Англо-бурская война (1899—1902)

Вторая англо-бурская война
Основной конфликт: Англо-бурские войны
Дата	11 октября 1899 — 31 мая 1902
Место	Южная Африка
Итог	Победа Британской империи
Противники
Британская империя: Великобритания Капская колония Наталь Южно-Африканская компания Австралия Австралия Индия Новая Зеландия Канада Цейлон Трансвааль Оранжевое Свободное Государство Иностранные добровольцы
Командующие
Лорд Солсбери Альфред Милнер Фредерик Робертс Редверс Буллер Герберт Китченер Пит (Питер) Кронье Петрус Жубер † Луис Бота Христиан Девет
Силы сторон
24-28 тыс. чел. (начало войны) 120 тыс. чел. (декабрь 1899) 450 тыс. чел. (конец войны) + 45 тыс. чел. (начало войны) + 83 тыс. чел. (конец войны) Иностранные добровольцы — 2825 чел.
Потери
22 000 погибших (в том числе 6000—7000 убито в боевых действиях, остальные умерли от болезней) 6000—8000 погибло или ранено; число умерших от болезней неизвестно; Потери среди гражданского населения (умерли в основном в концентрационных лагерях): более 26 тыс.

Вторая англо-бурская война 1899—1902 годов — превентивная война бурских республик — Южно-Африканской республики (Республики Трансвааль) и Оранжевого Свободного государства (Оранжевой Республики) против Британской империи, закончившаяся победой последней.

Предыстория конфликта и начало войны

Первыми европейскими колонистами в Южной Африке были выходцы из Нидерландов, которые прибыли на Чёрный континент в XVII веке и заняли территорию близ южной оконечности материка (сегодня здесь расположен город Кейптаун). Вслед за ними устремились переселенцы из Дании, Германии и Франции. Они покорили местные африканские племена и построили свои фермы, где использовали труд рабов-негров. Тогда же обосновавшихся в Южной Африке земледельцев и скотоводов стали называть бурами (слово «boer» на голландском означает «крестьянин»).

В те времена путь в Индию, страну сказочных богатств, шёл вокруг Африки. Великобритания, присоединившая индийские земли к своей короне, нуждалась в опорном пункте на побережье Африки для обеспечения безопасного плавания в новую колонию. В 1795 году подразделения Британской империи захватили принадлежавшую голландцам Капскую колонию, и она была объявлена собственностью Британии. Введение английского языка в качестве государственного, прибытие британских поселенцев, сбор налогов в пользу британской казны и, наконец, отмена рабства в 1834 году для чернокожего населения вызвали недовольство буров. Возмещение материального ущерба за потерянных рабов казалось бурам смехотворным, поскольку британская казна выплачивала деньги по вест-индийским (американским) ценам, а в Южной Африке невольники стоили вдвое дороже. С отменой рабства многие бурские фермеры разорились. Всё это вкупе с недостатком пастбищных земель привело в 1834—1838 гг. к массовому переселению буров вглубь Африки, за реку Вааль. Исход буров в новую землю обетованную был назван «великим треком». Многие голландцы бросали свои фермы, не дожидаясь их продажи с аукциона, и устремлялись за соотечественниками, желая одного — только бы не остаться на территории британских колоний. За рекой Вааль буры создали два государства: Южно-Африканская республика, более известная как Трансвааль, и Оранжевое свободное государство (Оранжевая республика). В 1852—1854 годах эти государства были признаны Великобританией.

На изолированном от остального мира плоскогорье почти не чувствовалось влияния цивилизации. Буры, большинство которых были неграмотными, жили на отдалённых друг от друга фермах. По воскресеньям в семьях вслух читали Библию. Американский писатель Марк Твен, посетивший Южную Африку в конце XIX века, писал о жителях Трансвааля:

Буры очень набожны, глубоко невежественны, тупы, упрямы, нетерпимы, нечистоплотны, гостеприимны, честны во взаимоотношениях с белыми, жестоки по отношению к своим чёрным слугам… им совершенно всё равно, что творится в мире.

Сравнивая белых колонистов с чёрными жителями Африки, Твен отзывался о бурах очень резко:

Чёрный дикарь… был добродушен, общителен и бесконечно приветлив… Он… жил в хлеву, был ленив, поклонялся фетишу… Его место занял бур, белый дикарь. Он грязен, живёт в хлеву, ленив, поклоняется фетишу; кроме того, он мрачен, неприветлив и важен и усердно готовится, чтобы попасть в рай,— вероятно, понимая, что в ад его не допустят.

