Вторая книга Маккавейская

Вторая книга Маккавейская (Μακκαβιων Β)
Падение Антиоха с колесницы (2Мак. 9:1-9). Гравюра Гюстава Доре
Раздел:	Исторические книги
Язык оригинала:	греческий
Легендарный автор:	Иасон Киринейский
Легендарное время создания:	124 год до н. э.
Местность:	Иудея
Предыдущая (православие):	Первая книга Маккавейская
Следующая:	Третья книга Маккавейская
Викитека:	Вторая книга Маккавейская Текст на Викитеке
Вторая книга Маккавейская на Викискладе

Вторая книга Маккавейская — одна из книг Библии, не входящая в Канон. Данный текст не является продолжением Первой книги Маккавейской, а лишь дополнением к ней. Если первая книга Маккавейская представляет собой почти документальное повествование, то вторая книга изобилует драматическими эпизодами, диалогами, описанием чудес, произошедших при изгнании Селевкидов и эллинистов из Иудеи и образовании независимого царства Маккавеев.

Во второй главе говорится, что данный текст представляет собой сжатый пересказ изложенного в пяти книгах рассказа некоего Иасона Киринейского. В первой главе указывается предположительная дата создания текста — 188 год эры Селевкидов (то есть 124 год до н. э.) (2Мак. 1:10).

Содержание

Вступление

Иудеи Палестины пишут письмо своим единоверцам в Египет о необходимости соблюдения праздника кущей. При этом они рассказывают о проблемах, которые были в 169 году эры Селевкидов, однако разрешились к 188 году. Подробно описывается гибель Антиоха Епифана в храме Нанеи, что воспринимается как кара Божья. Далее авторы текста приводят два важных рассказа, более нигде не встречающиеся в Библии. Первый о Неемии, который нашёл воду в колодце, где некогда жрецы из Иерусалима пытались сохранить храмовый огонь. Когда Неемия облил густой водой камни жертвенника, то вспыхнул огонь. Но от воссиявшего света, исходившего от жертвенника, пламя погасло. Узнав об этом, царь Персии приказал объявить это место священным. Это место прозвали Нефтай, что значит очищение.

Другой рассказ о том, что Иеремия приказал Скинии и Ковчегу Завета идти на гору, откуда некогда Моисей видел всё наследие Божее. Здесь Иеремия спрятал указанные предметы в пещере. Своим спутникам пророк сообщил, что указанные предметы будут явлены в день, когда Израиль наконец-то соберётся воедино.

Далее авторы текста обещают рассказать евреям из Египта краткую историю чудесного освобождения Израиля из-под власти Селевкидов, используя при этом историю Иасона Киринейского. Однако ввиду обширности данного текста, они предлагают рассказать только важнейшие эпизоды этой героической эпохи.

Попытки Селевкидов эллинизации Иудеи

Первоначально греки позволяли иудеям следовать своим религиозным традициям, и Селевк даже присылал приношения на Храм. Однако попечитель храма Симон Вениамитянин вошёл в конфликт со священником Онией и в качестве мести сообщил грекам о сокровищах, находящихся в Храме. Тогда царь послал своего министра Илиодора в Иерусалим захватить эти сокровища. Все евреи усердно молились Богу о том, чтобы Он не позволил случиться этому святотатству. И когда Илиодор вошёл в сокровищницу, он увидел всадника в золотой броне. После этого посланец ослеп и потерял способность двигаться. Еле-еле спутники Илиодора упросили Онию помолиться об исцелении их предводителя. По молитве первосвященника военачальник Илиадор был исцелён и, вернувшись ко двору, сказал царю, что если тот имеет врага, с которым желает расправиться, для этого нет лучшего способа, чем отправить того в Иерусалимский Храм.

Однако новый царь, Антиох Епифан, не сделал никаких выводов из этой истории. И когда брат Онии Иасон начал домогаться сана брата, то способствовал занятию этим нечестивцем высшего духовного сана в Иудее. В свою очередь, Иасон начал насаждать в Иудее греческие обычаи, как-то гимнастические упражнения, которые своей формой были неприемлемы для иудеев. Но торжество Иасона было недолгим — однажды тот послал Менелая, брата Симона к Антиоху с дарами, так этот нечестивец, добавив крупную сумму от себя, выпросил сан первосвященника, на который не имел ни малейшего права. Получив высшую священническую должность, Менелай при помощи греков начал преследования сторонников иудейских законов. В ходе репрессий погиб и Ония. Тогда евреи восстали. Узнав об этом, Антиох направил свою армию в Израиль. Менелай позволил ему войти в Храм и касаться священных сосудов.

В стране началось жестокое преследование иудеев, соблюдающих Закон Моисеев. Их вместе с детьми сбрасывали со стен, жгли в пещерах, умерщвляли различными другими способами. Однажды нечестивцы надумали надругаться над старцем Елиазаром, заставляя того есть свиное мясо, однако тот выплюнул недопустимую для еврея пишу. Тогда его преследователи, зная о высоком авторитете старца, предложили ему притвориться, как будто он совершает языческие обычаи, однако тот с гневом отверг этот план, говоря, что во многом является примером для окружающих, поэтому до конца жизни будет соблюдать Закон. Тогда его умертвили.

Особый пример мужества явила одна иудейка и семеро её сыновей. Молодых людей одного за другим вызывали и предлагали есть свиное мясо и делать то, что противоречило Закону. Так как ни один из них на это не соглашался, то с них живых сдирали кожу и отрубали члены тела, после чего жарили на раскалённых сковородах. Однако каждый последующий брат, видя смерть предыдущего, исповедовал свою веру и уверенность, что по воскресении Бог воздаст им за их стойкость. Когда остался лишь самый младший, Антиох попытался уговорить мать склонить юношу к отступничеству. Однако мать на родном языке призвала своего последнего сына к стойкости. Юноша героически исповедал свою веру, после чего был подвергнут более сильным мукам, чем его братья. После смерти сыновей была казнена и мать.

Значение книги

Доктрины, содержащиеся в книге

• Вера в воскресение умерших и зависимость посмертной участи от дел, совершённых при жизни (исповедания старца Елиазара и семи братьев).
• Молитвы за умерших.
• Сотворение Богом «всего из ничего» (2Мак. 7:28).

Ссылки

• [www.lechaim.ru/ARHIV/262/drevnosti.htm О повстанцах, мучениках и евреях диаспоры в Маккавейских книгах]

Источники

• [ru.wikisource.org/wiki/БЭАН/Маккавейские_книги Маккавейские книги] — статья из Библейской энциклопедии
• Толковая Библия. Издание преемников А. П. Лопухина, том шестой, СПб, 1909 год, репринт Стокгольм, 1990 год
• Александр Мень, Библиологический словарь, том 2, Фонд имени А.Меня, Москва, 2002 год, ISBN 5-89831-020-7

Отрывок, характеризующий Вторая книга Маккавейская

Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.