Всемилостивейшая жалованная грамота

Всемилостивейшая жалованная грамота — один из ранних конституционных проектов в истории России: высочайший манифест, который предполагалось обнародовать по случаю коронации Александра I. Авторы проекта — граф А. Р. Воронцов и А. Н. Радищев.

Жалованная грамота обсуждалась на самой заре александровских реформ, на заседаниях Негласного комитета 15 и 23 июля 1801 года. Её основные положения устанавливали права личности и различные свободы для всех подданных Российской империи, в том числе и для крепостных: «не народы сделаны для государей, а сами государи промыслом Божьим установлены для пользы и благополучия народов» ; подтверждались все права дворянства и городских жителей; декларировалась свобода мысли, «веры или исповедания», слова, «письма и деяния», не противоречящих закону; права на личную безопасность и собственность. Определялись права обвиняемых при судопроизводстве: обвиняемый не считается преступником, если обвинение не доказано, обвиняемый имеет право пользоваться в суде своим «защитником» и «отвергнуть судей» и т. д. После обсуждения на ряде заседаний Негласного комитета была отклонена Александром I.

Литература

• А. В. Демкин. Дней Александровых прекрасное начало. Внутренняя политика Александра I в 1801-1805 гг.. — М.: Кучково поле, 2012. — ISBN 978-5-9950-0280-2.

Отрывок, характеризующий Всемилостивейшая жалованная грамота

– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.