Всеобщая украинская рада

Всеобщая украинская рада
укр. Загальна українська рада
Лидер:	Кость Левицкий — председатель
Дата основания:	5 мая 1915
Штаб-квартира:	Вена
Количество членов:	34

К:Политические партии, основанные в 1915 году

Всеобщая украинская рада (укр. Загальна українська рада) — украинская политическая организация, возникла 5 мая 1915 года в Вене путём преобразования галицкой Главной украинской рады - расширения руководящих органов за счёт представителей эмигрантского Союза Освобождения Украины. Всеобщая украинская рада претендовала на роль органа, представляющего интересы всего украинского народа в Первой мировой войне, высшего и единственного представительного органа украинского народа на территории Австро-Венгрии.

Программа

Всеобщая украинская рада выдвигала требования самостоятельности для украинских территорий, входящих в состав России, и территориально-национальной автономии и объединения в один автономный край для этнических украинских территорий, находящихся в составе Австро-Венгрии. Рада, в частности, пыталась добиться от австрийских властей введения украинской администрации и обучения в оккупированных районах Холмщины и Волыни, согласия на разделение Галиции на украинскую и польскую части и образования Украинского университета во Львове. Немецкие и австро-венгерские власти не поддерживали идею независимости Украины, но удовлетворили ряд второстепенных требований, в частности по организации отдельных лагерей для украинских военнопленных, где Рада осуществляла антироссийскую пропагандистскую работу.

Состав

В состав Всеобщей украинской рады входили 34 человека, в том числе:

• от Галичины - 14 представителей Национально-демократической партии, 6 представителей радикальной партии и один украинский социал-демократ;
• от Буковины — 5 национал-демократов, один социал-демократ и один представитель Украинской народной партии;
• от украинских территорий, входящих в состав России, - три представителя (от Союза освобождения Украины).

Рада состояла из нескольких секций, отвечавших за конкретные участки работы:

• политико-правовой;
• работы со СМИ (пресс-служба);
• по делам эмиграции;
• по вопросам экономики;
• по культуре.

Под контролем ВУР находилась деятельность Украинской боевой управы (УБУ), занимавшейся формированием украинских воинских частей в армии Австро-Венгрии. Впоследствии УБУ была признана автономным органом ВУР, а затем переименована в «Главное управление Легиона украинских сечевых стрельцов» (ГУ УСС). Во главе Украинской боевой управы встали К. Трильовский и Т. Рожанковский. Чаще всего рекрутировали молодежь, обученную в подразделениях «Пласта», – организации, созданной офицерами австро-венгерской армии Романом Сушко, Петром Франко и Иваном Чмолой. Из-за противодействия польских кругов в Вене австрийский генеральный штаб разрешил формирование части численностью лишь 2500 человек, хотя заявления были получены от 28 тысяч добровольцев.

Президиум

В президиум Всеобщей украинской рады входили: Кость Левицкий — председатель, Н. Василько, Л. Бачинский (впоследствии Я. Весоловский), М. Ганкевич (позже В. Темницкий) — заместители председателя, О. Скоропись-Йолтуховский (впоследствии М. Меленевский) — уполномоченный Союза освобождения Украины, секретарь Темницкий.

Роспуск

5 ноября 1916 года Германия и Австро-Венгрия объявили о создании марионеточного Королевства Польского на оккупированных в ходе войны этнических польских территориях Российской империи и о предоставлении Австро-Венгрией широкой автономии Галиции, с преобладанием польского населения. В знак протеста Всеобщая украинская рада заявила о самороспуске, после чего руководство украинским движением на западноукраинских землях осуществлялось через парламентское представительство.

Литература

• Енциклопедія українознавства. У 10-х томах. / Головний редактор Володимир Кубійович. — Париж; Нью-Йорк: Молоде життя, 1954—1989.

Отрывок, характеризующий Всеобщая украинская рада

Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.