Помощник российского военного агента (атташе) в Трансваале капитан (позднее — генерал-майор) фон Зигерн-Корн был более сдержанным в своих оценках:

Буры не были никогда убеждёнными и закоренелыми, так сказать, рабовладельцами. <…> на следующий же год после основания ими республики на одном из митингов, весьма многолюдном, решено было добровольно и единогласно отказаться навсегда от порабощения чернокожих и от торговли невольниками. В таком духе была издана соответствующая прокламация. Она не вызвала ни одного протеста ни с чьей стороны и никем впоследствии не нарушалась. В сущности, ею было отменено лишь формальное право собственности на живой человеческий товар, отношения же к покорённым чернокожим остались прежние. Оно и понятно. Буры никак не могли считать диких, только что побеждённых ими врагов за равных себе. <…> Пока чёрный слуга служит ему с покорностью и преданностью, он относится к нему спокойно, справедливо и даже добродушно. Но достаточно, чтобы бур почуял в чернокожем малейший оттенок коварства, малейшую искру возмущения, как спокойный и добродушный хозяин превращается в грозного, неумолимого палача и подвергает непокорного жестокому наказанию, не смущаясь никакими последствиями.

Тихая патриархальная жизнь буров была нарушена в 1867 году, когда на границе Оранжевой республики и Капской колонии обнаружили крупнейшее в мире месторождение алмазов. Здесь возникла компания Де Бирс — алмазная империя промышленника Сесила Джона Родса, ставшего в 90-х гг. XIX в. премьер-министром Капской колонии и активно подталкивавшего Великобританию к войне с бурами.

В конце 70-х годов XIX века Великобритания попыталась присоединить Трансвааль к своим колониальным владениям, результатом чего стала первая англо-бурская война 1880—1881 гг. В ходе этой войны бурам удалось отстоять самостоятельность своего государства, и в 1883 году Великобритания признала его (хотя и без упоминания о суверенитете).

В 1886 году уже в Трансваале нашли богатейшие в мире золотоносные месторождения. В страну хлынул поток приезжих, главным образом британцев, желавших работать в горно-рудной промышленности.

Иностранцы, на голландском ойтландеры, сосредоточили в своих руках золотодобычу, промышленность и торговлю Трансвааля, в то время как буры по-прежнему жили на фермах, занятые земледелием и скотоводством. Правительство Южно-Африканской республики обложило ойтландеров высокими налогами, благодаря чему государство, ранее постоянно балансировавшее на грани банкротства, за 10 лет увеличило свои доходы в 11 с лишним раз.

К 1899 г. численность ойтландеров в Трансваале достигла 200 тыс. человек (из них — 159 тыс. британцев, около 15 тыс. — немцы, остальные голландцы, французы и др.). Сам президент П. Крюгер считал, что на 30 тыс. уже зарегистрированных в Трансваале избирателей приходилось от 60 до 70 тыс. потенциальных избирателей из числа ойтландеров. В этих условиях ойтландеры всё настойчивее заявляли о желании получить гражданские права. Кроме того, они просили отменить пятипроцентный налог на добычу золота, снизить таможенные пошлины, установить равенство английского языка с голландским и разрешить людям, не исповедовавшим кальвинизм, занимать государственные должности.

Рейд Джеймсона

Среди британских поселенцев в Трансваале не было единодушия насчёт методов борьбы за свои права. Часть ойтландеров предлагала действовать мирным путём, а часть — вооружённым. В 1895 году при негласной поддержке правительства Великобритании вооружённый отряд, принадлежавший частной британской горно-рудной компании, во главе с врачом Джеймсоном пересёк границу Трансвааля со стороны Родезии. Под предлогом помощи страдающим от бесправия соотечественникам британцы пытались захватить Йоханнесбург.

Сначала они не встретили никакого сопротивления, но дня через два отряд был окружён и взят в плен бурскими войсками. Вопреки ожиданиям Джеймсона, жители Йоханнесбурга не подняли восстания в поддержку «освободителей». Законопослушные подданные Великобритании были убеждены в том, что отстаивать их права должна британская корона и её вооружённые силы. Сами же они не спешили браться за оружие.

