Всё о Еве

Всё о Еве
All About Eve
Режиссёр	Джозеф Лео Манкевич
Продюсер	Дэррил Ф. Занук
Автор сценария	Джозеф Лео Манкевич
В главных ролях	Бетт Дэвис Энн Бэкстер Джордж Сандерс Селеста Холм
Оператор	Милтон Краснер
Композитор	Альфред Ньюман
Кинокомпания	20th Century Fox
Длительность	138 мин.
Страна	США США
Язык	английский
Год	1950
IMDb	ID 0042192
Выход фильма «Всё о Еве» (оригинальное название — All About Eve)

К:Фильмы 1950 года

«Всё о Еве» (англ. All About Eve) — американский фильм-драма 1950 года, снятый режиссёром Джозефом Лео Манкевичем. Манкевич также написал сценарий, основанный на рассказе Мэри Орр «Мудрость Евы» (англ. The Wisdom of Eve). Бетт Девис сыграла Марго Ченнинг, очень знаменитую, но стареющую звезду Бродвея. Энн Бакстер снялась в роли Евы Харрингтон, молодой поклонницы Ченнинг, которая вкрадывается в её жизнь и, в конечном счёте, становится угрозой и для её карьеры, и для её личной жизни. В остальных ролях задействованы Джордж Сандерс, Селеста Холм, Хью Марлоу, Гари Меррилл, Телма Риттер, а также Мэрилин Монро, для которой это был один из первых фильмов.

«Всё о Еве» получил восторженные отзывы критиков; фильм был заявлен в 14 номинациях на премию «Оскар» (такого числа номинаций позднее добился только «Титаник» в 1997 году) и завоевал 6 из них, включая премию за лучший фильм.

В истории кинематографа лента считается классической, в 1990 году она была отобрана для хранения в Национальном реестре фильмов. В 1998 году фильм «Всё о Еве» занял 16-ю позицию в списке 100 лучших Американских фильмов Американского института киноискусства.

Сюжет

Фильм начинается с вымышленной сцены вручения престижной театральной премии имени Сары Сиддонс, которую получает молодая актриса Ева Харрингтон. Далее следуют события, показанные в ретроспективе.

Марго Ченнинг (Бетт Девис) — одна из самых больших звёзд Бродвея, но несмотря на её непревзойдённый успех, возраст даёт о себе знать. После очередного вечернего спектакля она знакомится с молодой женщиной, Евой Харрингтон (Энн Бакстер). Ева заверяет, что она — преданная поклонница её таланта, и рассказывает в компании, собравшейся в гримёрке Марго, что именно она, Марго Ченнинг, вдохновила её приехать из Сан-Франциско в Нью-Йорк после её театрального представления там. Постепенно в фильме раскрывается двуличность Евы и её тайное намерение отнять у Марго Ченнинг всё, что той дорого: её любовника (Гэри Меррилл), её друзей (Селеста Холм и Хью Марлоу), её театральную карьеру и славу.

Ева собирается вытеснить Марго, став её дублёршей. Как только Марго не сможет выйти на сцену, она намерена сделать это вместо неё, продемонстрировать свои достоинства перед многочисленными критиками. Её план проваливается, и она решает путём шантажа получить следующую роль, обещанную Марго, не подозревая, что та сама уже не рада играть роли, не подходящие для неё из-за возраста.

Ева пытается подняться в театральном мире, используя помощь театрального критика Эддисона Девитта (Джордж Сандерс). Незадолго до премьеры спектакля с её участием она посвящает Девитта в свой план — выйти замуж за сценариста Ллойда Ричардса (Хью Марлоу) после его развода с женой Карен (Селеста Холм). Девитт, имея собственный расчет, раскрывает всю подноготную Евы и шантажирует её. Он рассказывает о том, что послужило настоящей причиной её приезда в Нью-Йорк из Сан-Франциско. Как выясняется, Ева была вынуждена уйти с работы на пивоваренном заводе, когда жена босса прослышала о непозволительной связи Евы со своим мужем. Хотя Эддисон и оскорбляет Еву, в то же время он увлечён ею и продолжает способствовать её карьере.

Еве, теперь уже звезде Бродвея, вручают премию за исполненную роль. После чего у себя в квартире она обнаруживает пробравшуюся к ней молодую поклонницу — и всё готово повториться сначала.

