All Singing, All Dancing
Поделись знанием:
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
(перенаправлено с «Все поют, все танцуют»)
| «All Singing, All Dancing» | ||||
| «Все поют, все танцуют» | ||||
| Эпизод «Симпсонов»
<tr><th style="font-size: 100%;" align="center" colspan="2"> | ||||
|
<tr><th align="center" colspan="2">Змей берёт семью в заложники</th></tr> | ||||
|---|---|---|---|---|
| Номер эпизода | 189 | |||
| Код эпизода | 5F24 | |||
| Первый эфир | 4 января 1998 года | |||
| Исполнительный продюсер | Дэвид Миркин | |||
| Сценарист | Стив О'Доннелл | |||
| Режиссёр | Марк Эрвин | |||
| ||||
| [www.snpp.com/episodes/5F24 SNPP capsule] | ||||
«All Singing, All Dancing» (рус. Все поют, все танцуют) — одиннадцатая серия девятого сезона мультсериала «Симпсоны».
Сюжет
Гомер берет в видеопрокате кинофильм Paint Your Wagon. Они с Бартом ожидают увидеть жестокий вестерн с Ли Марвином и Клинтом Иствудом, но оказывается, что это мюзикл. Раздосадованный Гомер вытаскивает кассету и начинает поносить пение, но Мардж делает замечание, что Гомер сам частенько поёт.
Дальше начинается попурри из песен, уже спетых в сериале:
| Название | Сезон | Серия |
|---|---|---|
| «Baby on Board» | 5 | «Homer’s Barbershop Quartet» |
| «We Put the Spring in Springfield» | 8 | «Bart After Dark» |
| «Springfield, Springfield» | 5 | «Boy-Scoutz ’n the Hood» |
| «Who Needs the Kwik-E-Mart?» | 5 | «Homer and Apu» |
| Версия Красти песни «Send In the Clowns» | 4 | «Krusty Gets Kancelled» |
| «See My Vest» | 6 | «Two Dozen and One Greyhounds» |
| «The Monorail Song» | 4 | «Marge vs. the Monorail» |
| «In the Garden of Eden» | 7 | «Bart Sells His Soul» |
| «We Do» (Гимн каменщиков) | 6 | «Homer the Great» |
Пение семьи привлекает Змея, и он врывается в дом; пение Симпсонов его раздражает, и он поёт сам.
Интересные факты
- Все музыкальные номера в этой серии, за исключением «We Put the Spring in Springfield», можно найти на диске с саундтреком к сериалу Songs in the Key of Springfield.
- Это четвёртый из пяти эпизодов-нарезок, вышедших в эфир за всю историю шоу. Остальные — «So It's Come to This: A Simpsons Clip Show» (4-й сезон), «Another Simpsons Clip Show» (6-й сезон), «The Simpsons 138th Episode Spectacular» (7-й сезон) и «Gump Roast» (13-й сезон).
- В финальных титрах первый выстрел Змея раздаётся во время показа имени Фила Хартмана. Через 4 месяца после выхода этого эпизода в эфир Хартман был застрелен в кровати собственной женой. И хотя технически это последний эпизод, в котором он принял участие, фактически он снялся не в нём, а в Marge vs. the Monorail, откуда была вырезана песня для этого эпизода.
- Во время повторов этого эпизода концовка первых двух номеров вырезана. Иногда и финальные титры обрываются сразу после первых выстрелов Змея.
- Барту больше не нравится песня Бёрнса «See My Vest» хотя в Two Dozen and One Greyhounds нравилась.
- В одном из моментов нам видна табличка, что код этого эпизода — 5F24.
Другие эпизоды-нарезки
- «So It’s Come to This: A Simpsons Clip Show»
- «Another Simpsons Clip Show»
- «The Simpsons 138th Episode Spectacular»
- «Gump Roast»
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Напишите отзыв о статье "All Singing, All Dancing"
Отрывок, характеризующий All Singing, All Dancing
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