Провал «рейда Джеймсона» убедил правящие круги Великобритании в том, что аннексия золотодобывающих районов Южной Африки повлечёт за собой большую войну. Поэтому сначала следовало подготовить общественное мнение.

Силы сторон

Трансвааль и Оранжевая республика не имели постоянных армий, кроме артиллерийских подразделений. Насчитывалось до 47 тыс. военнообязанных, хранивших оружие дома. Основным оружием пехоты были пятизарядная немецкая винтовка Маузера образца 1895 г. калибра 7×57 мм и устаревшая однозарядная британская Винтовка Пибоди-Мартини калибра 11,43 мм R (0,45 дюйма). Численность полевой армии точно неизвестна, в декабре 1899 насчитывалось до 28 тыс. (по оценкам командования буров). Артиллерия имела 33 полевых орудия (в том числе 19 скорострельных), 20 тяжёлых орудий (155-мм пушка Creusot Long Tom и 120 mm Krupp M. 1892 field howitzer), 28 скорострельных 37-мм орудий QF 1 pounder и 37 пулемётов Максима.

Британские войска в начале войны насчитывали 24—28 тыс. человек, уступали бурам в качестве стрелкового вооружения и артиллерии.

Ход войны

Действия буров в начале войны (11 октября 1899 — февраль 1900)

Хотя буры первыми открыли наступательные действия, тем не менее, именно британцы, саботируя любые мирные инициативы бурского правительства, постоянно наращивали воинские контингенты в Капской колонии. Буры нанесли превентивный удар в расчете на «блицкриг» до переброски основных сил Британской империи на континент.

Действия на Западном фронте

Войска буров перешли границу 12 октября. Отряд в 5 тыс. чел. под командованием Кронье и Снимана осадили Мафекинг, где находился британский гарнизон из 700 чел. нерегулярных войск с 2 орудиями и 6 пулеметами. В ноябре Кронье с большей частью сил ушёл на юг к Кимберли, оставив около 2 тыс. чел для осады Мафекинга.

15 октября буры осадили Кимберли с британским гарнизоном до 2000 чел., в основном нерегулярных войск. В Кимберли находился и бывший премьер правительства Капской колонии Сесиль Родс.

В ноябре 1899 для деблокады Кимберли британское командование направило 1-ю пехотную дивизию под командованием Мэтьена (8 батальонов, 1 кав. полк, всего до 10 тыс. чел., 16 орудий, 1 бронепоезд). 23 ноября британские войска вели бой с отрядом буров (2-3 тыс. чел) у ст. Бельмонт, 25 ноября — у Энслинских высот. В обоих случаях британцы овладели позициями противника, но ценой значительных потерь (всего 70 убитых, 436 раненых). 28 ноября Мэтьен атаковал основные силы буров (8-9 тыс. чел. под командованием Кронье) у реки Моддер, после упорного боя буры отступили. Потери британцев составили 72 убитыми и 396 ранеными.

В декабре Мэтьен получил подкрепления (3-я Шотландская бригада, кав. полк, конная батарея и 4 тяжёлых орудия) и 11 декабря атаковал позиции буров у Магерсфонтейна, но потерпел поражение, потеряв около 1000 чел.

Действия в Натале

На Натальском фронте буры в октябре 1899 взяли Чарлстаун, Ньюкасл, Гленко и осадили Ледисмит, где был блокирован британский отряд генерала Уайта. Попытка генерала Р.Буллера (с 31 октября — командующий британскими войсками в Южной Африке) деблокировать Ледисмит привела к поражению при Коленсо 15 декабря.

Действия в Капской колонии

1 ноября войска буров пересекли границу Капской колонии, позднее они заняли Наупорт и Стормберг, усилив свои ряды за счет местных жителей голландского происхождения. Британские войска генерала Гатакра (3-3,5 тыс. чел., 2 батареи, 2 пулемета) 10 декабря без разведки атаковали позиции буров (1700—2000 чел., 3 орудия). В сражении при Стормберге они потерпели поражение, потеряв более 90 чел. убитыми и ранеными и более 600 пленными.

Затянувшаяся осада Ледисмита, Кимберли и Мафекинга сковала основные силы буров, они далее не пытались вести наступательные действия.