В ролях

• Бетт Дэвис — Марго Ченнинг
• Энн Бакстер — Ева Харрингтон
• Джордж Сандерс — Эддисон ДеВитт
• Селеста Холм — Карен Ричардс
• Гэри Меррилл — Билл Симпсон
• Хью Марлоу — Ллойд Ричардс
• Грегори Ратофф — Макс Фабиан
• Барбара Бэйтс — Фиби
• Мэрилин Монро — мисс Кассуэл
• Телма Риттер — Бёрди
• Уолтер Хэмпден — пожилой актёр

Создание фильма и основные темы

Рассказ Мэри Орр «Мудрость Евы» был основан на реальной истории, произошедшей с австрийской актрисой Элизабет Бергнер, которую часто называли «Гарбо на сцене». Рассказ был опубликован в журнале «Cosmopolitan» в мае 1946 года; затем Орр написала на его основе радиопьесу, которая привлекла внимание Джозефа Лео Манкевича. Первоначальное название фильма «Мудрость Евы» изменялось несколько раз: сначала оно превратилось в «Еву Харрингтон», затем — в «Лучшую роль» (Best Performance), после чего был найден окончательный вариант — «Всё о Еве».

Хотя продюсер фильма Дэррил Занук хотел видеть в главной роли Марлен Дитрих, Манкевич настоял на кандидатуре Клодетт Колбер. Однако за две недели до начала съёмок она была вынуждена отказаться от роли из-за несчастного случая. В итоге роль Марго Ченнинг досталась Бетт Дэвис. Известно, что Манкевич при создании образа Марго вдохновлялся судьбой Пег Уоффингтон (Peg Woffington), ирландской актрисы XVIII века; после выхода ленты ходили слухи, что прототипом Марго была Таллула Бэнкхед. Однако Бетт Дэвис также могла ассоциировать себя с героиней, чувствующей закат своей славы и угрозу со стороны молодёжи, поскольку к тому моменту продолжение карьеры 41-летней актрисы находилось под вопросом. Благодаря успеху фильма «Всё о Еве» эта проблема для Дэвис была решена. Кроме острого для театральной среды вопроса о столкновении амбиций и старении, лента затрагивает важную для женщин дилемму: карьера или брак. В конце концов Марго выбирает второе.

Награды и номинации

• 1950 — номинация на премию Национального совета кинокритиков США за лучший фильм.
• 1951 — приз лучшей актрисе (Бетт Дэвис) и специальный приз жюри (Джозеф Манкевич) на Каннском кинофестивале.
• 1951 — 6 премий «Оскар»: лучший фильм, лучший режиссёр (Джозеф Манкевич), лучший сценарий (Джозеф Манкевич), лучший актёр второго плана (Джордж Сандерс), лучшие костюмы в чёрно-белом фильме (Эдит Хед, Шарль Ле Мер), лучшая запись звука. Лента была также выдвинута в 8 номинациях: лучшая актриса (Бетт Дэвис и Энн Бакстер), лучшая актриса второго плана (Селеста Холм и Телма Риттер), лучшая чёрно-белая операторская работа (Милтон Краснер), лучший монтаж (Барбара Маклин), лучшая музыка (Альфред Ньюман), лучшая работа художников и декораторов в чёрно-белом фильме (Лайл Уилер, Джордж Дэвис, Томас Литтл, Уолтер Скотт).
• 1951 — премия BAFTA за лучший фильм.
• 1951 — премия «Золотой глобус» за лучший сценарий (Джозеф Манкевич), а также 5 номинаций: лучший фильм — драма, лучший режиссёр (Джозеф Манкевич), лучшая драматическая актриса (Бетт Дэвис), лучший актёр второго плана (Джордж Сандерс), лучшая актриса второго плана (Телма Риттер).
• 1951 — премия Гильдии режиссёров США (Джозеф Манкевич).
• 1951 — премия Гильдии сценаристов США за лучшую американскую комедию (Джозеф Манкевич).
• 1952 — премия «Бодил» за лучший американский фильм (Джозеф Манкевич).
• 1952 — премия «Серебряная лента» Итальянского национального синдиката киножурналистов в категории «лучшая зарубежная актриса» (Бетт Дэвис).

См. также

• Всё о моей матери
• Шоугёлз

Ссылки

• «Всё о Еве» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.allmovie.com/movie/v1546 «Всё о Еве»] (англ.) на сайте allmovie
• На Викискладе есть медиафайлы по теме Всё о Еве

Отрывок, характеризующий Всё о Еве

– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.