Всероссийское совещание Советов

Всероссийское совещание Советов — первое всероссийское собрание представителей Советов рабочих и солдатских депутатов после Февральской революции 1917 года. Прошло 29 марта (11 апреля) — 3 (16) апреля 1917. В совещании участвовало 480 делегатов от 139 Советов, 13 тыловых воинских частей, 7 действующих армий и 26 отдельных частей фронта.

Совещание открыл председатель Петросовета меньшевик Н. С. Чхеидзе, президиум был избран в составе Н. С. Чхеидзе, М. И. Скобелева, И. Г. Церетели, М. К. Муранова, Л. М. Хинчука, В. П. Ногина, Б. О. Богданова, М. Д. Ромма, А. Р. Гоца, И. А. Теодоровича, А. Г. Шляпникова, В. З. Завадье.

Совещание стало первым значительным шагом в оформлении стихийно возникших в ходе Февральской революции Советов в единую всероссийскую систему. Оно определило принципы организации Советов на местах.

По итогам своей работы Совещание избрало новый состав Исполкома Петросовета, который стал высшим советским органом власти вплоть до созыва I Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, избравшего Всероссийский Центральный исполнительный комитет Советов рабочих и солдатских депутатов (ВЦИК). Также для созыва самого I Съезда Совещание избрало Оргбюро.

В составе участников Совещания преобладали эсеры и меньшевики. В своей резолюции делегаты одобрили курс на продолжение участия России в мировой войне («оборончество»), поддержав по этому вопросу политику Временного правительства при условии «отказа от захватных стремлений». Вместе с тем в резолюции «О войне» было отмечено, что Советы «призывают все народы как союзных, так и воюющих с Россией стран оказать давление на свои правительства для отказа от завоевательных программ».

По земельному вопросу Совещание заявило о поддержке на будущем Учредительном собрании проекта безвозмездной передачи крестьянам частновладельческой земли «за исключением владений, не превышающих максимальных норм», однако до созыва Собрания делегаты отказались далее обсуждать вопрос о земле («непредрешенчество») и осудили стихийные её самозахваты. По рабочему вопросу Совещание признало необходимость введения восьмичасового рабочего дня, однако отказалось поддержать рабочих в установлении такого дня явочным порядком.

В резолюции «О хозяйственном положении страны» делегаты призвали Временное правительство

…разрешить две неотложные задачи: 1) планомерно регулировать всю хозяйственную жизнь страны, организовав всё производство, обмен, передвижение и потребление под непосредственным контролем государства; 2) отчудить [от слова «отчуждение»] всю сверхприбыль в пользу наций и ограничить все виды капиталистического, дохода строго определёнными нормами. Рабочему же классу должны быть обеспечены достойные условия существования и труда.

Большевистскую фракцию в Совещании представлял Л. Б. Каменев. 30 марта (12 апреля) Каменев от имени большевиков предложил резолюцию о прекращении войны, однако она собрала лишь 57 голосов «за» при 325 «против». 2 (15) апреля Каменев призвал поддерживавших Временное правительство умеренных социалистов прислушаться к рекомендации Г. В. Плеханова и самим войти в это правительство.

В последний день работы Совещания, 3 (16) апреля, в Петроград прибыл из эмиграции В. И. Ленин, 4 (17) апреля огласивший на собрании большевиков — делегатов Совещания свои «Апрельские тезисы» (см. также Борьба вокруг «Апрельских тезисов» Ленина).

Отрывок, характеризующий Всероссийское совещание Советов

Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.