Наступление британских войск (февраль — июнь 1900 года)

Британское командование начало массированную переброску войск в Южную Африку. Для парирования огня дальнобойных артиллерийских орудий буров французского производства с крейсеров «Террибл» и «Пауэрфул» были сняты тяжёлые дальнобойные морские орудия и к ним сделаны импровизированные колёса и лафеты (металлические и деревянные). Часть дальнобойных орудий успели доставить в город Ледисмит по железной дороге и они не позволили осаждавшим бурам захватить этот город. Другие орудия использовались для наступления британских войск в Натале. Вскоре британцам удалось обеспечить подавляющий численный и технический перевес (к декабрю 1899 года общая численность войск достигла 120 тыс., к концу войны — 450 тыс.) В декабре 1899 года командующим британскими войсками был назначен фельдмаршал Робертс. Перейдя в наступление, британские войска в феврале 1900 года окружили и принудили к капитуляции армию Оранжевой республики при Паадеберге и деблокировали Кимберли (15 февраля), затем 1 марта 1900 года деблокировали Ледисмит, а 17 мая сняли осаду Мафекинга.

13 марта 1900 года они заняли столицу Оранжевой республики Блумфонтейн, а 5 июня 1900 года — столицу Трансвааля Преторию. К сентябрю 1900 г. регулярная война прекратилась.

Передав командование генералу Китченеру, фельдмаршал Робертс отплыл из Южной Африки.

Партизанская война (июнь 1900 — май 1902)

После падения Претории буры под руководством Х. Девета, Л. Боты и Я. Деларея попытались развернуть партизанскую войну. В ответ, стремясь сломить сопротивление буров, британская армия создала систему блокгаузов — укреплённых пунктов, находившихся вблизи друг друга и прикрывавших основные пути сообщения. Также широко применялись репрессии против населения, заподозренного в содействии партизанам — жителей заключали в концлагеря, сжигали фермы, угоняли скот.

Одновременно лидеры буров безуспешно пытались добиться выступления великих держав за скорейшее заключение мира и сохранение независимости бурских республик (поездка П. Крюгера в Европу в 1900).

Концентрационные лагеря (1900—1902)

Термин «концентрационный лагерь» появился в период англо-бурской войны и был применён британской армией к местам содержания бурского сельского населения, которое собиралось (концентрировалось) в лагерях для предотвращения помощи партизанам. Это был второй случай (помимо применения концлагерей испанцами во время подавления восстания на Кубе в 1896 г.) насильственного собирания (концентрации) мирного населения во время боевых действий.

Окончание войны

Война завершилась подписанием 31 мая 1902 года мирного договора в местечке Феринихинг под Преторией, по которому буры признали аннексию Трансвааля и Оранжевой Республики Британией. Согласно его положениям буры признавали власть британской Короны, но взамен правительство объявляло амнистию участникам боевых действий, обещало предоставить бурам в будущем самоуправление, давало разрешение на использование голландского языка в школьном преподавании и в судах, обязалось возместить убытки, нанесенные фермерам действиями британских войск. В восьмой статье договора особо оговаривалось условие, что вопрос о предоставлении избирательных прав африканцам в бывших бурских республиках не подлежал решению до введения в них самоуправления. Это условие заложило основу для лишения в будущем африканцев права участвовать в управлении Южной Африкой. Желая упрочить своё господство, британцы в 1910 году создали Южно-Африканский Союз, в состав которого была включена территория бывших бурских республик.

Последствия для буров

• Организация концлагерей, в концентрационных лагерях британцы содержали 200 тысяч человек, что составляло примерно половину белого населения бурских республик. Из них по меньшей мере 26 тысяч человек погибло от голода и болезней.
• Пленных буров-мужчин британцы отправляли как можно дальше от родных земель — в концлагеря на территории Индии, Цейлона и других британских колоний.
• После 1902 года в Южную Африку британцами, были ввезены около 50 тысяч китайцев на работы на золотых рудниках в Витватерсранде.

