Всея Руси

«Всея Руси» — приставка к титулу русских великих князей и царей, а также предстоятелей Русской православной церкви (используется и в наши дни). В переводе со старославянского языка означает «Всей Руси»

Представители духовной власти

В титуле митрополитов Киевских (позже переместивших свою резиденцию во Владимир, а затем в Москву) появилась с 1160-х годов, подчёркивая единство церкви в условиях наступившей на Руси феодальной раздробленности. После разделения в XV веке общерусской митрополии на московскую и киево-литовскую части приставка «всея Руси» сохранилась за предстоятелями обеих кафедр. Титул «митрополит всея Руси» (без слова «Киевский») использовался московскими митрополитами, а с 1589 года московскими патриархами. В синодальный период патриархи не избирались, а обер-прокуроры приставок к своему званию не имели. После восстановления патриаршества в 1917 году был избран Патриарх Московский с приставкой к титулу «всея России», что представляло собой эллинизированный вариант словосочетания «всея Руси». Нынешняя приставка к титулу Патриархов Московских и всея Руси вошла в традицию с сентября 1943 года. С 1863 года приставка «всея Руси» является также частью титула предстоятеля не признающейся мировым православием каноничной Русской православной старообрядческой церкви.

Киевские митрополиты в 1458—1688 годах носили приставку к титулу «Киевский, Галицкий и всея Руси». После того, как Киевская митрополия вошла в состав Московского патриархата, их приставка к титулу была уточнена словом «Малой» — «митрополит Киевский, Галицкий и всея Малой Руси» (России). Греко-католические митрополиты после 1838 года сменили приставку «Киевский, Галицкий и всея Руси» на «Галицкий». Патриарх не признающейся мировым православием каноничной Украинской православной церкви Киевского патриархата, использует приставку к титулу «всея Украины-Руси».

Представители светской власти

В титулах светских правителей приставка употреблялась эпизодически. Она не совпадала с фактическими размерами их владений, однако содержала в себе представление о номинальном политическом единстве русских земель и главенстве её обладателя в княжеской иерархии.

В домонгольское время приставка прилагалась к киевским князьям. В источниках она встречается применительно к Всеволоду Ярославичу, Владимиру Мономаху, Юрию Долгорукому, Ростиславу Мстиславичу (или Мстиславу Изяславичу, имя правящего на тот момент в Киеве князя не названо), Мстиславу Романовичу Смоленскому и Роману Мстиславичу Галицко-Волынскому.

После монгольского нашествия Киев пришёл в упадок, а великие князья Владимирские формально были признаны в Орде старейшими среди всех русских правителей. В 1299 году из Киева во Владимир переехал митрополит Киевский и всея Руси Максим. Первым бесспорным обладателем приставки из владимирских князей был Михаил Ярославич Тверской. После него приставку носили все владевшие Владимиром московские князья, начиная с Ивана Калиты.

В богатой переписке на греческом языке между византийским патриархами и императорами и великими князьями Иван Калита, Симеон Гордый, Иван II, Дмитрий Донской и Василий I последовательно называются Μέγας ῥὴξ πάσης Ῥωσίας «великий король всей России». Так пишут не только патриархи, но даже император Иоанн Кантакузин в 1347 году. Считается, что такое титулование не было односторонним и использовалось самими великими князьями в письмах, адресованных в Византию.

С конца XV века титул приобретает официальный характер и становится обязательным элементом титулатуры московских великих князей.

С XVI века в титулах московских царей изредка встречается эллинизированная форма «всея Росiи». С 1654 по 1721 год приставка расширилась до более подробной — так официальный титул Алексея Михайловича гласил «всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец». В эпоху Российской империи государев титул трансформировался в «Император всероссийский».

Правители Галицко-Волынского княжества в XIII—XIV веках помимо княжеского титула стали носить пожалованный Папой Римским титул королей Руси. По мнению Я.Исаевича, они подразумевали под «Русью» территорию своего княжества. По мнению Л. Войтовича, титул был претензионный и распространялся на всю Русь. С приставкой «всея» он отмечен в письме братьев Андрея и Льва Юрьевичей к магистру Тевтонского ордена (1316 год) — duces totius terrae Russiae, Galiciae et Lademiriae («князья всей земли Руси, Галича и Владимира») и в грамоте князя Юрия Тройденовича (1335 год) — dux totius Russiae Minoris («князь всей Малой Руси»).

Также титул правителей Руси использовался некоторыми гетманами Войска Запорожского. Так Богдан Хмельницкий, в дипломатической переписке с османским султаном, подписывался как «Гетман Войска Запорожского и всея Руси».

См. также

• Митрополит Киевский и всея Руси
• Митрополит Киевский, Галицкий и всея Руси
• Государь всея Руси
• Патриарх Московский и всея Руси
• Митрополит Московский и всея Руси (РПСЦ)
• Патриарх Киевский и всея Руси-Украины

Литература

• Богданов С. В. [www.drevnyaya.ru/vyp/2008_4/conf-3.pdf Об определении «всея Руси» в великокняжеской титулатуре XIV—XV в. (по материалам актов XIV—XV в.)] // Древняя Русь. Вопросы медиевистики.. — 2008. — № 4.
• Горский А. А. [dgve.csu.ru/bibl/VEDS_2007.shtml Князь «всея Руси» до XIV века] // Восточная Европа в древности и средневековье: политические институты и верховная власть. — М., 2007. — С. 55—61. — ISBN 5-94067-195-0.
• Соловьев А. В. [www.vremennik.biz/opus/BB/12/51635 Византийское имя России] // Византийский Временник. — М.: Изд-во АН СССР, 1957. — Т. 12. — С. 134—155.

Отрывок, характеризующий Всея Руси

Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.