Всеобщее

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Всё»)
Перейти к: навигация, поиск
Гегельянство


Основные понятия
Абсолютный дух
Национальный дух
Абсолютная идея

Всеобщее, Диалектика
Антитезис, Снятие
Несчастное сознание

Тексты
«Феноменология духа»
«Наука логики»
«Энциклопедия философских наук»
«Философия права»
Течения
Младогегельянцы

Тюбингенская школа
Русское гегельянство
Актуальный идеализм

Люди
Штраус, Бауэр, Маркс

Грин, Брэдли, Мак-Таггарт
Кроче, Джентиле
Кожев

Всео́бщее (нем. Allgemeinheit) — абстрактное единство предметов согласно определенному свойству или отношению, благодаря которому они мысленно объединяются в некоторое множество, класс, род или вид.

Всеобщим является такой вид общего, который не позволяет отличить один материальный объект от другого, и, следовательно, не может выступать в роли особенного. Этот вид общего присущ всем предметам и явлениям реального мира и называется всеобщим[1].

Термин введен Г. В. Ф. Гегелем и использовался преимущественно гегельянцами, однако он имеет древнюю историю.





Всеобщее в истории философии

По мнению Ильенкова, проблема всеобщего поднимается еще в античной философии. Всеобщее усматривалось в первоначале. В классической философии всеобщее отождествлялось одновременно с абстракцией и сущностью вещей (например, идеи Платона или рода сущего у Аристотеля). В средневековой философии проблема всеобщего раскрывалась в спорах об универсалиях. Британские философы усматривали во всеобщем чистую абстракцию и игру воображения. Кант отождествлял всеобщее и априорное.

Всеобщее в философии Гегеля

В философии Гегеля всеобщее рассматривается в соотношении с единичным и особенным. Все единичное конечно и познается опытным путём. Сфера особенного - это законы явлений. Гегель утверждает, что если нет всеобщего, то не может быть ни чувственно-воспринимаемого единичного, ни одного особенного закона естествознания. Без всеобщего вообще не может быть ни одной мысли. Но всеобщее в опыте не дано. Высшим содержанием понятия всеобщего является единство мышления и бытия, природы и духа, которое составляет предмет философии[2].

Гегель отличал подлинно всеобщее (идею) от просто общего или абстрактно всеобщего (формы человеческого представления). Абстрактно всеобщее есть словесно зафиксированное тождество ряда явлений друг другу, совпадающее с тем, что у Канта называется «понятием рассудка». Подлинное (конкретное) всеобщее есть прежде всего закон существования и изменения бесконечного ряда единичных и особенных явлений. Такое всеобщее уже нельзя понимать как простое сходство и тождество ряда явлений друг другу. В качестве закона, управляющего процессом превращения единичных и особенных явлений друг в друга, конкретное всеобщее есть «душа единичного». Всеобщее есть субстанция единичного.

Всеобщее в диалектическом материализме

Отвергнув гегелевское толкование всеобщего как порождение абсолютной идеи, классики марксизма-ленинизма показали, что категория всеобщего есть отражение реально всеобщего, то есть объективного единства многообразных явлений природы и общества, в сознании человека. Объективно всеобщее отражается в мышлении в форме системы понятий, определений.

См. также

Напишите отзыв о статье "Всеобщее"

Примечания

  1. Шептулин, 1973, с. 132.
  2. Поволокина Н. А. [www.examen.ru/add/School-Subjects/Social-Sciences/Philosophy/9565/9579 Философия Гегеля и проблема гуманизации высшего образования] // Гуманитарная подготовка студентов негуманитарных вузов и специалистов гуманитарного профиля. М., 1992. С. 349-350.
В Викисловаре есть статья «всеобщее»
В Викисловаре есть статья «всё»

Литература

Отрывок, характеризующий Всеобщее

Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.