Влияние англо-бурской войны на развитие военного дела

Война обнаружила серьёзные недостатки в подготовке британских войск, которые несли большие потери при атаках пехоты в сомкнутом строю против стрелковых цепей буров. Выявилось важное значение полевой фортификации, массированного применения скорострельных полевых орудий. Широко были применены пулемёты, бронепоезда, обмундирование защитного цвета (хаки). Также в качестве полевых укреплений бурами и армией Британской империи начали применяться окопы, вместе с блокгаузами. Впервые бурами стали применяться незаметные безбрустверные окопы; ими же, а позднее британцами, одними из первых была применена в военном деле колючая проволока(впервые в войне она была применена испанцами во время осады Сантьяго в 1898 г.).

Война выявила для обеих воюющих сторон необходимость рассредоточенных боевых порядков, а именно редких стрелковых цепей, что позволяло вести огонь по противнику из всех имевшихся в наличии видов винтовок и карабинов (при близком огневом соприкосновении — из револьверов и пистолетов) и уменьшать собственные потери, необходимость поддерживать наступление усиленным артиллерийским, пулемётным и ружейным огнём, а также важность использования в бою обходных кавалерийских и пехотных манёвров. Огромное значение имели полевые укрепления и их спешное возведение из подручных материалов, использование неровного рельефа гористой или холмистой местности для защиты от неприятельского огня и скрытого маневрирования резервами в складках местности и быстрое самоокапывание пехоты. Англо-бурская война впервые выявила для европйских держав господство преимущественно огневого, а не штыкового боя. Применение пулемётов и скорострельных орудий означили начало конца многовековой славы кавалерии как основного наступательного рода войск. Все эти факторы выявила впервые Американская Гражданская война (1861—1865) на опыт которой и европейские, и в особенности британские наблюдатели не обратили особого внимания, несмотря на преподавание в британских военных академиях, например, кампании Джексона в Долине Шенандоа. Все уроки войны британская армия была вынуждена повторить на своем горьком опыте, также британским командованием был проигнорован опыт первой Англо-Бурской войны.

Буры славились как отличные стрелки и с успехом использовали свои умения, уничтожая британских офицеров. Впоследствии подобная тактика привела к появлению нового вида регулярных войск — снайперов. Кроме того, антипартизанский характер операций британцев против буров привел британское командование к тактике «выжженной земли» (уничтожение гражданской инфраструктуры бурских территорий), и борьбы с мирным населением путём создания концентрационных лагерей, где содержались военнопленные, заложники и прочие подозрительные, с точки зрения британцев, элементы.

После осознания того, что так называемая «погоня» за бурами не приносит ожидаемого успеха, британский главнокомандующий лорд Китченер с августа 1901 г. перестал проводить обыск и опустошение бурских территорий целыми колоннами и решил создать мобильные небольшие конные отряды, которые должны были осуществлять частые рейды вглубь бурской территории. Для этого были отобраны особенно отличившиеся солдаты и добровольно сдавшиеся буры, чтобы в длительных маршах преследовать врага, нападать на бурские лагеря и загонять отряды буров за британские линии блокгаузов или на поджидавшие буров-партизан британские бронепоезда. Таким образом, Китченер перешёл от тактики «выжженной земли» к тактике ночных нападений или рейдов. Последующие события показали, что именно такая антипартизанская тактика в сочетании с укреплёнными линиями блокгаузов и применением бронепоездов стала действенным способом борьбы с бурами.

Участие иностранных добровольцев

В Трансваале на стороне буров воевали голландские, немецкие, французские, русские добровольцы, то есть нации, испытывавшие по историческим причинам симпатии к бурам или неприязнь к британцам. По данным историков англо-бурской войны (британского — Х.Хиллегаса) и (южноафриканского — Б.Потингера), в бурских отрядах сражалось более 2,5 тыс. иностранных волонтеров, из которых большую часть составляли голландцы (650 чел.), немцы (550 чел.), французы (400 чел.). Воевали также американцы (300 чел.), русские (225 чел.), итальянцы (200 чел.), норвежцы, шведы (150 чел.) и др.

