для людей? - ↑ Укушенные: Антон из Москвы, Петя из Звенигорода, Галина Добронравова из Коломны.
- ↑ Кинжал, оружие, которое можно было использовать только против Тёмных Иных, Максиму подарил друг детства Пётр Нестеров — Тёмный Иной, ведьмак, сотрудник Дневного Дозора, погибший во время схватки Светлых и Тёмных Иных во время событий, описанных в первой части «Ночного Дозора»
- ↑ На самом деле Томас боялся, что Тёмные кардинально нарушат равновесие сил и надеялся, что в случае подобного развития событий Егор скорее всего станет Зеркалом (как Виталий Рогоза в «Дневном Дозоре»)
- ↑
«Я выкарабкалась. Я пережила прошлое лето. Одной Тьме ведомо как, но пережила»
Это воспоминания ведьмы Алисы Донниковой о событиях, описанных в части, посвященной Мелу Судьбы. - ↑ Солнечное затмение наблюдалось в Крыму 11 августа 1999 года
- ↑
Нечасто перепадает такая халява промышляющему извозом безработному инженеру. А уж сейчас, под Новый год, да ещё под двухтысячный… - ↑
Антон Городецкий, как выяснилось, был женат на Светлане Городецкой и имел двухлетнюю дочь Надежду Городецкую.
а в конце «Дневного дозора» читаем:
Что позволяет предполагать, что Надежда Городецкая родилась осенью-зимой 2000 года. - ↑
Дочка тихо играет с конструктором – в пять лет она перестала интересоваться куклами
можно предположить, что Надежда Городецкая сколь угодно старше 5 лет, ноА тут пятилетняя малявка тычет в тебя пальцем и хохочет: «Дядька неживой, а ходит!»
развенчивает последние сомнения и подтверждает, что на момент описанных событий ей 5 лет. - ↑
Из таких только Светлые и получаются, потому что в 2012 году в России мечтать стать космонавтом могут либо совсем дети, либо блаженные.
В то же время:Вообще-то звонить десятилетней дочери в полночь – не самое педагогически верное решение
Светлана одиннадцать лет назад потеряла большую часть своей силы – и еще счастье, что ей удалось восстановиться так быстро.
что, учитывая хронологию предыдущих романов, более соответствует времени начала работы автора над книгой, нежели её выхода в свет. Таким образом, действие можно датировать и осенью (см. многочисленные указания на время года в тексте) 2011 года (правоохранительные органы в Российской Федерации уже именуются полицией). - ↑
Голубева Анна Сергеевна. Дата рождения: 15 сентября 1990 года. Итого четырнадцать полных лет.… Наконец, совсем недавно, год назад, был инцидент с Иными на Байконуре…
Литература
Серия «Дозоров»
- Сергей Лукьяненко. «Ночной дозор».
- Сергей Лукьяненко. «Новогодний дозор».
- Сергей Лукьяненко, Владимир Васильев. «Дневной дозор».
- Владимир Васильев. «Лик чёрной Пальмиры».
- Сергей Лукьяненко. «Сумеречный дозор».
- Сергей Лукьяненко. «Мелкий дозор».
- Сергей Лукьяненко, Аркадий Шушпанов. «Школьный надзор».
- Сергей Лукьяненко. «Последний дозор».
- Сергей Лукьяненко. «Новый дозор».
- Владимир Васильев. «Время инверсий».
- Сергей Лукьяненко, Иван Кузнецов. «Печать Сумрака».
- Сергей Лукьяненко, Алекс де Клемешье. «Дозоры 3: Участковый».
- Сергей Лукьяненко. «Обыденный дозор».
- Сергей Лукьяненко. «Шестой дозор».
- Аркадий Шушпанов. «Теневой дозор».
- Людмила Макарова. «Оперативный резерв».
- Карина Шаинян. «Цветной дозор».
- Николай Желунов. «Дозоры не работают вместе».
- Виталий Каплан. «Иной среди иных».
- Юрий Мишин. «Секретный дозор».
- Евгений Гаркушев. «Глубокий сумрак».
- Сергей Недоруб. «Севастопольский дозор».