Наиболее известным среди добровольцев из Российской Империи был подполковник запаса военный журналист Евгений Яковлевич Максимов. Он принял командование сначала «Иностранным легионом» (сборным отрядом иностранных добровольцев) после гибели его командира французского полковника (трансваальского генерала) графа Виллебуа-де-Марейля, затем из-за разногласий между представителями различных национальностей передал командование местному генералу, а сам стал начальником «Голландского корпуса» (отряда добровольцев преимущественно из Голландии) и в апреле 1900 г. участвовал в нескольких кровопролитных сражениях против британцев, когда буры отступали, тщетно пытаясь задержать имевшие многократное численное превосходство британские войска. Максимов был тяжело ранен в голову (его спас врач русско-голландского санитарного отряда фон Ренненкампф) и не смог в дальнейшем принять участия в партизанской войне. В британских военных сводках подполковника Максимова ошибочно назвали убитым. А британский офицер, капитан Таус (Towse), тяжело ранивший в ближнем бою из пистолета (револьвера) командира «Голландского корпуса» и сам получивший от него тяжелое пулевое ранение, приведшее к полной потере зрения, позднее был награждён за храбрость крестом Виктории, высшей наградой своей страны. 24 мая 1900 г. несколько сотен буров и европейцев провозгласили подполковника Максимова «фехт-генералом» (боевым генералом) (у них было такое право). Таким образом, Евгений Яковлевич Максимов стал вторым иностранцем, получившим этот чин. Первым по решению трансваальского правительства стал погибший незадолго до этого французский полковник граф Вильбуа-Марей, первый командир «Иностранного легиона». В дальнейшем судьба Максимова привела его к смерти на поле брани. Он, несмотря на возраст (55 лет), ушел добровольцем на русско-японскую войну и в сражении под Мукденом в составе Орловского полка погиб 1 октября 1904 года, командуя батальоном.

На стороне буров воевал и грузинский князь Николоз (Нико) Багратиони-Мухранский (1868—1939), который был известен как «Нико Бур». Будучи богатым дворянином, он поехал в Восточную Африку через Санкт-Петербург и Париж для участия в редкой по тем временам охоте на диких животных (восточно-африканское сафари) (по другим данным — поехал участвовать в этнических скачках на лошадях на Всемирной выставке в Париже и решил прокатиться в ожидании открытия выставки до Египта), но, едва успев доехать до египетского порта Александрия, услышал новость, что началась англо-бурская война. Он отправился воевать за буров, хотя прежде ничего не слышал об этом народе. Прибытие живого князя произвело сильное впечатление на буров (включая президента Крюгера), равно как и его национальный грузинский костюм (куладжа), в котором его принимали за казака, а его слугу (Сапарова) — за телохранителя. Позднее появилась легенда, что Николоз Багратиони-Мухранский командовал одним из отрядов бурской армии (на самом деле участвовал рядовым в составе французского отряда в бою при Дрифонтейне (Driefontein) 10 марта 1900 г. и 5 апреля 1900 г. у Бошофа (Boshof) в составе «Иностранного легиона» (сборного отряда иностранных добровольцев под руководством французского полковника (трансваальского боевого генерала) графа Вильбуа-Марея), во втором сражении князь Багратион был взят британцами в плен). Вернувшись на родину, в Грузию, он написал книгу «У буров» (напечатана на пишущей машинке на русском языке), которая была переведена на грузинский и издана только в 1951 году. Мемуары князя Багратиона-Мухранского об участии в англо-бурской войне крайне неточны — достаточно сказать, что последний бой, в котором он участвовал 5 апреля 1900 г., длился 2-3 часа, а он пишет, что десять дней. Кроме зарисовок о быте буров, о стране и о пребывании в плену на острове Святой Елены, почти всё остальное написанное им — сильно приукрашенные устные рассказы на основе газетных сообщений о событиях войны, где перемешано всё в кучу.

Другим известным русским добровольцем был будущий видный политический деятель Александр Гучков, воевавший в Африке вместе со своим братом Фёдором. Он был ранен в ногу и попал в плен. Русский офицер Евгений Августус, взявший отпуск в полку для участия в Англо-бурской войне, в 1902 году по возвращении в Россию опубликовал книгу мемуаров.

В качестве военного корреспондента газеты Новое время, на стороне буров находится будущий геополитик А. Вандам, публикуя в ней свои «Письма о Трансваале».

Даже американцы, несмотря на культурную и языковую близость с британцами, в этой войне были полностью на стороне буров, боровшихся за свою независимость (отголоски войны за независимость США). Добровольцы из США также принимали участие в войне на стороне буров.

Интересные факты

• Именно после этой войны, сначала у британских офицеров, а затем распространившись по многим странам, появилась примета не прикуривать троим от одной спички. Во время войны считалось, что в темноте, давая прикурить первому — выдаёшь свою позицию, прикуривая второму — даёшь возможность буру оценить расстояние, прикуриваешь сам — бур стреляет. У многих британских офицеров той войны были основания для подобной приметы: действительно, в этом случае спичка не только намного дольше горит, но и обозначает позиции сразу трех человек.
• В период англо-бурской войны британцы стали использовать практику концентрационных лагерей, которая впервые была применена в американо-испанской войне. В лагеря сгоняли не только военнопленных, но и местных жителей. В этих лагерях из-за плохого питания и антисанитарных условий в общей сложности погибло 4177 женщин и 22074 детей.

• В войне в качестве военного корреспондента одной из британских газет принимал участие в звании лейтенанта Уинстон Черчилль. Во время одной из стычек с бурами (частичное крушение бурами британского бронепоезда «Длинноволосая Мэри») он попал в плен и был отправлен в Преторию. Он смог бежать из плена в декабре 1899 г. (обманув при этом командира бронепоезда капитана (позднее — генерал-майора) Алмера Халдейна, с которым условился убежать вместе и который смог убежать лишь спустя три месяца в марте 1900 года) и (с помощью британцев — инженера Ховарда и паровозного машиниста Дюснапа) перебраться по железной дороге в португальский Мозамбик, откуда снова вернулся на театр военных действий. Буры назначили за голову сбежавшего Черчилля награду в 25 британских фунтов. Типографское объявление об этом Черчилль до конца жизни держал на стене своего кабинета в рамке под стеклом. Удачный побег военного журналиста прогремел на весь мир, Черчилль был избран в Парламент Великобритании и написал интересные мемуары. Другими словами, отчасти его участие в англо-бурской войне и успешный побег явились основой для последующей политической карьеры (бронепоезд «Длинноволосая Мэри» после этого стали в шутку называть «Смертельная ловушка Уинстона Черчилля»).

Война в искусстве

• Фильм «Объездчик Морант».
• Роман А.Нимана «Питер Мариц — юный бур из Трансвааля» рассказывает о противостоянии буров и зулусов, коренных народов ЮАР, британским войскам в первой англо-бурской войне (1880—1881). Издано в 1940 г.
• Роман Л. Буссенара «Капитан Сорви-голова» (1901). В этом романе автор описывает приключения юноши-француза, собравшего свой отряд разведчиков для буров. Отношение к бурам несколько идеалистическое, хотя и описаны в общем реально имевшие место события.
• Артур Конан-Дойл в книге «Война в Южной Африке» (1902) тоже описал эту войну, но уже с точки зрения британцев. Книга претендует на исторический труд. Однако Британская империя сильно нуждалась в подъёме боевого духа через прессу и литературу, потому книга получила правительственное одобрение и приобрела некоторую популярность.
• В России общественное мнение было всецело на стороне маленьких республик. Была сложена песня на русском языке «Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне…».
• Роман О. Корякова «Странный генерал» об уральских старателях, отправившихся в Южную Африку.
• В 2005 году южноафриканский музыкант Бок ван Блёрк (настоящее имя — Луис Пеплер) записал песню De la Rey, посвященную генералу Куусу Деларею. Песня стала невероятно популярной среди белых жителей ЮАР. Первый диск фан Блёрка — альбом под названием этой песни — стал самым популярным дебютным альбомом за всю историю южноафриканской музыки. В песне, в частности, есть такие слова:

Де Ла Рей, Де Ла Рей, к нам возвращайся скорей,

Де Ла Рей, Де Ла Рей

Генерал, генерал, по стране мы пройдем, словно шквал,

Генерал Де Ла Рей.

Королевская рать

Хочет землю у нас отобрать?

Наши горы у нас за спиной,

И стоим мы стеной!

Гордый бур — он упрям,

В нем трусости нет ни грамм:

Помнит эти слова

Войско Трансваальского Льва!