Исследовательская литература
- Тюленев П., Пегасов Н. [www.mirf.ru/Articles/art1143.htm «Ночной дозор» Сергея Лукьяненко. Монстрология / Врата миров] (рус.) // «Мир фантастики» : журнал. — 2006. — № 2 (30). — С. 102—105.
- Майер Б. О. [ideaidealy.ru/wp-content/uploads/2012/02/B.O.Mayer_.pdf «Иные» в литературе и жизни] (рус.) // «Идеи и идеалы» : журнал. — 2010. — Т. 1, № 4 (6). — С. 104—109.
- Тюленев П. [www.mirf.ru/Articles/art139.htm Укротители сумрака: Мир «Дозоров» Сергея Лукьяненко] (рус.) // «Мир фантастики» : журнал. — 2004. — № 4 (8). — С. 42—45.
- Куприянов Б., Сурков М. [fantlab.ru/work329615 Дозор как симптом (Антология публицистики)]. — М.: Фаланстер, 2006. — 432 с. — ISBN 5-87987-042-1.
- Прошин Д. В. [www.nbuv.gov.ua/portal/Soc_Gum/Mtpsa/2008/articles/Prowin.pdf Социокультурная метаморфоза «Ночного» и «Дневного Дозоров»] (рус.) // Методологія, теорія та практика соціологічного аналізу сучасного суспільства. Збірник наукових праць.. — Харкiв, 2008. — С. 475—481.
- Шутова М. В., Ткаченко О. [www.ruthenia.ru/folklore/shutova1.htm Взаимодействие массовой и элитарной культур (на примере анализа фильма «Ночной дозор») / Фольклорный текст и обряд // Школа молодого фольклориста-2005] (рус.). Центр типологии и семиотики фольклора РГГУ (20 сентября 2005). Проверено 5 июня 2012. [www.webcitation.org/68g27ygWJ Архивировано из первоисточника 25 июня 2012].
- Алексей Колмогорцев. [www.pravaya.ru/book/23/6189 Стой, кто Иной! / Книжная справа // Сайт «Правая.ru»] (рус.) (12 января 2006). Проверено 5 июня 2012. [www.webcitation.org/68g29L8wF Архивировано из первоисточника 25 июня 2012].
См. также
Ссылки
- [lukianenko.ru/rus/ Официальный сайт писателя Сергея Лукьяненко]
- [e-samarkand.narod.ru/dozor.htm Дозоры и Самарканд: где скрывается тайна?] (рус.). Портал «Виртуальный Самарканд» (21 июня 2006). Проверено 26 июня 2012. [www.webcitation.org/68jHyw99I Архивировано из первоисточника 27 июня 2012].
- Гречухина Ю. [vpravda.ru/2011-02-25-13-25-23/item/4719-сергей-лукьяненко-ночью-надо-спать Сергей Лукьяненко: «Ночью надо спать»] (рус.) // Волгоградская правда : газета. — 4 мая 2012. — № 78.
- [wondertales.ru/index.php/knigi/zhanry/fantastika/item/1019-shestoj-dozor-sergej-lukyanenko Рецензия на книгу «Шестой дозор»]
- [afisha.mail.ru/series/news/45310/ «Дозоры» Лукьяненко превратят в телесериал]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение
Для улучшения этой статьи желательно?: - Найти и оформить в виде сносок ссылки на независимые авторитетные источники, подтверждающие написанное.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
- Викифицировать статью.
Вселенная «Дозоров»Книги Лукьяненко Книги других авторов Фильмы Игры Персонажи Авторы Другое Дозоры: Трилогии: Лабиринт отражений: Лабиринт отражений • Фальшивые зеркала • Прозрачные витражи
Геном: Геном • Танцы на снегу • Калеки
Линия грёз: Линия грёз • Императоры иллюзий • Тени снов
Лорд с планеты Земля: Принцесса стоит смерти • Планета, которой нет • Стеклянное море
Дилогии: Звёзды — холодные игрушки: Звёзды — холодные игрушки • Звёздная тень
Трикс: Недотепа • Непоседа
Искатели неба: Холодные берега • Близится утро
Работа над ошибками: Черновик • Чистовик
Пограничье: Внецикловые романы: Неоконченное: Повести: Прекрасное далёко: Рассказы: Отрывок, характеризующий Вселенная «Дозоров»
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.
Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.
В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…
В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
- Костя Саушкин