— (Перевод Е. Витковского)

• Авторами текста, обычно приписываемого самому Боку ван Блёрку, на самом деле являются Йохан Форстер и Шон Элсе.
• В книгах российского фантаста Романа Злотникова «Генерал-адмирал» и «На переломе веков», написанных в жанре альтернативной истории, существенное внимание уделяется сотрудничеству главного героя — «альтернативного» великого князя Российской империи Алексея Александровича с бурскими государствами, а также собственно англо-бурской войне. Ввиду политики главного героя, хотя буры и терпят поражение, но британцам победа достаётся весьма большой кровью. Гибнут Сесил Родс, фельдмаршал Робертс, а также молодой Черчилль.
• С войной совпадает по времени действия один из романов Саги о Форсайтах Дж. Голсуорси — «В петле». Третье поколение Форсайтов отправляется воевать. Один из героев, Джолли, гибнет в лазарете: «Болезнь свалила его прежде, чем он успел понюхать пороху».
• Англо-бурская война является сюжетообразующим событием для «Трёхгрошового романа» Бертольда Брехта. Главные герои проворачивают аферу на махинациях с кораблями, предназначенных для доставки войск из Англии в Африку.

См. также

• «Англо-Бурская война» (самое первое описание войны, сделанное Артуром Конан Дойлем)
• Восстание Марица

Ссылки

• [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/HISTORY/AFRIQUE.HTM Россия—Южная Африка: история контактов] (рус.). — Воспоминания русских добровольцев на англо-бурской войне.
• [www.hagsoc.org.au/sagraves/maps/times_map.php The Times map of South Africa 1900] (англ.). — Карты Южной Африки периода англо-бурской войны. [www.webcitation.org/65njVstQo Архивировано из первоисточника 29 февраля 2012].
• [www.pinetreeweb.com/conan-doyle-map-index.htm Arthur Conan Doyle, The Great Boer War, Map Index] (англ.). — Карты, прилагающиеся к оригинальному изданию книги Артура Конан Дойля "Англо-бурская война". [www.webcitation.org/65njWgrRw Архивировано из первоисточника 29 февраля 2012].

Литература

• Дроговоз И. Англо-бурская война 1899-1902 гг.. — Минск: Харвест, 2004. — ISBN 985-13-1817-5.
• Христиан Девет. [militera.lib.ru/memo/other/dewet/index.html Мемуары бурского генерала]
• Артур Конан-Дойль. [militera.lib.ru/h/conan_doyle_a/index.html Англо-Бурская война]
• Война Англии с Южно-Африканскими Республиками 1899—1901 гг. Отчёт командированного по Высочайшему повелению к войскам Южно-Африканских Республик Генерального штаба полковника Ромейко-Гурко. Издание Военно-учёного Комитета Главного штаба. Санкт-Петербург. Военная типография. 1901.
• Война англичан с бурами. Редактировано 2-м бюро французского Генерального штаба. Перевод с французского Н. А. Болотова. СПб., 1905
• И. А. Никитина Захват бурских республик Англией (1899—1902 гг.), М., 1970.
• Двадцать три года под солнцем и среди бурь Южной Африке Адольфа Шиля, бывшего обер-команданта корпуса германских волонтёров в Южно-Африканской Республике, СПб., 1903.
• Рубанов В. От Петербурга до Претории. СПб., 1900.
• Сборник материалов по англо-бурской войне в Южной Африке 1899—1900. Военно-учёный комитет Главного штаба. XXI том. СПб., 1900—1905. Выпуски I—XII, 1900; XIII—XVII, 1901; XVIII—XX, 1902; XXI, 1905.
• Свечин А. А. [militera.lib.ru/science/svechin2b/08.html Англо-бурская война 1899—1902 гг] // [militera.lib.ru/science/svechin2b/index.html Эволюция военного искусства]. — М.-Л.: Военгиз, 1928. — Т. II.
• Стахович П. А. Очерки англо-бурской войны. СПб., 1901.
• Англо-бурская война 1899—1902 гг. и её отражение в художественной литературе. 2-е издание переработанное и дополненное. М. Memories. 2008. (Редакторы-составители Шубин Г. В. Воропаева Н. Г. Вяткина Р. Р. Хритинин В. Ю.)
• Роза Бургер, бурская героиня или золотоискатели в Трансваале. Роман из англо-бурской войны. Т. I.(444 °C.), Т. II. (424 °C.), Т. III (402 °C.). М. Memories. 2009.(Авторы-редакторы Шубин Г. В. Воропаева Н. Г. Вяткина Р. Р. Хритинин В. Ю. Рощина Л. А.)

Отрывок, характеризующий Англо-бурская война (1899—1902)

Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!